Семь лепестков - Cергей Кузнецов

– Некоторым образом, это справедливо, – заметил Антон, – ведь, собственно, лекарства и есть наркотики.

– К слову сказать, – ответил Горский, – с наркотиками ты совершенно не умеешь обращаться. Вот ты виделнечто, благодаря покойному Зубову. И что ты сделал с этим? Ты это забыл и вместо того, чтобы думать, что это был за предмет и кто был этот человек, по-прежнему играешь в Шерлока Холмса.

– Предмет мог быть чем угодно. Если бы это было кино, это был бы пистолет – но пистолету нечего делать в этой истории. Женю ведь отравили, а не застрелили.

– Зубова застрелили, – сказал Горский.

– Но его застрелили не на даче Белова, – ответил Антон.

– Ну, – Горский улыбнулся одними губами, – давай подождем, пока кого-то застрелят на даче. Когда вы туда едете?

– В выходные, – ответил Антон. Эта мысль была ему неприятна: после того, как он сегодня утром дозвонился до Белова и сказал ему по телефону о том, что у него есть новые сведения, тот заявил, что на уикэнд снова хочет собрать всех на даче, «потому что уже пора кончать эту историю». Амбивалентное слово «кончать» в этом контексте совсем не нравилось Антону, – в пятницу вечером поедем.

– В пятницу, – задумчиво повторил Горский, – пятница – день Венеры. Шестой день недели по западному календарю.

Шестой лепесток

Поначалу она думала попросить Колю довести ее до клуба, но в последний момент решила, что поедет сама – хотя бы для того, чтобы не напиваться. Проезжая через мост, она кинула взгляд на сожженное здание Верховного Совета и вспомнила, как в ночь событий сидевший у них Смирнов потирал руки и говорил: «Это же мой участок! Подряд на строительство, какой подряд на строительство!». Интересно, подумала Женя, досталось ему что-нибудь или нет? Глядя на белый с черными разводами дом, она вдруг поняла, что понятия не имеет, из-за чего случилась стрельба. То есть Альперович с Ромкой говорили про какую-то финансовую схему с фальшивыми авизо, которую надо было прикрыть – но в деталях ей было лень разбираться. Похоже, что опять наши сражались с ненашими – и наши снова победили. Потому что наши всегда побеждают.

Женя подумала, что это чувство было главным из того, что дал ей Ромка. Наши всегда побеждают. С того момента, как она надела себе на палец кольцо с бриллиантовым цветиком-семицветиком, она навсегда перешла в лагерь победителей. Женя могла – в приступе слабости или раздражения – жаловаться на жизнь, но в глубине души она знала: все ее мечты сбылись. Муж, прекрасная квартира, комфортабельная машина, уикэнды в Европе, отпуска на южных островах. Можно было еще завести себе ребенка, но это когда-нибудь потом. Она еще слишком молода, еще не все взяла от жизни. Не зря же американки рожают только под сорок.

Клуб назывался «Полет», и попала в него Женя случайным, чтобы не сказать таинственным образом. Два дня назад, сразу после того, как Рома улетел в Нижневартовск, FedEx принес ей заказное письмо. «Это круто – отправлять письма по Москве FedExом», – подумала она тогда. Письмо представляло собой сложенную пополам четвертушку тисненой бумаги. На внутренней стороне было напечатано приглашение на вечер в недавно открывшийся арт-клуб, а на внешней, рядом с тисненой эмблемой клуба, был изображен цветок, у которого остался только один лепесток. Предпоследний был уже оторван, ветер уносил его куда-то за пределы белого поля.

Цветок не то был нарисован от руки, не то – напечатан типографским способом. Женя задумалась. Пятый лепесток она оторвала полгода назад, во время случайной встречи с Альперовичем. Недавно, на дне рождения Бори Нордмана, он еще спросил ее – сбылось ли? Ну, конечно, ничего не сбылось. Детская магия перестает работать, когда ты становишься взрослой.

В центре клуба стоял большой самолет, играла незнакомая Жене музыка. Она попробовала потанцевать, но как-то не пошло. Протиснувшись к стойке, она заказала себе «Маргариту» и выпила ее залпом. «Зачем я сюда пришла?» – подумала Женя.

На самом деле она знала ответ: ей хотелось приключения. Отлетавший лепесток был еще одним, невысказанным, желанием – и это совпадение заворожило ее. Нет, теперь Женя уже не хотела ничего отыгрывать назад – она бы предпочла сохранить все, что получила, добавив к этому что-то, для чего трудно было подобрать слова.

В этот момент она увидела Леню. Толстый и неуклюжий, он стоял в центре танцпола, растеряно озираясь. На лице его словно было написано: «А что я здесь делаю?». Костюм мешковато сидел на нем, и он казался старше своих лет – или, может быть, он-то как раз и казался тридцатилетним, тогда как Женя все еще чувствовала себя года на двадцать три максимум.

