Проша - Елена Ткач

— Кисет, твои проделки? — с деланной суровостью поинтересовался Костя.

Тут все не удержались и прыснули — ничто не могло омрачить радость этого светлого утра!

Сеня, конечно, стала отнекиваться, но когда дедушка с озабоченным видом, спросил, не видал ли кто соль, а потом, глотнув чаю, поперхнулся, потому что содержимое солонки отчего-то оказалось в его чашке с чаем… Нет, если кому что и было не ясно, то только не Сене… Уж она знала, чьи это проделки!

Сказав, что пошла ставить чайник — один уже опустел, Сеня юркнула на свою любимую скамеечку за кустами сирени. Уселась на нее, поджав ноги и, сделав строгое лицо, изрекла:

— И нечего прятаться! Я знаю, что ты здесь!

— А я и не скрываюсь, Колечка! Это я так… шуткую!

Она едва удержалась, чтобы не завизжать от восторга. Проша был здесь! Жизнь продолжалась!!!

Он объяснил ей, что находясь на чужой территории, воплощаться не будет — мало ли что… И потом, где это видано, чтоб домовые людям показывались он только ей показался, но это не значит, что все время так будет, не станет он мельтешить перед ней, пусть не надеется, а то — ишь! — возомнила, небось, о себе!

Тут уж Сеня не удержалась и завизжала от радости: «будет», «надеется» — эти самые чудесные на свете слова обещали, что он исполнит задуманное и поселится с ними. В семье!

От переизбытка чувств она принялась хватать воздух руками, пытаясь поймать своего неуловимого друга, тот шлепнул её веткой сирени по попе, а родичи со смеху повалились в траву, потому что, оказывается, наблюдали за ней и видели эти странные пассы…

Поняв, что поговорить как следует не удастся, решили встретиться вечером и все обсудить. Проша заглянет к ней, — не воплощаясь, конечно…

Совершенно успокоенная, Сеня вернулась к столу, позабыв про чайник. Тот уж кипел вовсю — Костя поставил. А возле калитки послышались возбужденные женские голоса — к ним спешило подкрепление в лице бабы Дины и тети Маргоши. Поцелуи, объятия, гостинцы, смех… Нет, давно в их семье не бывало такого! Если б такая жизнь длилась вечно! День за днем…

«Но это ведь и от тебя немножко зависит! Совсем немножко… чуть-чуть!»

Она узнала знакомый внутренний голос — окрепшая и повзрослевшая душа, похоже, отныне не желала оставаться безгласной. И это Сеню ужасно радовало. Она теперь просто не представляла, как можно жить без этого голоса, который никогда не слукавит и не солжет… Что бы он ни сказал, это только поможет не затеряться в лабиринте взрослого мира, найти свой путь среди череды наваждений…

Сенина радость просто не умещалась в груди — ей хотелось поделиться ею со всеми: с дедом и братом, солнышком, цветами, травой, с отцом, ветром и бабочками… И, набравшись смелости, спросила, немного побаиваясь получить отказ, ведь он омрачил бы этот чудесный день…

— Костя… а можно я прокачусь на твоем велосипеде?

— Что за вопрос, сеструха? Вперед! Справишься? Или помочь?

Ну, это было уж слишком! Такой заботы со стороны брата она даже представить себе не могла! Как же все изменилось! И как, оказывается, хорошо, когда семья дружная!

Через минуту она уже накручивала педали, мчась навстречу солнцу и ветру, навстречу этому поистине благодатному дню, который шептал ей: все переменчиво! То, что тебя сегодня печалит, завтра пройдет без следа… Только не позволяй тоске укрепиться в сердце, не превращай его в гнездо для обид… И не сворачивай с дорожки, по которой ты мчишься, — с той дорожки, которую подарил сегодняшний день, — она поведет к любви…

Объехав поселок, Сеня вернулась домой. Бессонная ночь и все пережитое, наконец, дали о себе знать — ей вдруг смертельно спать захотелось!

Едва добредя до постели, она свалилась прямо в одежде, сил хватило только на то, чтобы скинуть туфли, и проспала весь день крепко, без сновидений… Перед тем, как проснуться, ей послышался во сне мамин голос: «Ксанушка, милая… Я люблю тебя!»

— Я тоже люблю тебя, мамочка! Очень-очень… — пробормотала Сеня… и проснулась. Был уже поздний вечер. Возле её постели сидел домовой.

Глава 18

ИСКУПЛЕНИЕ

— Все, все, все, развоплощаюсь! — замахал лапами Проша и тотчас исполнил сказанное — исчез!

— Прош, ну зачем ты? Оставайся как был. Сюда же никто не войдет…

— Войдет — не войдет… не мое это дело! Мое — слово данное исполнять. А я слово дал тем, кто меня сюда, к людям направил… Больше не буду видимым, ну, разве что, в исключительных случаях! И только с тобой! Раз уж ты — моя, мне доверенная. Постараюсь быть хорошей подмогой твоему ангелу хранителю.

