Во мраке, переходившем в серебро - Kaтя Коробко

выражения? Даже несмотря на? шансы на гибель и выздоровление примерно равны для серьезных болезней. Древние люди молились друг за друга и совершали ритуалы, чем я, кстати, еще не занималась. Может, пора?

Мысли о великих страданиях наводят на мысли о финансовой системе. Из нее и, возможно, благодаря ей, я смогла оплатить свое обучение, а потом расплачиваться с долгом, который вырос в три раза. Эта система работает, как капкан, который хочет поймать потребителя и выпотрошить его, сделать его должным и обязанным на многие годы и на большие суммы. Это я вспомнила о ссуде, которую всё еще пытаюсь взять для бизнес-расходов. Деньги надо брать, пока дают, а какая будет расплата — выяснится позже.

Чеховская реальность и заядлые проблемы маленького человека… Барахтаясь в больших макросистемах, я чувствую себя этим маленьким человеком. Конечно, мне никто не обещал, что жизнь будет добра и справедлива ко мне. Но почему я предполагаю, что добро всегда побеждает? Запрограммирована детскими сказками, где добро побеждает зло? Мне будет тяжело жить, если я перестану в это верить. Поэтому и продолжаю действовать так, будто мир действительно дружелюбен, обо мне кто-то заботится и всё будет хорошо. Меня миловала судьба до настоящего момента, и становиться фаталистом мне сейчас не хочется.

Еще одна привычка пандемии — это замечать положительные изменения. При подъеме со дна особенно заметна разница. Полезно осознавать, чтобы пересилить море негатива и страхов. Я ищу и считаю любые приметы приятных и положительных изменений, которые происходят.

Встречи детей с доктором Тамини, психотерапия и нутрициолог у Лорочки теперь онлайн, а это значит освободившиеся часы времени, которые проходили в гонке за успеванием на эти визиты после или вместо работы. Освобождается время и место в расписании, а значит, можно отделять процессы один от другого, не наваливать все дела в кучу.

Можно так же отпустить руль по поводу личных интересов Лорочки. Она тяготится моим присутствием и заботой. Ей кажется, что она уже достаточно взрослая, и девочка хочет принимать решения о своем здоровье сама. Я периодически слышу какие-то отзывы от нутрициолога Николь, так как в основном встречи проходят по телефону и без меня. Лора время от времени заказывает какие-то новые продукты на Амазоне — тоже сама.

Виртуальные или, как теперь говорят, телемедицинские визиты облегчают мне жизнь. Я надеюсь, они не исчезнут со снятием карантинных запретов.

Лорин педиатр, тоже на телефонной встрече, посоветовала обратиться к детскому эндокринологу. В другое время мне надо было бы искать свободный день, через несколько недель назначать визит и потом везти ее полтора часа в один конец. А в этот раз поговорили по телефону с педиатром в четверг — и нам назначили телевизит на понедельник. Я могла не покидать рабочее место, а Лора говорила со своего телефона из дома. Я была очень довольна врачом, которая, к тому же, говорила по-русски. Совет ее был мудрый и дельный, напомнил о незабвенном Карлсоне: «Спокойствие, главное спокойствие!»

У Васи была встреча с доктором Тамини, на которую он прибежал с улицы в мыле и, пробыв у телефона три с половиной минуты, испарился. И опять прозвучала угроза прекращения лечения, если Вася продолжит игнорировать указания врача. Ответственность за принятие лекарств лежит на мне, и мне прямым текстом ставится на вид моя неспособность заставить ребенка принимать таблетки. Я согласна, что не могу его заставить, но мне неприятно быть опять виноватой в том, что Вася такой, какой есть. Получается гальванический эффект сладкого общения психиатра с ребенком и жесткого — со мной.

В онлайн-формате сложно обеспечить полное присутствие Васи на визите с врачом. Раньше было сложнее его поймать, посадить в машину и доставить к врачу. Психические расстройства в тягость обществу. За детей получают родители. Как же иначе, их ответственность!

Меня это бесит. Ругаться я не хочу, особенно с психиатром. И чего бы я добилась? Чтобы меня пожалели? Меня раздражают психиатрические неопределенные ответы. Вот бы кто посоветовал, как вести себя в этой ситуации! Без опыта и советчиков решаю, что лучшей реакцией будет понаблюдать, как всё это пойдет дальше, и не лезть на рожон. Пока с психиатром мы всё же выигрывали противоборство со школой. По моим наблюдениям, каждый второй ребенок из окружения моих детей нуждается в психологической поддержке, а получают ее только мои дети. Мне удается найти ресурсы, в отличие от других родителей, оттого что я не допускаю проигрышных сценариев плюс удача новичка, как в картах. Меня мотивирует страх, что может быть хуже. Мне нет на кого переложить ответственность, я, как уж на сковородке, и намерена искать ответы.

Побившись о неразрешимое и потратив изрядно энергии на детей, переключаюсь на работу. Я становлюсь востребована. Гигиенистка собирается выходить на работу со второй недели июня. Им раньше, чем врачам, разрешено принимать пациентов, и у нас жаждущие. Часть визита — это осмотр врачом, и я тоже должна присутствовать, хотя своих пациентов еще не могу принимать. Просто сидеть целый день и раз в час на пять минут общаться с пациентами — то еще удовольствие. За пару дней такой работы я начинаю сходить с ума. Заполняя паузы информационным шумом в интернете, понимаю, что устаю от информации больше, чем от работы.

В голове муравейник из тревожных мыслей типа: «А как дальше жить?» Мысли бегут в привычном направлении. На следующий день в планах везти маму к ортопеду, проверять, как заживает ее бедро. Надо также забрать контрастную жидкость на очередную томографию. Большие надежды возлагаю на плановый визит к невропатологу, назначенный полгода назад, до всех этих безумств. Пока что-то делаю, не так одолевают мысли, а на этой отсидке на работе голову зашкалило. На работу на этой неделе больше не вышла.

Свозила маму в больницу к невропатологу и ортопеду. По дороге и в городе уже не чувствовала себя последним гуманоидом за рулем. Вокруг появились люди и машины.

Невропатолог, как я и надеялась, взывал к здравому смыслу моей мамы и убеждал в том, что операция будет правильным решением в ее ситуации. Она не внемлет. Мама еле тянет ноги и голос после уговоров и переговоров. Даже о Лондоне не вспоминала. Она устала, готова смириться.

— Что ж ты всё хочешь меня зарезать, Кира? — уже без запала вопрошает мама по дороге домой.

— Режут кур, а тебе предлагают самую высококвалифицированную помощь, которая только существует. Это единственное, что тебе может помочь, пока еще не поздно.

Бесполезная трата слов и сил. Мама изучила вопрос с помощью своих