Штамм. Вечная ночь - Гильермо дель Торо

Когда жители города, узнав, что Лот принимает таинственных чужестранцев, собрались у его дома, их крики увлекли Озриэля. Люди размахивали факелами и оружием, требовали, чтобы им показали гостей, чтобы представили их. Горожан так возбудили слухи о красоте чужеземцев, что они возжелали овладеть ими. Жестокая чувственность толпы очаровала Озриэля, напомнила ему о его собственных желаниях, и когда Лот вышел объясняться с толпой (он предлагал вместо чужестранцев своих невинных дочерей, но толпа стояла на своем), Озриэль воспользовался своей силой и невидимым выскользнул из дома.

На какое-то время он ослепил собравшихся, а потом держался в нескольких шагах от них, скрывшись в проулке и ощущая сумасшедшую энергию, свойственную толпе, энергию, так непохожую на божественную. Но красота и радость, сии божественные дары, наполняли и их. Эти взволнованные мешки плоти (выражение их лиц постоянно менялось) бушевали в унисон, желая совокупления с чужеземцами на самый животный манер. Их похоть была такой чистой… и такой заразительной.

О пороках Содома и Гоморры сказано много, но почти никто не видел, как Озриэль шел по вымощенным алебастром улицам города, освещенным сложной системой бронзовых масляных светильников. Золоченые и посеребренные дверные рамы украшали портики всех домов в пределах трех концентрически расположенных городских площадей.

Золоченый портик обещал праздник плоти, серебряный сулил более темные наслаждения. Те, кто проходил через серебряные, искали усладу в жестокости или насилии. Господь не мог простить именно этого. Не изобилия и несдержанности, а отвратительного садизма жителей Содома и Гоморры по отношению к путешественникам и рабам. Это были неприветливые и неотзывчивые города. Рабов и пленников привозили сюда для владельцев серебряных портиков.

И то ли по замыслу, то ли случайно Озриэль вошел в серебряную дверь. Хозяйка оказалась женщиной коренастого сложения со светло-оливковой кожей. Грубая, неопрятная — жена надсмотрщика за рабами, интересующаяся только деньгами. Но в ту ночь со своего поста в прихожей этого дома наслаждений она увидела в золотистом свете горящей лампы красивейшее, великодушнейшее существо человеческой наружности. Архангелы были совершеннейшими бесполыми сосудами. У них была безволосая, безупречная, переливчатая кожа и глаза с жемчужным блеском, белые, как и слоновая кость их зубов, десны, идеальные пропорции изящных конечностей. У них не было и намека на гениталии: биологическая подробность, которая косвенным образом отзовется в том ужасе, что накроет планету.

В сиянии красоты Озриэля — этого милостивого великолепия — женщине захотелось плакать и просить прощения. Но долгие годы, что она отдала профессии, закалили ее, и она подавила в себе желания. Видя изощренные жестокости в стенах этого заведения, архангел почувствовал, как врожденная благодать покидает его (оставляя в нем одно лишь желание), и, не зная толком, чего ищет, он вдруг понял, что нашел.

Озриэль импульсивно схватил хозяйку за шею, прижал спиной к низкой каменной стене, увидел, как прежнее выражение на лице женщины сменилось страхом. Озриэль почувствовал сильные, но и уязвимые сухожилия горла женщины, потом поцеловал их, лизнул, ощущая на языке вкус ее соленого едкого пота. А потом страстно вонзился в нее зубами, сильно и глубоко, принялся рвать ее плоть, артерии, словно струны арфы — трень, трень, — и в исступлении пить кровь, хлеставшую из ран. Озриэль убил эту женщину не в качестве подношения всемогущему властелину, но просто для того, чтобы познать Его.

Познать. Овладеть. Взять верх и низвергнуть.

И вкус крови, и смерть коренастой женщины, и легкость, с какой сила переходит от одного к другому, — все это явилось для него чистейшим экстазом. Поглощение крови, состоящей из сущности и славы божественного, — и при этом пресечение потока, который есть божественное присутствие, — повергло Озриэля в неистовство. Ему захотелось еще. Почему Бог отказывал в этом ему, своему любимцу? В амброзии, скрытой в несовершенных существах.

Говорят, вино из самых плохих ягод имеет наилучший вкус.

Но теперь Озриэль задавался вопросом: а каково на вкус вино из самых сочных ягод в мире?

Озриэлю, у ног которого в кровавой луже, серебрящейся в свете полной луны, лежало бездыханное тело, не давала покоя одна мысль: есть ли кровь у ангелов?

