Штамм. Вечная ночь - Гильермо дель Торо

Насколько я понимаю, доктор Гудвезер?

Эф посмотрел на него. Еле заметно кивнул. Мистер Квинлан взглянул на Фета:

Я пришел в надежде, что мы достигнем соглашения.

Мемориальная библиотека Лоу, Колумбийский университет

В библиотеке Колумбийского университета в гулкой ротонде читального зала (этот гранитный купол до сих пор оставался самым большим в стране) за столом напротив мистера Квинлана сидел Фет.

— Вы помогаете нам проникнуть в лагерь — и читаете книгу, — сказал Василий. — Это наше последнее слово…

Я это сделаю. Но вы должны понимать, что преимущество противника — и стригои, и люди — будет подавляющим.

— Мы знаем, — сказал Фет. — Так вы поможете нам прорваться? В уплату за книгу.

Помогу.

Здоровенный крысолов расстегнул молнию потайного кармана в рюкзаке и вытащил большой сверток.

Вы носите ее при себе?

В вопросе Рожденного слышалось недоумение.

— Не могу придумать более безопасного места, — улыбнулся Фет. — Спрятал на виду. Кто захочет получить книгу, должен будет сначала убить меня.

Ох, нелегкая задача, вот уж точно.

— Не самая легкая, — пожал плечами Василий, разворачивая тряпки. — «Люмен».

Квинлан почувствовал, как холодная волна прошла по его спине. Редкое ощущение для существа столь древнего. Фет посмотрел на вампира, принявшегося разглядывать книгу, потрескавшийся кожаный переплет.

— Я снял серебряные пластины. Корешок слегка повредился, но не слишком. Так она выглядит скромной и незначительной.

А где эти накладки?

— Я их спрятал. Неподалеку.

Квинлан посмотрел на него.

Вы не перестаете меня удивлять, крысолов.

Фет пожал плечами, отметая комплимент.

Старик сделал правильный выбор, мистер Фет. У вас простое сердце. Оно знает то, что знает, и действует соответственно. Бо́льшую мудрость трудно найти.

Рожденный сел, скинув черный полотняный капюшон с идеально гладкой белой головы. Перед ним, раскрытый на одной из иллюстрированных страниц, лежал «Окцидо люмен». Поскольку серебряная кайма была противна вампирской природе, он осторожно переворачивал страницы карандашом — концом с резинкой. Только раз он прикоснулся к середине одной из страниц кончиком пальца — так слепой прикасается к лицу любимой.

Этот документ был священным. Он описывал сотворение и историю вампирского рода, а потому упоминал и Рожденных. Представьте себе человека, которому позволили посмотреть книгу о его сотворении, где раскрываются многие — если не все — тайны жизни. Ярко-красные глаза мистера Квинлана с напряженным интересом разглядывали страницы.

Я читаю медленно. Текст очень плотный.

— И не говорите! — подхватил Фет.

И еще тут много скрытых символов. В изображениях и водяных знаках. Я своими глазами вижу их лучше, чем вы, но требуется некоторое время.

— А именно его у нас и нет. Сколько вам нужно?

Рожденный стрелял глазами по странице.

Не могу сказать.

Фет понимал, что его тревожность отвлекает мистера Квинлана.

— Мы готовим оружие. У вас есть около часа — потом вы пойдете с нами. Мы должны спасти Нору…

Василий развернулся и пошел прочь. Не успел он сделать и трех шагов, как «Люмен», Владыка и апокалипсис исчезли. В его голове осталась только Нора.

Мистер Квинлан склонился к книге и начал читать.

Вторая интерлюдия

«Окцидо люмен»: история Владыки

Был и третий.

В каждой из священных книг — Торе, Библии и Коране — рассказывается о разрушении Содома и Гоморры. В некотором роде об этом рассказывается и в «Люмене».

В восемнадцатой главе Книги Бытия перед Авраамом появляются три архангела в человеческом обличье. Говорится, что двое из них направились потом к обреченным городам долины, где остановились у Лота, пиршествовали с ним, а позднее были окружены жителями Содома, которых они ослепили, прежде чем уничтожить город.

О третьем архангеле будто специально ничего не сообщается. Он скрылся. Потерялся.

Вот его история.

Пять городов располагались в просторной цветущей долине реки Иордан, близ того, что теперь зовется Мертвым морем. И из всех Содом был самым высокомерным, самым красивым. Он вырос на благодатной земле и стал символом богатства и процветания.

