Чужой праздник (СИ) - Ломтева Анна

— Надя.

— Ну да. А я же в сортире сумку оставила! Ну и вернулась забрать, а дверь того. Не открывается. А я даже домой не могла попасть, потому что мои на даче у деда! — Елена шмыгнула носом и скривила нижнюю губу, нагоняя настроение.

— Нда, — Алёна смотрела на неё сочувственно, — И как же ты?

— Да тут подружка рядом живёт, перекантовалась у неё. Как встала — сразу сюда.

— Ладно, — Алёна повернулась к стойке, взяла из нижней ячейка ключ, — Пойдём, если там защёлка сработала, мы сейчас снаружи ключом отопрём. Если не заело.

— Ой, только бы не заело, — взмолилась Елена, подпуская в голос близкие слёзы, — Как я без ключей, без денег…

— Да погоди ты, — Алёна прошла через холл, заперла изнутри входную дверь и направилась в коридор. Елена, шмыгая носом уже по-настоящему (холодная была водичка, черт возьми), побрела за ней.

Дверь открылась сразу. Елена схватила свою сумку, которая так и стояла мирно на полу возле унитаза.

— Ну вот, всё путём, — сказала Алёна, когда они вернулись на ресепшен, — Чего Надька-то не открыла? — она покачала головой. — А насчёт Бахарева я тебе ничем помочь не могу. — Она прошла за стойку, села на кресло и подняла спокойный, честный взгляд на Елену. — И Илюха ничего делать не будет.

— Он же обещал, — пролепетала Елена, — Он же говорил — защищу от фигни… От… Это что, не оно самое?

— Да брось, — на лице Алёны снова проросла, поползла ленивой змейкой насмешливая улыбка. — Он тебя за жопу хватал? Нет. К сиськам лез? Нет. Если бы он тебя изнасиловать попытался, то да. А так — чего ему предъявишь? Девочка понравилась, он за девочкой вежливо ухаживает. Не нравится — отшей.

— Но… но… — Елена не находила слов.

— Боишься, — с удовольствием констатировала Алёна, — Правильно боишься, нагадить он тебе может много.

— И как?

— А так, — Алёна откинулась на своё кресло, сделала «эть» ручкой, — Знаешь, как в том старом советском анекдоте — между струйками. Всё, хватит, — она потянула к себе журнал, — Мне работать надо. Гуляй!

И Елена отправилась гулять.

На лекции она всё равно бы уже не пошла. Домой тоже не хотелось. Она как будто выпала из привычной паутины, которая держала её в жизни, из всех этих крепких нитей, соединяющих дом, вуз, работу, клубы и другие обычные места. Соскочила, как шестерёнка, покатилась и канула в неведомую щель. Словно его величество Расписание, державшее её холодной цепкой рукой, отвлеклось и упустило.

Прохладное утро разогревалось, обещая жаркий день. Деревья уж неделю как оделись листьями, небольшой ветерок шевелил эти свежие, роскошные гривы, которые пока что были такими яркими, такими нежными, словно вынутые из упаковки новенькие шелковые платки. Елена шла по знакомым улицам, пошмыгивая насморочно (простудилась, стопудово простудилась!), смотрела на голубые тени на асфальте, на яркую зелень. На неё словно морок напал, она сама была не своя и не в себе. «Как будто кино про себя смотрю», думала она, останавливаясь на перекрёстке, чтобы дождаться зелёного на светофоре. У неё внезапно образовался впереди пустой день, который она должна была теперь потратить. Не по назначению, без плана, незаконно и неправильно. Ей бы вспомнить о близких экзаменах, или о домашних делах (которые никогда не кончаются, как известно), или о подругах-однокурсницах. Ольга, небось, обижается — она никуда не выходили потусить уже больше недели…

Вспомнить, перейти на свой обычный деловой шаг-бег, направиться к остановке трамвая — вон он из-за поворота ползёт, погромыхивая — и поехать скорее туда, к делам, к нормальной жизни. А она дождалась зелёного, перешла улицу и свернула на перекрёстке налево. Туда, где небольшой переулок уходил в путаницу старой застройки и дальше, к откосам над рекой.

