Жестокий мир мужчин - Татьяна Полякова

Яков Васильевич довольно хохотнул.

— В самом деле, зачем? Но ты все-таки расскажи… Я покосилась с удивлением, а он продемонстрировал в широчайшей улыбке все свои золотые зубы.

— Вы ведь знаете, кто мой муж? — помолчав, спросила я.

— Конечно.

— Его арестовали в ту ночь, когда расстреляли ваших друзей на Катинской. Что-то странное произошло тогда… Объяснять не берусь, но это как-то связано. Кто-то расправился с вашими друзьями и подставил Илью. Кто-то, кому очень хотелось разом избавиться от всех конкурентов. Думаю, это один и тот же человек или люди. Серьезной критики сказанное мной, возможно, не выдерживает, но я доверяю интуиции…

— Ясно, — кивнул Яков Васильевич, глядя на меня очень внимательно и без улыбки. — Ну и что ты узнала?

— Да почти ничего, — пришлось сознаться мне. — Правда, появились свидетели, которые видели убийцу Андрея, хотя…

— Я понял, — кивнул он. — Свидетели, конечно, сразу сыграли в ящик?

Я посмотрела ему в глаза, подумала и кивнула.

— Ты ведь рассказала о них своему менту, я имею в виду Дерина Всеволода Павловича?

— Послушайте… — нахмурилась я, он хохотнул и махнул рукой:

— Мент продажный. Сволочь редкая. Склизкий, как червяк, и подловить его непросто. Хотя пытались.

— Вы хотите сказать, что расстрел ваших друзей — дело рук милиции?

— Не той милиции, что ты имеешь в виду. Кто-то очень хитрый стоит за всем этим.

Я налила еще чаю и стала размешивать ложкой песок, ложка билась о тонкие фарфоровые стенки, противно звеня, а я этого не замечала.

— Вы знаете кто? Он засмеялся:

— Нет. Я тебе больше скажу. Никто не знает.

— Вам не кажется это странным? — усомнилась я. — Конечно, я не специалист по криминалу, но здравая логика подсказывает: кому-то было выгодно это убийство, и после него этот человек заметно преуспел в делах.

— То-то и оно. Его нет. То есть никто не знает, что оно такое, где находится и с чем его едят.

— А пытались узнать?

— Само собой. Может, и узнавали, но донести до прочих эту радостную весть не успел никто, что-нибудь обязательно случалось по дороге.

— Но ведь это невероятно, — хмыкнула я, подумав: а что, если сидящий передо мной человек попросту псих? Точно прочитав мои мысли, он ответил:

— Я не чокнутый… Пять лет назад в городе были две реальные силы. Для простоты назовем их стариками и молодежью. Стариков объединяло подобие закона, хлипкое единство — и все же… Молодняк старался каждый для себя. В целом соблюдалось равновесие, и никто не рисковал его нарушить. И вдруг этот расстрел. Тебе трудно представить, что это значило тогда…и что за человек мог отважиться на такое… А потом пошли вовсе чудные вещи: никто не понимал, что происходит. Людям звонили по телефону, объясняли, что они должны делать, а если они отказывались, то очень быстро умирали. За первые полгода погибли шестнадцать человек, это только из тех, кого я знаю, всякая мелочь не в счет. Еще семерых посадили — и всех по липовым обвинениям. Кто-то стряпал дела, как бабка блины в Масленицу…

— И не осталось никого, кто бы мог разобраться во всем этом? — подсказала я.

Он засмеялся громко и зло, посмотрел на меня и откинул плед в сторону.

— Я пытался.

Натолкнувшись взглядом на аккуратно сложенные пустые штанины пижамы, подколотые булавками, я поежилась, а он весело добавил:

— Мне повезло, так повезло, что и поверить трудно. Машина разлетелась на куски, четверых парней в окрошку, а я жив остался. До сих пор не могу поверить. Поневоле начнешь богу молиться.

— После этого вы больше не проявляли любопытства?

— После этого я стал пенсионером. Живу с внучатым племянником на даче, молоко пью, со старушками в лото играю, птичек слушаю и радуюсь жизни…

— А меня позвали, чтобы доброе дело сделать, предупредить: то, что я ищу, ужасно и опасно и оставит меня без головы.

Он опять засмеялся, но теперь уже тише и спокойнее.

— Я не такой добрый.

— Слава богу, — вздохнула я. Его рассказ произвел впечатление, но в нем не было никакого намека на происшествия той ночи, а именно это меня интересовало больше всего.

Мы помолчали, я выжидательно смотрела на хозяина, он улыбнулся и заявил:

— У тебя получится. Вот увидишь.

— Что получится? — не поняла я.

— Разобраться. Я людей нутром чую, у тебя получится, можешь мне поверить. — Тут он возвысил голос и позвал:

— Миша!

