Уинстон Черчилль. Его эпоха, его преступления - Тарик Али

восстание, целью которого была ирландская независимость. «Ирландцы и ирландки, – заявляли они, – во имя Бога и прошлых поколений, которые вручили ей древнюю традицию государственности, Ирландия нашими устами сзывает своих детей под знамена и выступает в поход за свою свободу… Ирландская Республика имеет право требовать и требует сейчас от каждого ирландца и ирландки преданности своему делу».

Ирландское национальное движение сочетало вооруженную и парламентскую борьбу. Пасхальное восстание 1916 г., которое ревизионисты нашего времени осуждают как «путч», устроенный некой «бригадой смерти», никогда не рассматривалось таким образом самим национальным движением, а также теми, кто был не согласен с тактикой или выбранным для восстания моментом.

Безусловно, оно закончилось поражением. Но у неудач такого масштаба могут быть два вида последствий. Они либо оставляют население угрюмым, деморализованным и равнодушным к политике на десятилетия вперед, либо делают его злым, ожесточенным, решительно настроенным изменить то, что случилось, и готовым к новому бою уже через несколько лет. В данном случае произошло именно второе, и в сознании ирландцев восстание оставило глубокий след. Вряд ли было секретом то, что тех из числа «Ирландских добровольцев», кто поклялся присоединиться к восстанию, в последний момент заставили отступить их собственные командиры. Несмотря на это, крошечная Ирландская гражданская армия и ее союзники стали сражаться. Дублин стал свидетелем интенсивных уличных боев. Последовавшая за этим казнь известных лидеров шокировала население на годы, так же как арест и казнь Роджера Кейсмента, обвиненного в государственной измене.

Йейтс, на которого было вылито немало грязи из-за его замечательного стихотворения «Пасха 1916 года» (Easter, 1916), был гораздо ближе к народу, чем его тогдашние и нынешние клеветники:

Я видел на склоне дня

Напряженный и яркий взор

У шагающих на меня

Из банков, школ и контор.

Я кивал им и проходил,

Роняя пустые слова,

Или медлил и говорил

Те же пустые слова

И лениво думал о том,

Как вздорный мой анекдот

В клубе перед огнем

Приятеля развлечет,

Ибо мнил, что выхода нет –

И приходится корчить шута.

Но уже рождалась на свет

Угрожающая красота.

Эта женщина днем была

Служанкой благой тщеты,

А ночью, забыв дела,

Спорила до хрипоты –

А как ее песни лились,

Когда, блистая красой,

По полю на травле лис

Скакала она с борзой!

А этот был педагог,

Отдававший стихам досуг.

И наверно, славно бы мог

Его помощник и друг

На нашем крылатом коне

Мир облетать верхом.

Четвертый казался мне

Бездельником и крикуном.

Забыть ли его вину

Перед тою, кто сердцу мил?

Но все ж я его помяну:

Он тоже по мере сил

Отверг повседневный бред

И снял шутовские цвета,

Когда рождалась на свет

Угрожающая красота.

Удел одержимых одной

Целью сердец жесток:

Став камнем, в стужу и зной

Преграждать бытия поток.

Конь, человек на коне,

Рассеянный птичий клик

В пушистой голубизне

Меняются с мига на миг.

Облака тень на реке

Меняется с мига на миг;

Копыта вязнут в песке,

Конь к водопою приник;

Утки ныряют, ждут,

Чтоб селезень прилетел;

Живые живым живут –

Камень всему предел.

Отвергших себя сердец

Участь, увы, каменеть.

Будет ли жертвам конец?

Нам остается впредь

Шептать, шептать имена,

Как шепчет над сыном мать:

Он пропадал допоздна

И усталый улегся спать.

Что это, как не ночь?

Нет, это не ночь, а смерть,

И нельзя ничему помочь.

Англия может теперь

Посул положить под сукно.

Они умели мечтать –

А вдруг им было дано

И смерти не замечать?

И я наношу на лист:

Мак Донах и Мак Брайд,

Коннолли и Пирс

Преобразили край,

Чтущий зеленый цвет,

И память о них чиста:

Уже родилась на свет

Угрожающая красота.