Она окликнула его, но за грохотом музыки он ее не услышал. Женя поставила допитый бокал на стойку и стала пробираться к Лене, сквозь танцующих и подпрыгивающих людей. «Наверное, я все же старею, – подумала она, – в институте-то вон как отплясывала».

Неожиданно она почувствовала, что устала и уже не хочет никаких приключений. Хотелось напиться, а потом взять такси или попросить Леню довезти ее до дома, рухнуть в кровать, включить телевизор и уснуть. Каждый вечер она собиралась посмотреть какое-нибудь кино, из тех фильмов, что Рома покупал на видеодисках, огромных, как старые виниловые пластинки – но почему-то сон охватывал ее минут через пять после титров.

«Надо вернуться к стойке и взять еще „Маргариту“«, – подумала Женя, и в этот момент Леня обернулся и увидел ее.

Сидя за угловым столиком, они пили и сплетничали. Леня рассказал, как Наталья оставила Поручика без квартиры – и неожиданно для себя Женя испытывала одновременно чувство женской солидарности и верности старой дружбе. Наталья была молодец, но Борьку было жалко и поэтому она была мерзкая эгоистичная сука.

– Да, – сказала она в конце концов, – я всегда чувствовала: от женщины, которая так говорит, добра не жди.

Леня рассмеялся и привычным жестом поправил очки.

– А помнишь Лерку? – спросил он.

– Конечно, – ответила Женя, – она, кстати, должна приехать уже скоро. Она мне электронное письмо прислала на той неделе.

– Она была первая моя знакомая, которая ругалась матом. До этого я считал, что девочки таких слов вообще не знают.

– Да, Лерка была боевая, – без энтузиазма согласилась Женя и, словно вспомнив о чем-то, спросила: – это ты прислал мне приглашение?

– Нет, – недоуменно ответил Леня, – я думаю, это их пи-ар отдел всем рассылал. Хотя странная идея – рассылать приглашения FedExом. Обычно курьера отправляют.

– Ну ладно, – сказала Женя и, допив свою «Маргариту» (пятую? шестую?), поднялась и спросила: – Потанцуем?

Леня спратал очки в футляр и убрал его во внутренний карман пиджака. Играла какая-то медленная музыка, слова было уже лень разбирать. Леня танцевал на удивление хорошо, и Женя вдруг почувствовала, что вечер удался. Было так приятно плыть по алкогольным волнам музыки, не думая ни о чем, не волнуясь и не переживая.

Они вернулись к столику.

– А ты не знаешь, Маша так и останется в Англии? – спросил Леня.

– Не знаю, – сказала Женя, – Володя ничего об этом не говорил. Но вроде ведь дела у него наладились?

– Да, конечно, – ответил Леня, – все хорошо. Мы чудесную схему сейчас разработали…

– Да, Ромка мне говорил что-то… я, вроде, тоже туда подписана.

– Но, похоже, Машке там просто больше нравится, – сказал Леня.

Женя пожала плечами. Она не любила Лондон, находя сам город сырым и тусклым, англичан – неоправданно снобистскими, а хваленую моду – слишком плебейской.

– Кто бы мог знать, что так все кончится, – вздохнул Леня, – только ты с Ромкой и осталась. А Володька ведь как Машку любил, а?

– С возрастом это проходит, – пошутила Женя, – впрочем, ты ведь никогда не был женат?

– Слава Богу, – ответил Леня, – то есть я хотел сказать, это потому что Ромка меня опередил, – поправился он.

Женя рассмеялась и потрепала его по щеке.

– Не завидуй так уж сильно, – сказала она.

Садясь в ленину «вольву», Женя поняла, что совсем уже пьяна. «Зачем я, все-таки, столько пью?» – пробормотала она. Впрочем, это было все еще приятное опьянение, что-то обволакивающее, мягко баюкающее.

– Ты слышала уже нового Гребенщикова? – спросил Леня – «Песни Рамзеса IV», крутая вещь.

– Нет, – сонно сказала Женя. Она скинула туфли и с ногами залезла на переднее сидение. Было немного неудобно, но ей почему-то казалась смешной мысль сесть так, как она сидела в кресле маленькой девочкой… маленькая девочка, в короткой юбке, в белых гольфах…

– Или я лучше тебе старенькое поставлю… – сказал Леня. – Привез из Германии себе недавно. Классическая музыка конца семидесятых, странно, что мы в школе его пропустили.

Он щелкнул магнитолой, диск с мягким звуком ушел в нутро автомобиля, и Дэвид Боуи запел:

Do you remember a guy that's beenIn such an early song

– Ничего я не помню, – ответила Женя.