След лисицы (СИ) - Красовская Марианна

— Ещё вчера, пока ты изволил почивать.

На пиру Наран напился — с Ольгом по-другому было просто нельзя. Шумный, веселый, очень умный, он был прекрасным собеседником и не менее чудесным собутыльником. Впервые за много лет Наран позволил себе расслабиться, снять маску и просто радоваться жизни. Медовуха, пиво и горы мяса. Все просто. А от предложенных женщин посол отказался: не до них. Отмахнулся от насмешливого взгляда Бера и налил себе ещё пива. Нечего тут…

***

— Вставай, кохтэ, вставай. Открывай светлы очи скорее. Беда у нас.

В голосе Ольга было столько неподдельной тревоги, что Наран вскочил с постели мгновенно.

— Что стряслось?

— Человек мой примчался. Боярина Вольского убили. Лисяна Матвеевна в темнице, судить ее будут! Говорят, она мужа заколола. Кинжалом.

Он вначале не поверил своим ушам. Лисяна — мужа? Кинжалом? После двенадцати лет брака? Да они с ума все сошли! Она же — кохтэ. А кохтэ кровь проливают только в бою.

А потом понял: не иначе как все подстроили. И Листян в беде, ее нужно спасать.

Никогда он так не спешил. Молниеносно оделся, на ходу затягивая пояс. Выбежал на крыльцо, возле которого его ждали уже осёдланные кони и личная дружина Бурого.

— Я Баяру должен, — ответил бер на вопросительный взгляд посла. — Его сестру буду защищать. И вот что, лесом пойдём. Беровой тропой. Я князь, со зверем братался, видишь? — провёл рукой по страшным шрамам на щеке. — Я проведу, а один бы ты сгинул.

Наран кивнул, нервно сжимая рукоятку сабли.

— Что ей грозит?

— За мужеубийство? Закопают в землю по плечи, — и, увидев страшный взгляд Нарана и его побледневшее лицо, спешно добавил. — Успеем. Она боярыня и бывшая княгиня. Судить будут, это не быстро.

Добавлять, что ждать суда Вольская будет в темнице, а ещё ее могут пытать, он предусмотрительно на стал. И без того дело худо.

Несмотря на молодость и смешливую натуру, Ольг был настоящий воин и князь. Дружина слушалась его безукоризненно, а лес, казалось, сам расступился перед копытами коня. Наран был уверен, что они едут в самую чащу, где нет и намёка на тропу, но кони не спотыкались, ехали очень быстро и уже к вечеру были близь Лисгорода. По обычной дороге было бы вдвое дольше.

На воротах их попытались оставить, говоря что-то про княжеский указ, про задержание посла кохтэ, но Ольг свирепо рыкнул, что сам он — князь. Перечить ему не решились.

У крыльца княжеских палат их встретила Варвара Матвеевна. Бледная, с красными глазами и в чёрном плате.

— Вот ты и вернулся, пес, — прошипела она. — Место тебе в тюрьме рядом с полюбовницей. Воины, схватить его!

— Уймись, дура, — холодно сказал Ольг. — Князь где? Что вообще происходит?

— Боярина Вольского вчера нашли в кабинете, заколотого насмерть. А кинжал окровавленный был на дне сундука под одеждой Лисяны.

— Как в кабинете? Он же при смерти лежал?

— Ожил батюшка. Стал дела разбирать, никак, завещание переписать решил, змея эта и убила его.

— Зачем переписывать и при чем здесь Наран?

— Так боярин не дурак. Увидел, чей Ингвар на самом деле сын.

Наран непонимающе поглядел на Ольга, а тот вдруг тяжко вздохнул и спрыгнул с коня.

— Дура баба. Не ори. Знал Вольский давным давно про Ингвара. Бумаги в полном знании писал, в разуме. Где сейчас мальчишка?

— Едет сюда, — ошарашенно ответила Варвара. — К вечеру ждём. Как это знал?

— Говорю тебе моревским языком. Мне не веришь — так на то записка есть в укромном месте. Как предчувствовал Всеславович, что дело может так обернуться… Старый лис!

Наран стоял весь оцепенев. Он вначале ничего не понял, а потом — словно лошадь копытом в грудь лягнула. Если Ингвар, ему ещё не знакомый, но уже любимый как родич лучшего друга, практически брата, не сын Матвея… то тогда он… дитя Нарана? Потому что представить, что гордячка Листян изменяла своему мужу, просто немыслимо.

Сын.

