Поэмы - Алишер Навои

ГЛАВА XXV

ФАРХАД У СОКРАТА

Пещера Сократа. Тысячелетнее ожидание.

Предсказание судьбы Фархада.

Роковая любовь и бессмертная слава.

Свойства зеркала Искандара.

Когда Сократ зари свой светлый взорУже направил на вершины гор

И астролябией небесных сферОсуществлял надмирный свой промер, —

Фархад молитвы богу воссылалИ буйного коня опять седлал.

Не колебался, — верил свято он,Что путь найдет к горе Сократа он.

Пошли за ним вазир и сам хакан,Но не гремел походный барабан:

Войскам на месте быть велел Фархад,В охрану взял он лишь один отряд…

Пустынную равнину перейдя,Цветущую долину перейдя,

Остановились пред крутой горой:Земля — горсть праха перед той горой.

В стекле небес лазурном — та гора,Вздымалась до Сатурна та гора.

Она, как исполинский дромадер,Горбом касалась высочайших сфер.

Вершина — вся зубчата, как пила…Нет, не пилой, — напильником была,

Обтачивавшим светлый, костянойШар, нами именуемый луной.

Не сам напильник бегал взад-вперед, —Кость вкруг него свершала оборот.

Но, впрочем, шар отделан не вполне:Изъяны в виде старца — на луне.[58]

Не счесть ключей волшебных на горе,Не счесть и трав целебных на горе.

Подножию горы — обмера нет,В подножии — числа пещерам нет,

И так они черны, и так темны, —В них почернел бы даже шар луны.

Внутри пещер немало гор и скал,Там водопадов грохот не смолкал,

Текли там сотни озверелых рек,Вовек не прекращавших дикий бег.

В пещерах гор пещерных не одинКровавый змей гнездился — исполин…

Все о горе узнать хотел Фархад,И в чашу Джема поглядел Фархад.

Он увидал все страны света в ней, —Воочию не видел бы ясней.

Он на семь поясов их разделилИ Грецию в одном определил.

Затем в разведку взоры выслал он —И место той горы исчислил он.

Вот перед ним вся в зеркале она, —Пещера за пещерой в ней видна.

Он наяву не видел так пещер:Смотрело зеркало сквозь мрак пещер.

И вот одна: приметы говорят,Что в ней живет великий грек — Сократ.

Теперь Фархад нашел и тропку к ней.Все шли за ним, приблизясь робко к ней.

Вошел царевич, зеркало неся:Пещера ярко озарилась вся.

Препятствий было много на пути, —Казалось, им до цели не дойти.

Вдруг — каменная лестница. По нейОни прошли с десяток ступеней

И на просторный поднялись айван.Вновь переход кривой, как ятаган,

И в самой глубине возник чертог…Как преступить святилища порог?

Но голос из чертога прозвучал:Переступить порог он приглашал.

Вошли не все, а лишь Фархад с отцомИ с верным их вазиром-мудрецом,

Как мысли входят в сердца светлый дом,Так, трепеща, вошли они втроем.

Вступили в храм познания они —Ослепли от сияния они.

То совершенный разум так сиял,То чистый дух, как зодиак, сиял.

Свет исходил не только от лица, —Лучился дух сквозь тело мудреца.

Кто, как гора, свой отряхнул подолОт всех мирских сует, соблазнов, зол

И, с места не сдвигаясь, как гора,Стал воплощеньем высшего добра, —

Тот плоть свою в гранит горы зарыл,А дух в граните плоти он сокрыл.

Но и сквозь камень плоти дух-рубинЛучился светом мировых глубин…

Он в мире плотью светоносной был,Он отраженьем макрокосма был.

Все было высокосогласным в нем,А сердце было морем ясным в нем,

В котором сонм несметных звездных тел,Как жемчуг драгоценнейший, блестел!

Лик — зеркало познанья божества,В очах — само сиянье божества.

Где капля пота падала с чела, —Смотри, звезда сиять там начала.

Лишь телом к месту он прикован был,А духом — странником веков он был.

Любовь и кротость — существо его,А на челе познанья торжество.

Перед таким величьем мудрецаУ всех пришедших замерли сердца,

И дрожь благоговенья потряслаУпавшие к его ногам тела.

* * *

Сократ спросил, как долго шли они,Как трудный путь перенесли они

И через много ль им пришлось пройтиОпасностей, страданий на пути.

Но каждый, выслушав его вопрос,Как будто онемел и в землю врос.

Сказал мудрец хакану: «Весь ты сед,И много, верно, претерпел ты бед,

Пока моей обители достиг.Но не горюй, почтеннейший старик:

Сокровища, которым нет цены,Тебе уже всевышним вручены.

Но от меня узнай другую весть:Еще одна тебе награда есть.

Великим счастием отмечен ты:Знай — будешь очень долговечен ты.

Открылось мне в движении планет,Что жизнь твоя продлится до ста лет.

А если посетит тебя недугИ раньше срока одряхлеешь вдруг, —

Я камешек тебе сейчас вручу:К нему ты обратишься, как к врачу.

Ты этот камешек положишь в рот, —Недуг твой от тебя он отвернет,

И старческую немощь без следаОн устранит на долгие года…»

А Мульк-Аре сказал он в свой черед:«И ты немало претерпел тягот, —

Награду дать мне надо и тебе:Ту самую награду — и тебе.

Одна опасность вам грозит троим, —И мы пред ней в бессилии стоим.

Она — в соединенье двух начал, —Блажен, кто только порознь их встречал:

Начала эти — воздух и вода.Всевышний да поможет вам тогда…

Я все открыл вам…» Шаху с Мульк-АройКивнул Сократ учтиво головой

И сам их до порога проводил.Фархада обласкал он, ободрил

И так сказал царевичу: «О ты,Рожденный для скорбей и доброты!

Свой дух и плоть к страданьям приготовь:Великую познаешь ты любовь.

Тысячелетье уж прошло с тех пор,Как сам себя обрек я на затвор.

Я горячо судьбу благодарю,Что, наконец, с тобою говорю.

Ведь ждал все дни и ночи я тебя:Вот вижу я воочию тебя!

Мой час пришел — я в вечность ухожу.Послушай, сын мой, что тебе скажу:Знай, этот мир для праведных людей —Узилище и торжество скорбей.

Да, жизнь — ничто, она — лишь прах и тлен:Богатства, власть — все это духа плен.

Не в этом смысл земного бытия:Отречься должен человек от «я».

Найти заветный жемчуг не даноБез погруженья на морское дно.

Тот, кто от «я» отрекся, только тотК спасению дорогу обретет.

Дороги же к спасенью нет иной,Помимо жертвенной любви земной.

Любовь печалью иссушает плоть,В сухую щепку превращает плоть.

А лишь коснется, пламенно-светла, —И вспыхнет щепка и сгорит дотла.

Тебе любовь земная предстоит,Которая тебя испепелит.

Ее не, сможешь ты преобороть;Ты обречен предать страданьям плоть.

Отвержен будешь, одинок и сир,Но озаришь своей любовью мир.

Слух о тебе до дальних стран дойдет,Он до южан и северян дойдет.

Твоей любви прекрасная печальЗатопит и девятой сферы даль.[59]

Твоя любовь, страданьем велика,Преданьями пройдет и сквозь века.

Где б ни были влюбленные, — для нихСвященным станет прах путей твоих.

Забудет мир о всех богатырях,О кесарях, хаканах и царях,

Но о Фархаде будут вновь и вновьНароды петь, превознося любовь!..»

Сократ умолк, глаза на миг закрылИ, торопясь, опять заговорил:

«Пока глаза не смеркли, я скажу:О том волшебном зеркале скажу,

Которое ты вынул из ларцаВ сокровищнице своего отца.

Когда железный латник-великан,Хранивший Искандаров талисман,

Сквозь зеркало, что ты стрелой пробил,Сражен тобой молниеносно был, —

То расколдован был в тот самый мигИ первый талисман — его двойник.

Когда вернешься в свой родной Китай,Ты свойство талисмана испытай, —

Открой ларец — и в зеркало смотри:Что скрыл художник у него внутри,

Проступит на поверхность. Ты узришьТу, от кого ты вспыхнешь и сгоришь.

Начнется здесь твоей любви пожар, —Раздуй его, благослови пожар.

Но знай: лишь раз, мгновение одноВиденье это созерцать дано.

Откроет тайну зеркало на миг,Твоей любви ты в нем увидишь лик,

Но ни на миг виденья не продлить.Твоей судьбы запутается нить:

Ты станешь думать лишь о ней теперь,Страдать ты будешь все сильней теперь,

И даже я, хранитель всех наук,Не угасил бы пламя этих мук.

Так, на тебя свои войска погнав,Схватив и в цепи страсти заковав,

Любовь тебя пленит навек. Но знай:Как ни страдай в плену, как ни стенай,

Но кто такой любовью жил хоть миг, —Могущественней тысячи владык!

Прощай… Мне время в вечность отойти,А ты, что в мире ищешь, обрети.

Порой, страдая на огне любви,Мое ты имя в сердце назови…»

На этом речь свою Сократ пресек:Смежив глаза, почил великий грек,

Ушел, как и Сухейль, в тот долгий путь,Откуда никого нельзя вернуть…

Теперь Фархад рыдал, вдвойне скорбя:Оплакивал Сократа и себя.

И шаха он и Мульк-Ару позвалИ вместе с ними слезы проливал.

Затем со свитой вместе, как могли,Положенною долею земли

Навечно наделили мудреца, —Устроили обитель мертвеца.

* * *

Когда Фархад хакану сообщил,Что грек ему великий возвестил,

То старый шах едва не умер: стольВеликую переживал он боль.

Была судьба нещадна к старику!..Печально возвращались к роднику.

Когда же солнце мудро, как Сократ,Благословило собственный закат,

То ночь — Лукман, глубоко омрачась,[60]Над ним рыдала, в траур облачась.

Хакан устроил поминальный пир,Хоть и обильный, но печальный пир.

В ту ночь пришлось вино погорше пить, —В чем, как не в горьком, горе утопить?

* * *

Послушай, кравчий, друг мой! Будь умней,Вина мне дай погуще, потемней.

Ты чару горем закипеть заставь,Меня хоть миг ты не скорбеть заставь!

ГЛАВА XXVI