Ни Черчилль, ни кабинет войны не понимали масштаб и характер нового ирландского республиканства, порожденного событиями 1916 г. Они не могли осознать, что ирландская революция была не делом рук «головорезов и фанатиков», а войной за независимость, направленной на разрыв всех связей с британской короной и государством. Колониальная политика Великобритании часто руководствовалась принципом, что стоит только задушить плохишей в зародыше – и все будет хорошо. В этом выражалась переоценка роли отдельных личностей. Отсюда казнь лидеров ирландцев в 1916 г. Но то, что происходило в Ирландии, было частью настоящей волны радикализма, которая поднялась во время Первой мировой войны и сразу после нее – и которая вскоре накроет собой колонии и разгромленные империи.

Подъем «Шинн Фейн»

Через два года после Пасхального восстания ирландскую нацию объединила всеобщая стачка против призыва в армию, а на выборах в октябре 1918 г. «Шинн Фейн» уничтожила остатки партии, которая довела Парнелла до преждевременной кончины. «Шинн Фейн» завоевала 73 из 105 парламентских кресел, предназначенных для Ирландии. С этого момента борьба за независимость велась на двух фронтах. В своей довольно критичной истории Ирландской республиканской армии Дэниел Финн описывает, как 21 января 1919 г. депутаты от «Шинн Фейн» «собрались в дублинском Мэншн-хаузе, где провозгласили создание нового представительного органа – Дойл Эрен[101] – и объявили о независимости Ирландии»:

В тот же день группа из числа «Ирландских добровольцев» начала Войну за независимость, атаковав офицеров Ирландской королевской полиции в Типперэри. С этого дня реорганизованные «Ирландские добровольцы» получили известность под именем Ирландской республиканской армии. Основной принцип своей новой кампании они могли позаимствовать из слов, которые приписываются Джону Макбрайду – одному из казненных в 1916 г.: «Если все начнется снова, послушайте меня и постарайтесь не попадать за решетку»{60}.

По мере трансформации «Ирландских добровольцев» в ИРА британское государство способствовало созданию эквивалента этого движения в среде ольстерских протестантов.

Позиция Черчилля по Ирландии не отличалась от его позиции в отношении любой другой колонии. Его ошибки и преступления проистекали из его пылкой, полурелигиозной веры в империю. Что касалось Ирландии, то уже с ранних лет он соглашался со своим отцом, с позицией юнионистов и с необходимостью разыграть «оранжевую карту», чтобы предотвратить успех гомруля. В 1897 г., спустя три года после того, как венерическое заболевание свело отца в могилу, молодой Черчилль раскритиковал «великую Либеральную партию» за симпатии к идее ирландского самоуправления. Еще через два года в своем первом предвыборном выступлении в качестве кандидата от консерваторов он заявил, что «все истинные юнионисты должны быть готовы встретить возвращение этой одиозной меры [ирландского гомруля] самым энергичным сопротивлением».

К 1908 г., уже сменив партию из-за разногласий по вопросу тарифной реформы и подавшись в либералы, Черчилль занял более практичную позицию. Получив назначение на министерский пост в кабинете Асквита, он был обязан пройти процедуру перевыборов в своем округе в Северо-Западном Манчестере. Зная, что в округе голосует большое количество местных ирландцев, он заявил своим избирателям: «Мое мнение по ирландскому вопросу за последние два года стало более зрелым». Он якобы подвергся перевоспитанию в «недрах либерализма» и в результате «пришел к убеждению, что национальное урегулирование ирландской проблемы на самых широких и великодушных условиях является неотъемлемой составляющей любого гармоничного понимания либерализма… Либеральная партия должна получить все необходимые полномочия и свободу рук, чтобы заняться вопросом ирландского самоуправления».

Но Ирландию как «проблему» внутри страны невозможно было просто взять и умиротворить. Черчилль проиграл довыборы в Манчестере, уступив 429 голосов. Его оппоненты-тори провели жесткую кампанию против «ренегата», однако сам ренегат возложил вину за свое поражение на «всех этих угрюмых ирландских католиков, меняющих в последний момент свое мнение под давлением