Мемориальная библиотека Лоу, Колумбийский университет

Мистер Квинлан закрыл «Люмен», поднял глаза и увидел Фета с Гусом — они были полностью вооружены и готовы. Многое еще предстояло узнать о происхождении Владыки, но его голова уже гудела от сведений, почерпнутых из книги. Он сделал несколько записей на память, обвел кружком пару транскрипций и поднялся. Фет взял манускрипт и, завернув в тряпье, сунул в рюкзак, а рюкзак протянул мистеру Квинлану.

— Я это с собой не возьму, — сказал он. — И если мы не выйдем оттуда живыми, вы должны знать, где она спрятана. Если нас поймают и попытаются выудить, где она… ну, даже под пытками невозможно сказать того, чего не знаешь…

Мистер Квинлан слегка кивнул, принимая его аргумент.

— Откровенно говоря, я рад от нее избавиться…

Если вам угодно.

— Да, угодно. Так вот… если нам не удастся уйти оттуда… — сказал Фет. — У вас будет необходимый инструмент. Завершите борьбу. Прикончите Владыку.

Нью-Джерси

Альфонсо Крим сидел в белом, как яичная скорлупа, обитом бархатом удобном кресле с откидывающейся спинкой, его скрещенные ноги в кроссовках «Пума» покоились на специальной подставке, а в руке он держал собачью игрушку из жесткой резины. На полу столовой, пристегнутые к широкой деревянной ножке тяжелого стола, лежали два его пса-полукровки (помесь собаки и волка) Амбассадор и Скилл, их стальные глаза следили за красно-белым полосатым мячиком.

Крим сдавил игрушку, и звери зарычали. Ему это казалось забавным, а потому он снова и снова мял игрушку.

Роял, первый помощник Крима (командовавшего потрепанными в боях «Джерсийскими сапфирами»), сидел на нижней ступеньке лестницы, наливая кофе в кружку. Раздобыть никотин, коноплю и подобные вещества становилось все труднее, а потому Роял наскоро сварганил цепочку поставки единственного надежно доступного зла в этом новом мире — кофеина. Он отрывал кусочек кофейного фильтра, сворачивал пакетик, в который насыпал молотый кофе, потом засовывал его в рот между щекой и десной, словно жвачку. Кофе был горьким, но поддерживал тонус Рояла на высоте.

Мальво сидел у окна, приглядывая за улицей — не пройдет ли автоколонна. «Сапфиры» занялись угонами, чтобы не умереть с голоду. Кровососы изменяли маршруты, но Крим собственными глазами видел несколько дней назад поставку продовольствия, и, по его расчетам, следующая должна была состояться со дня на день.

Первым делом Крим должен был накормить свою команду. Голод плохо сказывался на боевом духе. Вторым делом было накормить Амбассадора и Скилла. Чуткие волчьи носы и врожденный инстинкт выживания не раз предупреждали «сапфиров» о грозящей атаке кровососов. Третьим делом было накормить их женщин. Женщины не представляли собой ничего особенного, несколько отчаянных заблудших душ, попавшихся на пути, но это были женщины, живые и теплые. «Живой» теперь означало «сексуальный». Стоило их накормить, и они становились тихими, благодарными и близкими, и это было хорошо для команды. И потом, Криму не нравились тощие, кожа да кости. Он любил пухленьких.

Вот уже несколько месяцев он сражался с кровососами на своей старой территории, дрался, чтобы остаться живым и свободным. Человеку трудно было укрепиться в этой новой экономике крови. Деньги и собственность здесь ничего не значили, даже золото не имело никакой цены. Единственное, что ценилось на черном рынке, так это серебро, если не считать еды. Люди из «Стоунхарта» забирали все серебро, на какое им удавалось наложить свои грязные руки, и закрывали его в неиспользуемых банковских хранилищах. Серебро являло собой угрозу для кровососов; впрочем, сначала нужно было придать ему форму оружия, а серебряных дел мастера были теперь в дефиците.

Новой валютой стала еда. Воды пока было в достатке, если ее кипятить и фильтровать. «Стоунхарт индастриз», трансформировав фасовочные мощности при бойнях в кровезаборных лагерях, сохранила свою логистическую систему. Кровососы, захватив всю организацию, контролировали систему распределения. Пищу производили на фермах рабы. Короткое двух-трехчасовое окошко ежедневного светлого времени компенсировалось обильным ультрафиолетовым освещением в теплицах, где выращивали фрукты и овощи, в громадных складских помещениях, превращенных в курятники, свинарники и коровники. Ультрафиолетовый свет был гибелен для кровососов, а потому в эти помещения доступ имели только люди.