Орошаемый целым комплексом каналов, он разрастался на протяжении веков, ответвляясь лучами от водных потоков. В конечном счете город принял очертания, отдаленно напоминающие голубя в полете. Контуры его территории в десять акров были зафиксированы в этой форме после возведения стены около 2024 года до нашей эры. Стены имели высоту примерно двенадцать метров и толщину два метра, сооружены они были из глинобитного кирпича и облицованы гипсом, благодаря чему ярко сверкали на солнце. Дома за ними стояли очень тесно, чуть ли не друг на друге; самым высоким сооружением был храм, воздвигнутый в честь ханаанского божества Молоха. Население Содома составляло около двух тысяч жителей. Они не испытывали недостатка во фруктах, пряностях и зерне — город процветал. В лучах заходящего солнца сверкали стекло и позолоченные бронзовые плитки, устилавшие крыши десятка дворцов.

Мощные городские ворота защищали это богатство. Монументальный аркообразный вход образовали шесть огромных валунов неправильной формы, ворота же были сделаны из железа и твердых пород дерева, не боящихся ни огня, ни тарана.

У этих ворот и оказался Лот, сын Арана, племянник Авраама, когда к нему подошли три существа света.

Бледные, светящиеся и таинственные. Сущностью божественные создания, они были лишены всякой скверны. Из спины каждого выходили по четыре отростка, наполненные перистым светом, их можно было легко принять за светящиеся крылья. Эти четыре выступающие конечности на спинах существ чуть шевелились в такт движениям так же естественно, как двигаются руки при ходьбе. С каждым шагом существа обретали форму и массу, и наконец они остановились, обнаженные и немного растерянные. Их кожа светилась, точно чистейший алебастр, а их красота служила Лоту болезненным напоминанием о его собственном несовершенстве смертного.

Их отправили наказать гордыню, разложение и жестокость, процветавшие за высокими стенами города. Посланцами были Гавриил, Михаил и Озриэль — самые доверенные и любимые создания Господа, Его самые безжалостные солдаты.

Из них Озриэль пользовался наибольшим расположением. Он намеревался посетить этой ночью городскую площадь, куда им и было приказано направиться, но Лот уговорил их остановиться у него в доме. Гавриил и Михаил согласились, а потому Озриэль, третий, более всего озабоченный падением нравов в городах, подчинился желанию своих собратьев. Из всех троих именно Озриэль носил в себе голос Господа, силу разрушения, которая сотрет с лика земли два этих грешных города. Он был, согласно всем текстам, любимцем Господа, Его самым защищенным, самым прекрасным созданием.

Лот жил в богатстве, обладал землей, скотом и благочестивой женой. А потому пиршество в его доме было обильным и разнообразным. Три архангела ели, как люди, а две невинные дочери Лота омывали их ноги. Физические ощущения для трех ангелов были в новинку, но Озриэля они переполнили, достигли такой глубины, какой не познали двое других. Так впервые проявилась индивидуальность Озриэля, его отход от божественной энергии. Бог — это скорее энергия, а не антропоморфное существо, и язык Бога — биология. Красные кровяные тельца, принцип магнитного притяжения, неврологический синапсис — каждое из этих проявлений есть чудо, в каждом присутствует и протекает Бог. Когда жена Лота порезалась, готовя травы и масло для омовения, Озриэль с любопытством исследовал ее кровь, его возбудил запах крови. Искусил его. А как был великолепен ее цвет, роскошен… как жидкий рубин, сверкающий в пламени свечи. Женщина (с самого начала возражавшая против прихода гостей) отпрянула, увидев, как архангел разглядывает ее ранку, как его захватило зрелище.

Озриэль прежде много раз спускался на землю. Он присутствовал при смерти Адама в году девятьсот тридцатом, он видел, как человек, смеявшийся над Ноем, утонул в бушующих водах потопа. Но он всегда появлялся в форме духа, его существо оставалось привязано к Господу, не обретало телесной оболочки.

И потому Озриэль никогда прежде не испытывал голода. Никогда прежде не испытывал боли. А теперь поток ощущений захлестнул его. Теперь, почувствовав земную твердь под ногами… почувствовав, как ночной воздух ласкает его руки… вкусив пищу, взращенную на земле и приготовленную из низших млекопитающих, он понял: то, что он намеревался воспринимать с расстояния, бесстрастным взглядом путешественника, на самом деле притягивает его к человечеству, к самой земле. К самому роду животных. Холодная вода струилась по его ногам. Пища распадалась на составные части во рту, в его пищеводе. Физические ощущения манили, и любопытство Озриэля взяло верх над божественной сущностью.