Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А в глухой гостиничный закуток меня привело амплуа поклонника прекрасного пола — намечалось свидание с дамой. Я караулил ее неподалеку от ее номера, куда она должна была вернуться по исполнении многообразных светских обязанностей, но, разумеется, хранил непринужденный вид джентльмена-интеллектуала, посиживающего себе в кресле без каких-либо дальних целей, и для поддержания этого вида как нельзя лучше подходила выжидательная погруженность в размышления о том о сем. Холл был тих и безлюден, и мое пребывание в нем осталось бы вообще незамеченным, если бы безлюдье не было нарушено появлением прелестной молодой поэтессы эротического направления, видимо квартировавшей по соседству.
Пересекая холл, она выразительно повела бровью, мы раскланялись, и она прошла к себе. Через некоторое время она появилась снова, оглядела меня и холл со старательно разыгранным любопытством и проследовала в сторону выхода. Но вскоре повторила свой маневр и на обратном витке опять обвела холл демонстративно вопросительным взглядом. Хотя задерживать ее было не в моих интересах, я пошел ей навстречу — подал реплику, на которую она рассчитывала:
— Вам чего-то здесь не хватает?
— Зеркал. Без которых непонятно, что вы тут делаете.
— Неплохо, неплохо, но есть многое, друг Гораций, что и не снилось нашим мудрецам...
Театрально покачав головой, поэтесса удалилась уже окончательно.
Разумеется, описывая ее как поэтессу, я невольно смазываю ролевую картину. По гостинице она передвигадась в роли не столько эротической поэтессы, сколько просто женщины, прелестной во всех отношениях, а наблюдения над моей личностью производила в качестве, так сказать, исследовательницы нравов. Мой нарциссизм она, видимо, раскусила раньше, специфических же мотивов моего присутствия в холле, распознание которых было затруднено сугубой ноуменальностью ожидания, она не прочла. Так что я мог поздравить себя с успехом маскировки, но радости почему-то не испытывал. Наверно, при всем желании скрыть свое донжуанство я бы не отказался быть немного в нем заподозренным. Это-то нарциссическое, в сущности, желание и почуяла наблюдательница. Почуяла, но точно не идентифицировала. Проявилось то ли ее несоответствие занимаемой должности эротической поэтессы, то ли мое — амплуа первого любовника, с годами требующему все более кропотливого вживания в образ.
EX UNGUE LEONEM21
Мы случайно встретились на прогулке вдоль пляжа, то есть, собственно, встретилась Катя — это был физик, знавший еще ее отца22. Оказалось, что они c женой тоже живут в Санта-Монике, и нас по соседству позвали в гости.
Кате, да и мне интересен был, конечно, физик, но он был уже глубоко пенсионного возраста, скромен и молчалив, и за столом говорила исключительно его жена, над которой годы были не властны. Среди прочего она пела дифирамбы какой-то дальней родственнице, умнице, красавице и вообще другой такой поискать.
Хуже рассказов шапочных знакомых об их неизвестных вам родственниках и совершенно уже абстрактных свойственниках, реальных, а то и оставшихся потенциальными, пожалуй, только рассказы, сопровождаемые принудительным рассматриванием домашних альбомов, где те же лица, а главное, рассказчики представлены в выигрышном виде и возрасте. Но альбомов не демонстрировалось — для этого необходим переход в гостиную, а квартирка была маленькая, кажется, субсидированная городскими властями по программе помощи беженцам, и разговор шел за обеденным столом. Устный же рассказ особых требований к аудитории не предъявляет: Васька слушает, да ест, что мы и делали, иногда понимающе переглядываясь. Реплики подавала, если приходилось, Катя.
Вдобавок к прочим своим достоинствам дальняя родственница оказалась еще и грузинкой (как грузинка затесалась в еврейскую семью, я не уловил, не исключаю, что какое-то количество грузинской крови текло и в жилах рассказчицы).
— Грузинка? — подала голос Катя. — Наверно, княжна?
— Да, старинного княжеского рода, — не подвела хозяйка.
Кульминационным моментом рассказа, перебрасывавшим мостик в настоящее — к переезду хозяев на Запад, было знакомство этой грузинской принцессы со знатным иностранцем. Ей предложил руку и сердце приехавший по культурному обмену в Тбилиси замечательный молодой человек, англичанин.
— Наверно, лорд? — поддержала Катя.
— Представьте, настоящий английский лорд, Ричард. Так что мы теперь в родстве с британской аристократией.
Следующая реплика напрашивалась уже и без Ричарда. Но Катя овладела собой и лишь беззвучно мне промимировала:
— Ричард в тигровой шкуре.
ОПАСНЫЕ СВЯЗИ
Осенью 1999 года Санта-Монику посетил Никита Михалков — в рамках его тогдашнего проекта номинироваться в президенты России. Калифорния была близка ему недавним (1994) Оскаром; наверно, волновал и образ Рейгана, из Голливуда проложившего себе дорогу в Белый дом. В поисках международной поддержки Михалков прибыл в наш городок со свитой экономических и политических советников, и ему устроили прием в Фонде Милкена. А Фонд разослал приглашения всем, кому не лень, в частности на кафедру славистики.
Мы пошли. Мою гостью манила американская тусовка на высшем уровне — тем более что ей жгла руки новая по тем временам цифровая камера, меня же интересовал Михалков, правда не как политический деятель, а как автор моей любимой “Неоконченной пьесы для механического пианино”. К тому же милкеновский центр недалеко — в пределах велосипедной досягаемости.
В дальнем углу зала был накрыт небольшой фуршет, и после выступления маэстро и доклада одного из его советников о судьбах России (с цифрами, фактами и диаграммами) наступил момент неформального общения. Михалкова окружили плотным кольцом, но моя спутница хотела, чтобы я пробился поближе, заговорил с ним и было что поснимать.
Срочно требовалось придумать умный вопрос. Я мобилизовал свои дискутантские навыки и, почтительно отрекомендовавшись поклонником его таланта — местным профессором литературы, понес первое, что пришло в голову:
— В “Неоконченной пьесе”, в одной из сцен на веранде господского дома, есть персонаж второго плана — вечно дремлющий тесть главного героя, которого играет Павел Кадочников. А в “Утомленных солнцем” на аналогичной веранде, но уже советской, некоего интеллигента с раньшего времени играет Вячеслав Тихонов. Напрашивается перекличка между их звездными ролями: оба в свое время сыграли советских агентов в немецком тылу, Кадочников — в “Подвиге разведчика”, Тихонов — в “Семнадцати мгновениях весны”. С какой целью был задуман этот эффект?
Михалков посмотрел на меня с сомнением, сказал, что ничего такого ему в голову не приходило, меня тут же оттеснили, но какие-то снимки были сделаны и хранятся у меня в компьютере.
Операция “Михалкова — в президенты” вскоре захлебнулась, так что ему пришлось довольствоваться ролями императора Александра III в “Сибирском цирюльнике” и президента Российского фонда культуры и председателя Союза кинематографистов России в жизни. Роль президента РФ досталась, как известно, еще одному нашему человеку в Германии.
НЕПОЛНЫЙ КОНТРОЛЬ
На всемирном форуме о мировом значении русской литературы в Москве в декабре 2004 года среди прочих выступала моя когдатошняя сокурсница. За истекшие полстолетия она мало изменилась. Она была все такая же худая и высокая, держалась так же прямо и говорила так же, как тогда, — тихо, обстоятельно и безапелляционно. Первокурсницей она точно знала, что будет заниматься театром Чехова, и теперь, прозанимавшись им всю жизнь и став первым театрочеховедом страны, а может быть, и планеты, она тем же, но уже вполне заслуженно учительским голосом описывала повсеместную востребованность чеховских постановок, сведения о которых стекались к ней с пяти континентов. Слушая ее, я представил себе карту мира, покрытую флажками и прямыми линиями с точкой пересечения в Москве, висящую на стене ее чеховского кабинета номер один.
Предавшись этим размышлениям, я отвлекся, но был вскоре возвращен назад переменой в интонации докладчицы. К ее невозмутимо эпическому тону примешалась какая-то беспокойная нота. Впрочем, и она звучала в мажоре, освеженном этими неожиданными модуляциями:
— И вы знаете, доходит до того, что где-то в Новой Зеландии ставят “Чайку”, совершенно не консультируясь с нами, и мы только потом стороной узнаем, а они сами нам даже не сообщают.
- Я умею прыгать через лужи. Рассказы. Легенды - Алан Маршалл - Современная проза
- Теплые острова в холодном море - Алексей Варламов - Современная проза
- Расклад рун - Джеймс Хайнс - Современная проза
- Миллионы женщин ждут встречи с тобой - Шон Томас - Современная проза
- Узница. 11 лет в холодном аду - Урмила Чаудхари - Современная проза
- Анимация от Алекса до Я, или Всё включено - Александр Новгородцев - Современная проза
- Касторп - Павел Хюлле - Современная проза
- Мальчик на вершине горы - Джон Бойн - Современная проза
- Книга волшебных историй (сборник) - Ирина Ясина - Современная проза
- 42 - Томас Лер - Современная проза