— Проша! — вся просияла Сеня, вдруг догадавшись, что Прошина мечта наконец исполнилась. — Тебе позволили… больше не слыть нечистым?

— Не «не слыть», а «не быть»! Вот ведь как… — и Сене почудилось, что он от радости прослезился.

— Прошенька, как я за тебя рада! — подскочила она на кровати и запрыгала на упругих пружинах.

— Эй, эй, ты не того… не балуй! Кровати-то не для того сделаны, чтоб на них белкой скакать!

— Ну, ты и зануда, — смеясь от радости за него, покачала головой Сеня.

— Таким уж уродился. Таким и помру!

— Ну, вот еще! Помирать он собрался! Жизнь-то ведь только начинается!

— Это точно — начинается. Но это не значит, что можно баклуши бить и о вечном не помнить. А мне положено о нем помнить — о вечном, значит…

— Ну и хорошо, Прошенька, вот и помни и мне расскажи. Ты ведь мне будешь рассказывать… как тогда, а? Как в твоем подземном прибежище? Помнишь, сколько ты мне всего рассказал? Кажется, я до этого и не жила!

— Жила, да ещё как — на полную катушку! Ты вопросами себя теребила всякими. Вот и дотеребилась — меня к тебе выслали, чтоб кое-что тебе прояснил. Только я-то что — это ведь всякий может — до жизни живой докопаться. Только надо все время рыть её — жизнь. И тогда она тебе все свои тайны раскроет!

— Так уж и все!

— Ну, не все, конечно… Только те, которые человеку раскрыть дозволено. А ему вовсе не все следует знать — от многого он отгорожен как бы стеною невидимой…

— Например?

— Ох, до чего приставучая! Имей в виду — разговоры эти для нас с тобой будут не правилом, а скорей исключением — когда какой-никакой вопросик уж больно тебя допечет… А пример тебе… вот пожалуйста! Как орехи хрустели видела? Ну, прошлой ночью, в жилище моем? Помнишь?

— Как будто такое можно забыть… — помрачнев, ответила Сеня.

— Ну вот. Сама понимаешь, кто там в комнате был, и под чьими шагами эти орехи давились… Пояснять не надо, надеюсь? Дело-то к ночи идет…

— Нет, не надо, не надо! — вся сжавшись, пискнула Сеня.

— Так вот, Господь и не попускает, чтоб человек ВИДЕЛ духов нечистых. Так их вид страшен, что от одного этого можно сойти с ума… Ограждает Он человека. Сказано ведь: познание умножает скорбь. Так что, отпущено вам человекам — знать о мире ровно столько, сколько положено. И не лезть за черту запрета — иначе, кроме бед, ничего не выйдетт из этого… А нам беды нужны?

— Не нужны, — враз посерьезнев, сказала Сеня. — Прош, так это был… Сам? Я правильно догадалась?

— Правильней некуда. Сам!

— А как же теперь?

— Что теперь?

— Ты с ним опять будешь… биться?

— Биться буду, без этого нам нельзя. Ни человеку, ни духу без битвы никак невозможно! Только теперь жизнь покажет, какой-такой недруг у меня нарисуется. Откуда явится и какой из себя будет…

— А Сам? Он, что, от тебя отступился? — с надеждой спросила Сеня.

— Сам-то… А нет его, Самого! Совсем нет! Развеялся! Ты его победила, девочка, бесстрашьем своим и верой.

— Я? — не веря ушам своим, Сеня так и застыла на месте.

— Ты. Ты знала, что недруг мой рядом, по пятам за нами идет, и не испугалась. Знала, что крест для нечистой силы — самое страшное оружие. И не побоялась оружие это в битве со злом применить. Сам давно тут по округе рыскал, крест искал. Очень он боялся его и хотел уничтожить, потому как перед смертью Варварушка предсказала, что много нечисти через её крестик нательный в прах развеется! Видишь, сбылось её предсказание… Крестик наш — тот самый, Варварушкин. Она, как постриглась, его не снимала, свято верила в силу креста, и вера её недруга нашего победила. Вот и ты верила, что Бог не оставит. Так и случилось — не оставил Он нас!

— Проша… но тогда ведь ты сам должен был первый от креста в прах развеяться! Ты же нечистый дух, так ведь? А получается, крест тебя спас? Это же вопреки всем законам!

— Вопреки всем законам нечистых! А я не нечистый вовсе — сто раз тебе уже говорил. Я так себе был — серединка наполовинку, невмоготу мне стало болтаться на серединке этой убогой и возмечтал я… да я ж тебе говорил! Вот и дал мне Бог по мечте моей, молитву мою исполнил. Да, конечно, сильно я рисковал, когда просил крест на себя возложить, мог от этого в миг развеяться. Но, как видишь… — Сеня, не видя его, почувствовала как он весь просиял, - как видишь, мы с тобой победили и мне отныне дано званье чистого! И получается — единственный чистый я домовой на земле! Только, знай, если будешь хвастаться, вот как я, то немедленно грязи в душу горстями наляпаешь. Да, что там — лопатами! Потому что, хвастовство — это грех!