— Аудиенция окончена? — поинтересовалась я. В ответ он кивнул. — Слушайте. — Мне пришлось поторопиться. — Всему происходящему всегда есть логичное объяснение. Например, когда Илья оказался в тюрьме, хозяином в районе стал Мирон, значит…

— Ничего не значит, — развеселился Яков Васильевич. — Мирон пешка, которую кто-то ловко дергает за веревочки. Думаю, он сам точно не знает кто. Так же, как все остальные.

— Но вы ведь не думаете, что это Севка… я имею в виду Дерин, создал криминальную империю…

— Об этом ты у него поспрашивай, — перебил меня хозяин.

Миша бесшумно приблизился, и, кажется, мне ничего не оставалось, как встать и проститься. Что я и сделала.

Спускаясь по ступеням, я все-таки решилась и, повернувшись к хозяину дачи, спросила:

— Слушайте, какого черта меня сюда привезли? Он опять улыбнулся, на этот раз улыбка вышла довольно подлой.

— Твой Илья возвращается, теперь начнется самое интересное.

— Что начнется? — испугалась я. Он развел руками:

— Посмотрим. Что еще остается одинокому инвалиду.

— Умеете вы людям голову морочить, — вздохнула я, а он хихикнул и заявил:

— Я злопамятный инвалид. Очень злопамятный.

И ошибаюсь редко. Если честно, я такого случая даже не помню.

— И что из всего этого я должна понять? — ахнула я.

— Ты поймешь, — заверил он и противно засмеялся.

— Ладно, если вам так хочется. Желаю выиграть сегодня вечером, — добавила я и торопливо пошла по тропинке, Миша ждал у калитки.

Мы молча прошествовали вдоль забора и оказались возле «Форда».

— Он нормальный мужик, — неожиданно заявил Миша.

— В смысле не псих? — усмехнулась я, а он ответил серьезно:

— В смысле неплохой человек.

— Тебе лучше знать, вы родственники… Давно он так? Я имею в виду, без ног?

— Четыре года, даже больше. В общем-то, он мне никакой не родственник, но мужик интересный, а главное — стоящий. — Тут он на меня посмотрел и спросил:

— Зачем звал?

— Секрет, — усмехнулась я, а потом вздохнула и добавила:

— Нет никакого секрета, просто я ничего не поняла. Разговор вышел затейливый и путаный.

— Это он может, — кивнул Миша. — Иной раз минут десять молотит языком, а ничего не скажет.

Я хохотнула, а Миша вроде бы обиделся и замолчал. Через некоторое время мы вернулись в город. Возле парка стояла моя машина, никакой охраны поблизости не наблюдалось, но выглядела она целехонькой, и повода возмущаться не было.

— Спасибо, — сказала я Мише, тут же подумав, что это, должно быть, выглядит глупо.

— Не за что, — ответил он. — Я же говорил, ничего не бойся.

Я хлопнула дверью и зашагала к своей машине, не удержалась и помахала Мише рукой на прощание. Он ответил тем же. А я поторопилась покинуть данное место.

Однако минут через пять передо мною возник вопрос: куда направиться? Домой не хотелось — там могли появиться Сашка, Лерка или Севка, чего доброго. А видеть сейчас кого-либо из них желания не было. Поколесив немного по узким улочкам, я решила покинуть город. Погода вполне подходящая, а чужая дачная жизнь вдохновила меня на загородную прогулку.

Через час я остановила машину на лесной полянке. Оказалась я здесь, свернув на проселочную дорогу с указателем «Кощеево, 5 км», но до неведомого Кощеева так и не доехала, заприметила едва заметную дорожку, уходящую в лес, и по ней направилась.

Открыла двери машины настежь, а сама легла в траву. Закинула руки за голову и стала разглядывать облака, из-за яркого солнца делать это было трудно даже в очках, пришлось сложить руки козырьком. Одно облако очень походило на бегемота, и я принялась наблюдать за ним. Бегемоты мне всегда нравились. Большие, толстые, добродушные, смешной нос, крохотные ушки. Как-то я прочитала, что животные эти весьма опасны и коварны, и очень возмутилась. Не бегемотами, а теми, кто это написал. Верить в такое не хотелось, вот я и не поверила… Облачный бегемот лишился трех лап (четвертой не было с самого начала) и вообще стал распадаться на куски, а я перевела взгляд на огромного голубя, он был больше бегемота и почему-то раздражал…

— Сукин сын, этот Яков Васильевич! — разозлилась я. — Однако для чего-то он меня нашел и мило болтал со мною почти целый час. Любитель ребусов. Он очень точно сравнил себя с пауком. Действительно паук, злой, хитрый, плетущий невидимую паутину… Ну его к черту! Завтра, максимум через два дня, вернется мой муж. Бывший. Может, для него бывший, а для меня — настоящий.