Эланус - Урсула Познански

он начал шпионить за другими людьми с помощью дрона.

Так, дальше. Шум. Шум. А потом:

«…никогда не могла держать рот на замке. Мы это знаем…»

И снова непонятно, о ком шла речь. Может быть, о Беате Лихтенбергер, а может быть, об Андреа Гиллес или о совершенно другом человеке.

Йона знал только одно: он был ужасно рад, что не выдал Шраттеру имя Линды.

15

Йона надеялся, что ему удастся скрыться в своей комнате, но Мартин привлек его к небольшим работам по дому. Держать лестницу во время смены лампочки. Заделать штукатуркой дыру в перегородке. Сгрести в кучи листву в саду.

Йона горько сожалел, что в один из дней объяснил всем, что ему вообще не нужно ничего учить, потому что материал для него был слишком легким. И поэтому он не мог сейчас использовать эту отговорку.

Он уже убрал половину сада, когда ко всему прочему еще и начался дождь. На этом можно было забыть о запуске дрона сегодня вечером. Прежде чем Мартин мог придумать для него какое-нибудь новое занятие, Йона сообщил, что у него заболела голова. Да, очень сильно заболела. Нужна ли ему таблетка? Нет, у него часто бывают странные побочные реакции на медикаменты. Он просто хотел бы подняться к себе в комнату. Да, прямо сейчас. Нет, ему не нужен чай. Снова закрыть за собой дверь – это порождало большее чувство свободы, чем он мог бы себе представить. Как если бы ему удалось сбежать из тюрьмы. Он закрылся в комнате и немного постоял, прислушиваясь к разным звукам, доносившимся до него снизу: телевизор, стиральная машина, Сильвия. Он был благодарен, что все это его не касалось. Он не собирался ни в коем случае проводить все время своей учебы у Хельмрайхов. Он вынул из кармана свой телефон и набрал номер:

– Привет, пап.

– Йона! Привет! – Типичный звук разговора по громкой связи, сопровождаемый шумом моторов. – Как твои дела?

– Пока хорошо. Куда вы направляетесь?

– Нас пригласили Рита и Тобиас. Последняя возможность приготовить что-нибудь на гриле в этом году.

– Ну да. А здесь идет дождь. – Банальней некуда. – Послушайте, я знаю, что идея с Хельмрайхами было хорошей идеей, но я думаю, что я лучше пожил бы в кампусе.

Пауза. Затем ответила мама:

– А почему, дорогой? Разве у них не мило?

– Мы друг другу просто не подходим. – Он вздохнул, уже зная, что последует дальше.

– Но ведь проблема не нова, Йона. Тебе сложно угодить, ты сам об этом говоришь. А в кругу семьи определенно легче, чем в общежитии, где тебе придется считаться с гораздо большим количеством людей. – Она ждала, вероятно, его возражений. Но не услышав их, продолжила: – Мы так часто это уже обсуждали, ты же знаешь.

– Конечно. Но я не думаю, что в этот раз дело во мне. Здесь много людей, с которыми я очень хорошо общаюсь. – Он закрыл глаза. Ну да, конечно много. Двое? Паскаль и Марлен, которую он обманул и которая теперь избегала его. – Меня даже пригласили на вечеринку.

Супер, теперь он чувствовал себя как замученный двенадцатилетний мальчик, которому впервые разрешили поиграть с другими.

– Это прекрасно, дорогой, – сказала мягко мама. – Но справиться со всем одному в общежитии – это совсем другое дело. Давай обсудим это, когда тебе исполнится восемнадцать, хорошо? До тех пор Хельмрайхи – это самое лучшее для тебя.

– Я тоже так считаю, – вставил свое слово отец.

Йона достаточно хорошо знал обоих, чтобы понять, что все его дальнейшие аргументы будут просто-напросто бесполезны сегодня. У них не было желания еще раз обсуждать эту тему.

Он рассказал им пару неважных событий последних дней, пожелал хорошего вечера и отключил трубку.

На улице все еще шел дождь.

На следующий день потребность Йоны поделиться с кем-нибудь наблюдениями за Шраттером была так велика, что он решил навестить Паскаля. Просто так.

Он позвонил в дверь Паскаля в половине десятого. Ему открыла женщина около сорока. С волосами, собранными в конский хвост, в одежде для бега. Она как раз была занята тем, что закрепляла наручный чехол для телефона на своей руке.

– А ты?.. – Она смотрела на него своими большими зелеными глазами.

– Йона.

– И тебе нужен?..

– Паскаль.

– Так я и подумала. – Она помахала ему рукой, приглашая войти в дом. – Он еще спит, но ты можешь спокойно его разбудить. Завтрак на столе.

Так как Паскаль никогда не смущался, приглашая сам себя в гости к Йоне, то и Йона решил, что не должен обращать на это особого внимания. Он побежал вверх по лестнице, несколько раз громко постучал в дверь комнаты Паскаля и наконец открыл ее.

Его стук не разбудил Паскаля. Он спал на спине, с открытым ртом, и проснулся только тогда, когда Йона щелкнул пальцами около его уха.

После этого в течение пяти секунд он полностью проснулся. – Привет, – просиял он. – Классная идея, прийти ко мне.

Дай мне пару минут, а потом я сделаю для нас кофе.

Завтрак в семье Биттнеров был гораздо интереснее, чем вариации из хлеба, масла и мармелада, которыми их ежедневно снабжала Сильвия. Йона обнаружил на столе салат из селедки, а также половину ананаса и мисочку с маршмеллоу.

– Сбалансированно, – заключил он.

– О, да. Мама придает этому большое значение, – усмехнулся Паскаль, на удивление ловко взбивая молоко. – Где-то наверняка есть еще и свежевыжатый сок. Если тебе повезет, то это будет апельсиновый сок, а если нет, то тебе придется пить сок квашеной капусты.

Йона взял яблочные кольца, вареное яйцо и розовый марш-меллоу. Интересно, а можно ли остановиться у них? Есть ли у них комната для гостей?

– Мы могли бы сегодня пойти покататься на скейтбордах. Парочка моих друзей встречаются сегодня в скейтпарке. Пойдешь?

– Нет, не хочу абсолютно, – сказал Йона и сунул в рот кусочек яблока.

– О’кей. – Паскаль выглядел немного обиженным. – Тогда что будем делать?

– Математику? – Йона невозмутимо наблюдал, как Паскаль, сваливаясь со стула, довольно правдиво изобразил приступ удушения. – А за это ты мне объяснишь, как мне помириться с девушкой, которая принимает меня за лживого труса.

Паскаль снова взобрался на стул:

– Поверь, такую информацию ты можешь получить и безвозмездно, без математики. – Он взял кусочек хлеба. – Серьезно, сейчас выходные. А речь идет об этой Марлен?

– Да.

– Ты и вправду ее обманул?

Йона засмеялся:

– Еще как. Я своровал письмо из ящика Лихтенбергеров. А когда она меня застукала за тем, как я пытался засунуть его обратно, то я утверждал, что это открытка