Семь лепестков - Cергей Кузнецов

Сейчас зловещий судья, сам оказавшийся мультиком, рассказывал о том, что он задумал уничтожить город мультиков, чтобы построить на его месте скоростное шоссе.

– Очень люблю это кино, – осипшим голосом сказала Алена.

– Угу, – кивнул Антон и посмотрел на часы. Если еще через пять минут Валера не перезвонит, надо будет идти.

В этот момент зазвонил телефон.

– Это меня, – сказал Антон и снял трубку.

Это и в самом деле был Валера.

– У меня сейчас ничего нет, – сказал он, – но позже будет. Я тебе перезвоню через два часа.

– Давай домой, – сказал Антон, – я буду ждать.

– Дилер? – спросила Алена.

– Типа того, – неохотно кивнул Антон. Подобные вопросы всегда казались ему верхом бестактности. Еще бы телефон попросила.

Автоматически он потянулся к лежащей на столе бумажке и перевернул ее. Это было приглашение на презентацию «Летюча».

– О, это же сегодня, – воскликнул он, – а я совсем забыл.

– Хочешь – возьми, – сказала Алена, – я все равно не пойду.

– У меня есть, – ответил Антон, – мне Шиповский дал.

Теперь будущее выглядело радужным. Через полчаса он будет дома, выкурит последний кропалик и будет ждать валериного звонка. Потом они встретятся, он возьмет еще травы, дунет вместе с Валерой и поедет на презентацию. Антон облегченно вздохнул.

Планам, однако, не суждено было сбыться: дома Антон понял, что с ним случилось самое плохое, что могло произойти. Он забыл, куда сунул последний кусок гашиша. Один раз такое уже было – тогда так и не удалось найти полтора грамма отборного марокканского гаша. На этот раз Антон утешал себя тем, что кропаль был все равно микроскопический – и так, утешая себя, он методично начал перерывать всю квартиру. Он посмотрел в карманах всех джинсов, включая пятый маленький кармашек. Он перерыл все бумаги на столе и все шкафчики на кухне. Он расстелил газету и выкинул на нее содержимое мусорного ведра. Потом он решил, что по обкурке мог спрятать гашиш в книгу – и начал пролистывать книги. Потом ему пришло в голову, что кропаль мог быть в рюкзаке, с которым он ходил по городу (вот было бы смешно! Можно было бы и у Алены дунуть!) – но нет, это было не смешно, в рюкзаке тоже ничего не оказалось.

Хорошо, сказал себе Антон, поступим по-другому. Перестанем устраивать бардак и лучше уберем в квартире. Пока я буду убирать, я его как бы случайно найду. Я словно скажу ему «на хуй ты мне сдался!» и не буду его искать. Не искать – это лучший способ найти. Как там сказано в «Бардо Тодол» –без вожделения и страха. Так и будем поступать.

Он расставил по местам все книги, собрал бумажки со стола, отнес джинсы в пакет в ванной и там на всякий случай вывернул все грязные носки – но нет, идиотская идея прятать гашиш в носках ему в голову все-таки пришла впервые: там ничего не было. Он выкинул мусор обратно в ведро и решил даже вынести его – но, глянув на часы, понял, что Валера уже полчаса как должен был позвонить. Антон снова позвонил на пейджер, оставив на этот раз свой домашний номер, и стал ждать.

Самое глупое заключалось в том, что он не мог думать ни о чем, кроме травы. Нет, он легко мог обходиться без травы неделю или даже две – но если весь день был устремлен к тому, чтобы дунуть, то, не дунув, просто невозможно было существовать.

– Надо взять себя в руки, – сказал сам себе Антон, взял чистый лист бумаги начал медитативно рисовать на нем цветик-семицветик. «Кто же мог убить Женю Королеву?» – написал он в красивой рамке. В самом деле – кто? И как ответ – если он его получит – приблизит его к ответу на единственный вопрос, который его волнует на самом деле: куда делся Валера и почему он не звонит?

После ночной беседы Романа хотелось вычеркнуть из числа подозреваемых – его было по-человечески жалко, и трудно предположить, что он мог убить женщину, которую так любил. На роль жениного любовника могли претендовать все оставшиеся мужчины, но основные подозрения падали на Владимира и Поручика: у них, как помнил Антон, были романы с Женей еще в юности. А говорят, что первая любовь – самая крепкая. С другой стороны, можно предположить, что Роман просто пытался отвести от себя подозрения и на самом деле именно он убил Женю, потому что не хотел разводиться с ней или просто из ревности.

Зазвонил телефон. Антон схватил трубку – но это был Паша, легендарный московский психонавт, который принимал все, что могло сойти за наркотик.

– Привет, – сказал он.

– Привет, – ответил Антон, – я как раз хотел тебе позвонить. У тебя травы нет случайно?

– Совсем пусто, – ответил Паша, – я вот тебя хотел спросить о том же.

