Креститель - Александр Прозоров

Девушка замерла, жалобно застонала — но из-под шкуры выбралась. Олег перевернулся на живот, прижимая свое достоинство к твердому полу, и закрыл глаза. Напряжение ушло не скоро, но в конце концов он всё-таки расслабился и покатился в бездонную яму дремоты… Как вдруг край шкуры исчез. По телу скользнули горячие руки, решительно задирая подол рубахи; пальцы легко, словно пианист по клавишам фоно, пробежали по бедрам, животу, по отдыхающей плоти. Послышался легкий шелест — рядом кучкой упала ткань, и подле ведуна опустилось обжигающе-нагое тело:

— Она спит, боярин. Мой повелитель, спаситель мой… — Мягкие губы стали целовать лицо, уши, подбородок, нежные ладошки опять сообщили его обиженному достоинству, что пора совершить нечто таинственное, сладостное и прекрасное. Через считанные мгновения оно налилось силой так, что стало даже больно и…

Да-да-дадах!!!

Железо с оглушительным в ночной тиши грохотом посыпалось на пол. Ведун привычным движением рванулся к рукояти сабли — и со всего размаха врезался пальцами в женский живот. От боли взвыли оба. Олег на миг даже забыл, что нужно делать — но быстро спохватился, нащупал саблю, вскочил, кинулся к двери… Но услышал только удаляющиеся шаги, причем уже довольно далеко.

— Вот, электрическая сила… — Вернувшись, он бросил саблю на пол, зажал пальцы под мышкой. — Сбежали, колдовская сила. Однако, наведывались к нам гости, оказывается. Значит, не зря вместе собрались.

Радул у окна чиркал кресалом, выбрасывая на фитиль яркие искры. В коротких вспышках можно было различить сидящую на перине с прижатым к груди одеялом Пребрану и смущенно оправляющую рубашку холопку.

— Оставь, боярин, — попросил Олег. — Смотреть не на что. Больше сегодня не придут, пуганые. Давайте спать.

— А дверь запереть?

— Я и так закрою. Засов у меня под ногой.

— Как знаешь, ведун, — щелчки прекратились, — тебе виднее.

— Рада, с краю ко мне ложись, — потребовала Пребрана. — Зябко мне.

Середин положил засов на место, вернулся к шкуре и закатался в нее, как сосиска в тесто. Больше его никто не тревожил до самого рассвета.

Утро началось со скандала: хозяйка надавала Раде подзатыльников за то, что та слишком долго сворачивает перину, после чего женщины ушли к себе одеваться. Олег собрал в мешок раскиданный по полу инструмент.

— Как мыслишь, ведун, за кем тати ночные приходили? — поинтересовался боярин.

— Не знаю, — пожал плечами Середин. — Если бы мы девиц к себе не забрали, вот тогда было бы понятно. Коли утром нашли бы их мертвыми — значит, к ним…

— Тьфу, типун тебе на язык! — отмахнулся Радул.

— Ты же сам спросил!

— Я гадаю, стоит брать боярышню с собой али нет? — почесал в затылке богатырь. — Коли за нами охоту ведут, то ни к чему ее брать, а коли за ней — то без нас сгинет баба, дня не проживет.

Середин, затянув узел, промолчал. Можно подумать, от них с Радулом тут хоть что-нибудь зависит…

Спустя примерно полчаса все они встретились в трапезной. Середин запросил у Белояра карасей в сметане — в походе такого лакомства себе не сготовишь. Карасей у хозяина не оказалось, а потому сошлись на лещах — но таки в сметане. Пока гости, приняв на дорожку бочонок пива на всех, вылавливали из рыхлой рыбной плоти мелкие косточки, малолетняя прислуга перетаскала к конюшне тюки, узлы и чересседельные сумки, оседлала коней, запрягла все три телеги. Ведун, глядя, как стараются мальчишки, подозвал одного из них и сунул серебряную чешуйку,[7] предупредив, что это на всех. Дал второй золотой Белояру, попросив на сдачу уложить им с собой вяленого и сушеного мяса и насыпать в торбы ячменя для коней. Наконец Олег вышел во двор и, сладко потянувшись, подставил лицо теплому солнышку.

Вскоре подтянулись и спутники. Снова вырядившаяся степнячкой Пребрана, предусмотрительно встав перед дверьми, в которых возвышался богатырь, дала последний наказ Черному Вавиле:

— Отца упреди, по зиме вернусь. Токмо письмо сперва передай, не то осерчает. Сказывай, холопы при мечах отвагу ужо в сече показали, положиться можно. Ну, да пребудет с тобой милость Стрибога. Поезжай.

Мужик, деловито поправив за поясом кнут, зацепил поводья одной лошади за задние жерди телеги, а поводья запряженной в нее кобылы — за задок третьей повозки, уселся на облучок и тряхнул вожжами:

— Н-но-о, пошли родимые!

Впряженный в первую подводу сивый мерин, крутанув головой, стронулся с места и побрел к воротам. Натянулись поводья второй лошади, она двинулась следом. Так же повлеклась и третья. Пустые телеги катились подозрительно тяжело — но Середин разглядел под одной из рогож знакомые очертания наковальни и понимающе кивнул: коли весь груз такой, телеги особо и не разгонишь.

— По коням! — Девушка первая легко запрыгнула в седло трехлетней вороной кобылки, потрепала ее между ушами: — Ну, моя хорошая, мы подружимся, правда?

Лошади были незнакомые — видать, купленные накануне в Полоцке. Холопы тоже поднялись на спины коней. Вот только Раде в ее длинном сарафане пришлось помучиться, забираясь на вяло переступающего мерина, к тому же увешанного тюками. Девушка уселась боком, собрала в руку поводья.

Боярин Радул, окончательно примирившийся с судьбой, сошел с крыльца, обнял за шею своего першерона, оглянулся на девушку:

— Ты хоть о заводных озаботилась, боярыня? Не то медленно пойдем.

— У нас вещей мало, одной хватит, — ответила Пребрана. — Так мы едем или нет?

— Скачем, — решительно кивнул Олег, ставя ногу в стремя. — Только, чур, не отставать!

Он забросил поводья своего чалого на луку седла и решительно пнул гнедую пятками, пуская ее с места в тряскую рысь:

— Выноси, родимая!

Посады находились почти рядом с трактом, так что много времени для выезда на него у путников не ушло. За полчаса кавалькада промчалась верст десять, после чего ведун чуть подтянул поводья, переходя на широкий шаг, оглянулся на дорогу. Та продолжала жить своею мирной, спокойной жизнью: медленно ползли крестьянские и ремесленные возки, топал к городу, закинув за спину котомку, одинокий путник. Или, точнее, пешеход, раз уж оказался такой голытьбой, что не имел даже завалящей лошаденки. Преследовать небольшой отряд никто не пытался. Олег удовлетворенно кивнул и, заметив впереди отходящую в лес тропку, свернул на нее, пригибаясь перед низкими ветвями осин. Деревья стояли плотно, навстречу не попадалось ни единой полянки — как вдруг ветки раздались в стороны, и путники оказались на самом берегу раздольной реки.

— Двина сие, — подал голос Радул. — Никак, опять купаться потянуло, ведун?

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});