Элегия Михаила Таля. Любовь и шахматы - Салли Ландау

И еще обезболи- вающее утешение: “моя Саська”… “мой Миша”… “Она с кем-то, но все-таки и со мной”… “Он с кем-то, но все-таки и со мой”.

Ко всему еще арестовали и посадили Роберта – о его ви- новности и не могу, и не хочу судить. Это было знаменитое “дело Розенблюма” – шефа торговли Латвии. Миши в Риге не было. Утром в дверь квартиры позвонили. Роберт открыл дверь, потом вбежал в мою комнату, сбивчиво сказал, что его забирают. Шумное это было дело. Роберт мог “загреметь на всю катушку”, но в итоге отсидел что-то около полутора лет… Положение в доме осложнилось. Роберт содержал всю семью. На моих руках трехлетний Гера, Ида, квартира. Все дорогие “тряпки”, которые привозил Миша, я начала распродавать. Сбережений никаких. Роберт не умел копить деньги. Он был очень отзывчивым и широким человеком. Друзьям и знакомым, которые уезжали из Союза, он упаковывал ящики с вещами, сам платил за багаж, за контейнеры с мебелью (“рижская мебель”!), а иногда и за билеты… Уже потом, через несколько лет, он сказал мне как-то: “Если бы эти люди отдали хотя бы часть денег, я был бы миллионером…” Мой заработок – 120 рублей в месяц. Я распродала практически все.

А Миши нет. Он на Кубе. Там турнир памяти Капаблан- ки. Гонорар им заплатили в сертификатах, на которые он купил для Л. каракулевую шубу (“доброжелатели” не дремали и сразу же донесли мне об этом).

Возвратившись с Кубы, Миша пробыл в Риге несколько дней. Все это время он был возбужден, рассеян, бесконечно звонил в Москву. Я, разумеется, догадывалась, кому он звонит… Было видно невооруженным глазом, что он находится в состоянии сильного увлечения, чтобы не сказать больше… Я старалась выглядеть холодной и безразличной, хотя удавалось мне это с большим трудом… Он томился в Риге несколько дней и вскоре вылетел в Москву. И я знала, к кому он полетел. Я знала, что благодаря Л. у него появилась компания актерских кинознаменитостей: Рыбников, Ларионова, кто-то еще… Они каждый день собирались, и Миша тратил на это общество все деньги, которые у него были. Я не хочу сказать что-то отрицательное ни в чей адрес. Я далека от того, что Мишу обирали. Я знаю, что Миша тратился в собственное удовольствие и не без желания погарцевать перед Л. Но факты оставались фактами: я в Риге продавала вещи, чтобы как-то свести концы с концами, а Л. в Москве получала от Миши дорогие подарки, которые он делал, не задумываясь…

Положение мое было скверным как в моральном отношении, так и в материальном. Я вызвала из Вильнюса отца. Он приехал и сказал: “Миша твой муж. Он гений. Ты должна это понимать и ко всему относиться разумно. Ты не должна провоцировать его на развод, но ты и не должна ждать, пока он к тебе вернется. Ты должна вернуться к самостоятельной жизни. Ты ведь певица. Я помогу тебе и как отец, и как директор Вильнюсского эстрадного оркестра. Герочка пока поживет в Вильнюсе с бабушкой, а там посмотрим… Только не разводись с Мишей… Все образуется…”

Я и не собиралась разводиться с Мишей, я не собиралась снова выходить замуж. Я должна была думать о себе и о своем ребенке. Я знала, что в этом мне никто не поможет, даже влюбленный в меня до беспамятства “министр”, под напором которого я в конце концов сдалась, опустошенная, разочарованная и одинокая…

Так бывает в жизни… Две главные силы бросают жен- щину в омут измены: первоначальная измена любимого человека (именно ЛЮБИМОГО, потому что человек, которого ты не любишь, становится тебе безразличен со всеми своими похождениями и ты не чувствуешь себя обиженной и преданной им) и возникающая после этого моральная пустота и полная незащищенность. Эмоциональная женщина готова в такой момент на все. Любительницы приключений часто просто пользуются представившимися обстоятельствами. Но если рядом оказывается умный, тактичный, любящий тебя мужчина, то обманутая женщина решает свою судьбу в пользу этого мужчины и через некоторое время становится увлеченной им по-настоящему или уговаривает себя в том, что так оно и есть…

Миша остался как бы за занавесом, и мне долгое время не хотелось этот занавес приоткрывать. Он же почувствовал себя уязвленным, и, я думаю, мои взаимоотношения с “ми- нистром” сыграли свою роль в окончании его затяжного романа с Л.

Полагаю, что моя история сильно его ранила, но, клянусь, ничего нарочито предумышленного с моей стороны в этом не было. Мы с “министром” не афишировали свои встречи, но и не скрывали их, во всяком случае, до поры до времени. Он был человеком властным и влюбленным в меня очень. Плюс к этому прибавьте его положение в Латвии, возраст и вам станет ясной подоплека его ненормальной ревности ко мне. Его “профессура” следила за мной днем и. ночью. Меня фотографировали, когда я входила в отель, меня фотографировали, когда я выходила из отеля. Я не могла зайти в ресторан или в кинотеатр незамеченной. Я шла по улице и оборачивалась, как шпион в детективном фильме. Геру мог остановить на улице “министерский” шофер и спросить, “где мамочка?”, “кто звонил мамочке?”… “Министр” был просто болен мною. Он звонил Мишиной маме и интересо- вался, где я. И если Ида говорила, что я, например, в ванной, он звонил через пятнадцать минут и спрашивал у нее, почему я так долго не выхожу из ванной.

Полюбила ли я его? Наверное, да… И боялась… Хотя по- нимала, что ничего плохого он мне не сделает. Его ревность и подозрительность объяснялись не только положением в высших сферах, не только его властолюбивым характером, но и тем – это было главное, – что он страшился потерять меня. Наши отношения в глазах всей Риги были эпатажными, скандальными. Обойти стороной коммунистическое ханжество и пуританство “министру” не удалось. Он стал “пятном” на Центральном Комитете Коммунистической партии Латвии. Ему начали “грозить пальчиком”. Его вызвали в ЦК и сказали: “Вы не будете ни членом ЦК, ни министром. Вы будете никем, если не прервете порочащую коммуниста связь. Ваша “дама” – официальная жена Михаила Таля”. О случившемся он сам мне рассказывал… Он предлагал мне развестись с Мишей и выйти за него замуж, но мне это было не нужно – при всей привязанности к нему, при всем том, что он делал для меня, я понимала, что брак наш не будет счастливым, потому что мы, как говорят, из разных команд. Он – каста, латыш, член ЦК, а