– Мне перезвонить сейчас должны, – сказал Антон, – я не могу говорить.

– Понял, пока, – и Паша отсоединился.

Антон еще раз позвонил Валере домой (никого) и собрался было позвонить на пейджер, как вдруг страшная мысль о том, что Валеру повязали и звонок будет подобен самодоносу, остановила его.

Антон достал из кармана приглашение на презентацию «Летюча» и стал рассматривать его. Арендовать под представление журнала станцию «Красные ворота» – это крутая идея.Ворота намекали на психоделическиеврата восприятия, а доперестроечное название станции – «Лермонтовская» – на фамилию поэта, якобы зашифрованную в названии журнала. «Чем демократам не угодил Лермонтов? – подумал Антон, – скорее уж коммунисты должны были держаться за красный цвет». Не иначе как здесь была своя тайна, но Антону сейчас было не до нее: внезапно он сообразил, что поскольку дома у него ничего нет, то даже если менты получат его телефон, то в этом не будет ничего страшного. Он снова позвонил на пейджер и оставил свой номер.

Он дал себе еще час. Если Валера не перезвонит, то надо будет идти на презентацию. Во-первых, Горский просил его принести первый номер журнала. Во-вторых, там наверняка можно будет чем-то разжиться.

Вестибюль «Красных ворот» был забит народом. Из глубины неслись звуки музыки, какой – трудно было разобрать, потому что слышались только низкие частоты. Оглядываясь в поисках знакомых, Антон увидел Алену.

– Ты же не собиралась сюда идти? – сказал он.

– Да вот, Вася подъехал и полечил меня немного, – ответила Алена и кивнула на молодого парня в вязаной шапке растаманских цветов. Это и был пресловутый Вася-Селезень.

– Привет, – сказал Антон, а Вася со словами – «Jah live!» стукнул его кулак своим.

– Это Антон, – сказала Алена, – он как раз за тебя и расплатился.

– Спасибо, брат, – ответил Вася, – но вообще ты зря парился. Они наверняка позитивные ребята, все понимают… сам подумай – с афганки-то разве можно не въехать?

– Особо позитивными они мне не показались

– Да ты просто на измене все время, мэн. Тебя просто бычит. Небось, и денег они у тебя не взяли, да?

– Хули не взяли, – с некоторой обидой сказал Антон. Получалось как-то глупо: он заплатил 900 баксов и не услышал даже благодарности. Можно было, впрочем, посчитать этозаслугой и на этом успокоиться.

– Потому что ганджа – такое дело, – продолжал Вася, – она же на могиле царя Соломона выросла, ты знаешь, да?

Антон рассеяно кивнул и подумал, что у Селезня наверняка с собой есть, но в этот момент от толпы отделился человек, которого он меньше всего ожидал здесь увидеть.

– Привет, привет! – в нелепо смотревшемся здесь костюме и галстуке перед ним стоял уже изрядно пьяный Леня Онтипенко. Золотые очки сверкали на его носу.

– Привет, – откликнулся Антон, – а как ты сюда попал?

– А меня Сашка Воробьев пригласил, – объяснил Леня, – он типа финансирует все это дело.

– А… – сказал Антон, а Вася, не замечая появления нового слушателя, продолжал развивать тему:

– Разборки – это из-за героина или кокса там. А ганджа – позитивный наркотик, ты рисунок его когда-нибудь видел? – и он ткнул пальцев в изображение зеленого листика на своей футболке.

– Ну, – непонимающе сказал Антон.

– Это же цветик-семицветик, исполнитель желаний. Сказку небось в детстве читал?

Леня вздрогнул и сказал «Да», хотя вопрос был обращен к Антону.

– Ну вот, – сразу переключился на него Вася, – ганджа она и есть цвет семи цветов. Как радуга, сечешь? Расклад такой: есть Бабилон и Зайон и между ними – радуга, по которой надо пройти. И ганджа это и есть этот путь, въезжаешь?

– Бабилон и что? – переспросил Леня.

– Зайон. Сион по-русски. Потому что на самом деле настоящие сионисты – это растаманы. Эфиопы – они же и есть подлинные евреи, это еще Маркус Гарви доказал.

– А я думал, что настоящие евреи – это русские, – пошутил Леня, нервно поправляя очки.

– Точно, – откликнулся Вася, – все русские растаманы в душе. Например, знаешь, что слово «кореш» значит «корешок», то есть «корень»?

– Ну и что?

– «Человек-корень» – это же «рутман», въезжаешь? – спросил Вася.

Леня не понял.

– Ну, – пояснил Вася, – есть такое понятие в растафарайстве – «рутс», корни то есть. Верность своим корням, Эфиопии там, Хайле Силассе Аю, Богу Джа и т.д. А Рутман – это человек корней, чего тут не понять. У Гребенщикова, небось, слышал: «Рутман, где твоя голова? Моя голова там, где Джа», или вот «Чтобы стоять, я должен держаться корней».