Здесь сохранялись одноэтажные и двухэтажные деревянные и кирпичные частные дома. Дома с эркерами, угловыми окнами и мансардами. Дома-избы с резными наличниками. Дома-лабазы с мрачными кирпичными надбровьями над прихмуренными подслеповатыми окнами. Перед одними тротуар лежал вплотную, перед другими торчали хилые палисаднички, дружно проросшие по весне тюльпанами. В проходах между домами густо росли черёмуха, сирень и американский клён.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Елена шла, бездумно разглядывая всё это, такое непривычное её взгляду горожанки, пересекавшей относительно аккуратный центр на транспорте, живущей в многоэтажном муравейнике на продуваемом ветрами недавно застроенном косогоре.

Один домик был просто поразительно хорош. Одноэтажный, бревенчатый, очень дачный на вид, он имел по торцам два крыльца с точёными перилами, невероятной красоты наличники и доску над фронтоном с буквами «К» и «Д» и цифрой 1899. Елена, зацепившись глазами за цифру, невольно остановилась. Домику было почти сто лет. Перед ним тоже стояла легкая реечная ограда палисадника. На удивление целая, хотя и потерявшая под дождями почти всю краску, изначально, очевидно, светло-голубая. За оградой росли две яблони-китайки, на вид такие же старые, как сам дом (хотя, конечно, это было невозможно). На яблонях уже налились, зарозовели многочисленные бутоны. День-два, и деревья обольёт бело-розовой пеной цветов. Под деревьями зеленел мелколиственный ковёр. Елена подошла ближе и рассмотрела — среди листьев проглядывали маленькие фиолетовые цветочки.

— Фиалки, ну надо же, — сказала она вслух, — Фиалки прямо в городе, а?

Эти фиалки её добили. Ощущение сна, или бреда, или параллельного мира накрыло её с головой. Несколько секунд она была уверена, что сейчас может просто оттолкнуться ногами от земли и полететь. Она подняла руку и потрогала бутоны на низко нависшей ветке яблони. Никогда в жизни ни прежде, ни после её чердак не был так близок к полному сползанию в овраг.

Сбоку, у калитки, что-то двинулось. Елена, всё ещё во власти чар, медленно опустила руку и повернулась. У калитки стояла женщина раза в два старше неё, одетая в «варёные» турецкие джинсы и футболку с Микки Маусом. Её лицо как будто не давалось взгляду, или это Елена потеряла способность смотреть в лицо.

Елена подошла к женщине и сказала:

— Знаете, сегодня всё как-то очень странно.

Женщина внимательно посмотрела ей в лицо, подняла руку, тронула лоб, потом зачем-то — ухо. Сказала спокойно:

— Пойдём, тебе бы присесть.

— Я отлично себя чувствую! — сказала Елена, радостно улыбаясь.

— Я вижу, — сдержанно ответила женщина, — Не переживай, это ненадолго.

— Я поняла, что это сон, — сказала Елена, — или у меня крыша едет. Вас тут нет, наверное.

— Пойдём, пойдём, — женщина осторожно взяла её за плечо и повела сперва в калитку, потом на крыльцо, по чуть прогибающимся ступеням, потом через облезлую дверь в темноватый коридор, где пахло кошками, и наконец — в светлую, большую комнату, про которую Елена в первый момент только поняла, что окон три, и в каждое льётся поток солнечного света. Её подвели к столу и усадили на деревянный стул. Она огляделась, замечая заставленные горшками с растениями подоконники, диван, на котором дрыхнут сразу два крупных кота, рыжий и черный, какие-то шкафы со стеклянными дверцами, за которыми через солнечные блики едва различается вроде бы хрусталь и фарфор…

Перед ней появилась чашка с кофе. Хозяйка села напротив и вторую чашку поставила перед собой. Сказала:

— Пей.

Елена подумала, что запах кофе какой-то бледный, словно выцвел на фоне кошачьей вони, но потом взяла в руки чашку и пар облизал ей нос. От этого её мозги как будто промыли. Она осознала, что сидит в чужом доме напротив незнакомой женщины и собирается пить сомнительный напиток из чашки неизвестной чистоты.

Хозяйка дома словно следила за её взглядом. Стоило ей подумать вот это всё — про место, кофе и чашку — как она усмехнулась и спросила:

— Начинаешь в себя приходить? Хорошо. Не бойся, пей. Чашки я мою как следует, кофе свежесмолотый, варила я его себе. Просто совпало удачно.

Елена отпила небольшой глоток. Кофе как кофе. Она поставила чашку, подняла взгляд на хозяйку и спросила: