Над Арктикой и Антарктикой - Илья Мазурук

Все дипломатично промолчали — так близко было счастье, так возможно…

— Молчание — знак согласия, — удовлетворенно констатировал командир. — Цели ясны, задачи поставлены Как говорится, вперёд без страха и сомненья.

Поужинали мы действительно в лагере, но ни попариться, ни сходить в кино так и не удалось. Утром срочно вылетели на очередную точку на восток от СП–4.

Я вёл самолет, стараясь как можно точнее выдерживать заданный курс. Прогноз синоптиков на улучшение погоды пока не сбывался Сплошная облачность высотой двести метров, видимость не более пяти километров Под нами проплывали всторошенные поля, извиваясь, уходили вдаль черные разводья. Шел второй час полета, погода не улучшалась…

Вдруг впереди справа я заметил темные предметы, словно бы разбросанные на сильно всторошенном поле. Один из них по мере приближения начал принимать форму самолета, распластавшегося на льду и частично занесённого снегом.

— Самолет! Леваневский!

Единственный самолет, который погиб в высоких широтах, был самолет Сигизмунда Леваневского Он пропал без вести в 1937 году, во время перелета через Северный полюс. Насколько мне было известно, никаких других авиационных катастроф здесь не происходило ни до, ни после. Потому–то я и был уверен — Леваневский!

— Чего шумишь? Где? Что? — приподнялся с кресла Масленников.

Я подвернул к находке. Виталий Иванович взял управление, снизился до пятидесяти метров. Теперь лежащий самолет видели уже все, кто находился в пилотской кабине. Мы пролетели над ним совсем низко. Самолет был основательно разрушен, но на крыльях его хорошо читались опознавательные знаки: «СССР Н-359». Неподалеку от самолета на белой длинной ножке стоял громадный «гриб» с серой шляпкой. На следующем заходе мы распознали в этой «шляпке» обыкновенную жилую палатку. Какой–то шутник поставил её на пьедестал — зачем?

Все напряженно молчали, командир первым обрел голос:

— Ты знаешь, Саша, что мы нашли? Это, конечно, не самолет Леваневского у того было четыре мотора, а у этого, сам видишь, только два.

Масленников продолжал делать круг за кругом, выискивая одному ему известные детали, подтверждающие его догадку.

— Так что же мы все–таки нашли? — не вытерпел я.

— Мы нашли бывший аэродром дрейфующей станции СП–2. Ученые будут целовать нас!

Теперь, удостоверившись в правильности своей догадки, Виталий Иванович уже не скрывал волнения. Все были предельно возбуждены, в переполненной пилотской кабине бился шум голосов. Ещё бы! Такая находка — событие на всю Арктику!

— Этот самолет — немой свидетель драматического эпизода, происшедшего на СП–2 в ноябре 1950 года, — продолжал патетически Масленников.

— Точно, Виталий! — перебил его Аккуратов. — Я живой свидетель, точнее, участник этого эпизода.

— Расскажите, Валентин Иванович, расскажите…

— Нет, об эпизоде потом Нужно с начала рассказывать. Четыре года назад, 1–го апреля 1950 года, приблизительно в этом районе была создана дрейфующая станция СП–2. Вы о ней мало что знаете, работы эти не афишировались тогда, станция считалась секретной. Начальником станции был хорошо вам известный Михаил Михайлович Сомов. Что, не знали? Вот та^! В общем, за год дрейфа льдина прошла около двух с половиной тысяч километров, к северу — более шестисот. Станцию эвакуировали 11 апреля 1951 года в районе восемьдесят второй параллели. Илья Павлович Мазурук тогда возглавлял операцию, и ещё два самолета летали — Виктора Михайловича Перова и нашего Титлова Михаила Алексеевича. Вот так. А теперь мы обнаружили аэродром СП–2 почти в тех же координатах, откуда станция четыре года назад начинала свой дрейф А это значит …

— А это значит, — вновь продолжил Масленников, — все давно уверены, что аэродрома, который мы нашли, существовать просто не может. Все уверены, что льдина СП–2 давно вышла в Гренландское море и там растаяла. Вы ведь помните первую дрейфующую, Папанина. Их же за девять месяцев от полюса в Гренландское море вынесло. И конец. Думали, что и вторую дрейфующую по тому же самому пути понесет. Только не все так думали! Сомов и его учитель — профессор Зубов Николай Николаевич ещё три года назад предполагали, что льдина СП–2 должна дрейфовать по другому пути — пойдет к берегам Северной Америки и совершит за несколько лет почти замкнутый круг, двигаясь по часовой стрелке. Как видите, их предсказание оправдалось. Вот так–то. И мы с вами — соавторы открытия.