И мать его сына обвиняется в убийстве.

— Где она? — рявкнул посол.

— В темнице, знамо дело.

— Отведи меня к ней.

— Да вот бегу уже, — подбоченилась было Варвара, но, взглянув на очень злого Ольга, передумала. Князь беров в гневе был страшен. — Пойдёмте.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Темница была тут же, в малом городище, в подземелье одного из зданий. Не комнатка даже, а пещера с вмурованной решёткой, за которой в темноте что-то белело.

— Открывай, — рявкнул Ольг.

Лязгнул большой замок, заскрипела дверь. Женщина, сидевшая на полу на соломе, вскочила, разглядывая гостей.

— Наран! — горестно, как чайка, воскликнула женщина. — Наран!

Словно и не было тут более никого.

Глаза, обведенные темными кругами, неровно остриженные волосы, ссадина на щеке и исподняя рубаха из тонкого полотна, предательски обрисовывающая и высокую грудь, и крутой изгиб бедра, и даже темный треугольник внизу живота.

И как будто всего этого было ему мало, Листян бросилась к нему на грудь, отчаянно рыдая. Все, теперь каждый будет уверен, что они — любовники. Но оттолкнуть плачущую соплеменницу он просто не смог.

Обнял, зарываясь пальцами в густые волосы. Прижал к себе, укачивая как ребенка, вдохнул запах волос… и пропал. Он помнил этот запах с того самого дня, как она приходила к нему ночью. Много лет назад. Такая юная, такая доверчивая… А теперь она вздрагивала в его объятьях, упираясь высокой грудью в его грудь, а у Нарана в голове был вчерашний дурацкий сон, и он не знал теперь, что ему делать с нахлынувшим вдруг возбуждением.

Ему бы пожалеть ее, расспросить, а сердце заколотилось как барабан и дыхание перехватило. Она все еще оставалась самой красивой из всех женщин, что он видел. Даже дарханийки не стояли и рядом. И она — теперь вдова.

— Так что же все-таки случилось, Лис? Я так понял, Матвея убили?

— Да, третьего дня к вечеру. Моим кинжалом закололи. Никто ничего не видел, кинжал нашли окровавленный у меня на дне сундука.

— Кто это мог сделать?

Лисяна вдруг обмякла. Ей казалось, что он тоже будет ее обвинять, не поверит ей, но Наран даже не подумал, что она может быть виновата.

— Я не знаю, — выдохнула она. — Я ничего не знаю! Скажи мне, что все неправда! Что это страшный сон!

28. Заветная грамота

После своего безумного и постыдного сна Лисяна Матвеевна проходила в себя недолго. Ровно до истошного вопля “Уби-и-или!” Не поняв сначала, кого и где убили, она решила, что кухарка бьет птицу, или на улице кого-то грабят, но после второго уже более внятного “Матвей Всеславовича убили-и-и!”, похолодев, бросилась в кабинет мужа.

Растолкав воющих домочадцев, она ворвалась в комнатку и застыла в ужасе. Муж сидел за столом, уронив голову на грудь, а на столе растеклась большая лужа темной крови.

— Лекаря! — вскрикнула женщина, подлетая к мужу и пытаясь уловить его дыхание. — Ну, что встали? Лекаря зовите!

Поймала зачем-то безжизненную ледяную руку, подхватила лохматую голову, откидывая ее с груди и с ужасом уставилась на окровавленную грудь. В том месте, где у людей бьется сердце, была рана навроде как от кинжала.

— Князя зовите, — прохрипела Лисяна, отпуская голову покойного (однозначно) мужа и резво отпрыгивая в сторону. Голова, нелепо мотнувшись, снова упала на грудь. Мертвые широко открытые глаза с укоризною взглянули на Лисяну.

У нее закружилась голова, затошнило. В обморок бы упасть, да она никогда этого не умела. И даже слез не было, хотя она абсолютно точно теперь поняла: как раньше уже не будет никогда.

— Ничего не трогать до прихода князя, — прохрипела она. Почему-то ей показалось это крайне важным. — Кто заходил? Бумаги…

Бумаги были пропитаны кровью. Чернила расплылись, конечно. Прочитать написанное можно было с немалым трудом. Впрочем, Лисяна и так знала, что там: счета, письма от сыновей и… да. Договор о военной поддержке, привезенный Нараном. Одна из копий. Ее Лисяна все же выдернула из кипы бумаг и внимательно взгляделась. Какие-то пометки делал Матвей. Разглядеть было возможно.