— Да, теперь можно точно сказать — это открытие! — вступил в разговор Александр Гаврилович Дралкин. — Теперь сомнений не остается: за четыре года льдина сделала полный круг и вернулась на то место, где начинался дрейф. Открыто новое течение в Ледовитом океане, по–океанологически сказать, антициклональная циркуляция. Теперь многие наши представления о природе Арктики изменятся…

— Жалко, что сам лагерь СП–2 не сохранился, — заметил Масленников. — По идее, где–то рядом должен быть, да, возможно, и есть где–то рядом. Палатка–то, видите, как выцвела — из черной почти белой стала. В такую серенькую погодку трудно найти…

Как мы ни старались, увы, самого лагеря СП–2 так и не нашли. Солнца не было, видимость не улучшалась. О посадке на бывший аэродром нечего было и думать, поскольку при такой погоде все неровности на льду скрадывались, выбрать ровную площадку было почти невозможно. Ну что ж, до лучших времён.

Штурман нанес на карту координаты обнаруженного аэродрома. Николай Зорин сообщил о находке в радиоцентр.

Рассказ Аккуратова о катастрофе самолета «СССР Н-359» мы дослушали уже вечером на очередной точке:

— Тогда, в 1950 году, мы поздней осенью завозили на СП–2 дополнительное оборудование и продукты на зиму. Летали тремя самолетами — Титлов, Борис Семенович Осипов и Василий Никифорович Задков. Руководил всей операцией Михаил Васильевич Водопьянов… Полоса на станции была узкая, неудобная, а ночью под 7 ноября, когда мы с Осиповым разгружались, льдину неожиданно разломало. От аэродрома осталась половина — надо немедленно уходить. Представьте себе обстановку: полярная ночь, подвижка льда жуткая, воет ветер, плещется вода, торосы громоздятся стеной, прямо на глазах «пожирают» остатки полосы. Миша Комаров — он комендантом аэродрома был — машет отчаянно стартовым флажком, показывает направление немедленного взлёта. Взлетать необходимо, иначе машины потеряем, вода уже к колесам подступает. А полоса в лучах фар прямо игрушечной кажется… Первым взлетел Титлов, вполне благополучно… Вторым пошел Осипов на взлёт. Ветер, к несчастью, попутный, это ещё дело осложняет. Прямо перед торосами летчики все–таки оторвали машину. Но скорости нет. Перепрыгнули чудом через первую гряду, закачалась машина и левым крылом по торосам чиркнула. Треск, грохот… Машина вдребезги, а жертв, к счастью, не было. Меня через разлом в фюзеляже выбросило в глубокий снег. Остальные тоже отделались ушибами, только Водопьянов голову рассек. Потом, когда подвижка закончилась, остатки полосы расчистили немножко, Титлов возвратился и всех раненых вывез. Ну а самолет — сами видели…

— Если б не самолет, открытия бы не было, — пошутил кто–то.

— Это верно, только лучше бы и открытие, и самолет…

30 апреля, закончив все запланированные работы, мы подлетали к СП–4. Завтра Первое мая!

— Братцы, — восторженно объявил бортрадист, — на СП–3 уже празднуют! Бурханов на митинге выступает!

Я посмотрел на радиста недоверчиво:

— Чего–то они там перепутали, ведь сегодня тридцатое.

— Ничего они не перепутали, все правильно, — засмеялся Аккуратов. — Это все шутки сто восьмидесятого меридиана — по нему проходит демаркационная линия, линия смены дат. Мы в западном полушарии, у нас 30 апреля. А СП–3 уже пересекла сто восьмидесятый меридиан, у них уже завтра наступило. Так что все правильно. Думаю, начальство и нас успеет завтра поздравить с праздником…

Назавтра нас разбудил дежурный: «Такси подано!» Действительно, уже стоял вертолёт, который должен был нас доставить с аэродрома в лагерь. Выйдя из вертолёта, мы очутились прямо перед трибуной, оборудованной на высоком торосе. На «площади» уже собралось все население «города», свободное от вахт. Все как на Большой земле — флаги, музыка.

— Почему не начинаем? — послышался нетерпеливый голос.

— Как почему? С минуты на минуту прилетел флагманский самолет!

И точно, не прошло ч пяти минут, как послышался шум моторов. Покачивая крыльями, над нами прошел серебристый Ил–12.

— Первомай с воздушным парадом, — прокомментировал кто–то.

Мазурук выполнил небольшую «горку» и с разворотом в сторону аэродрома пошел на посадку. Ещё через пять минут на импровизированную трибуну уже поднимались руководители экспедиции. Митинг открыл Василий Федотович Бурханов, потом с короткими речами выступили Толстиков, Дралкин, Мазурук и академик Дмитрий Иванович Щербаков, который тоже прилетел на флагманском самолете. Демонстрация ввиду недостаточности населения была ещё более короткой. Участники праздника «стройными колоннами» прошли мимо трибуны к кают–компании — большой палатке, поставленной специально для праздничного банкета.