Те самые люди, февраль и кофеин - Екатерина Репина

Уж Лола знала кое-что в жизни: она не пропустила ни одной серии десяти последних сезонов «Пако и Пепе», самого достоверного сериала о жизни телезрителей Испании. Сериал рассказывал об испанцах, так как другие нации не умели быть интересными: приезжали толпами, кучковались в гостиницах и магазинах и нисколько не пытались выказать свое уважение испанской культуре — к их стыду.

Мелодия звенела, не переставая. Долорес, чье доброе сердце не могло перенести больше двух серий любимого сериала подряд, отключила проигрыватель от сети. При этом продолжила выстукивать ритм песни и пританцовывать на ходу. Ее танец напоминал фанданго, хотя несколько талантливых прыжков и пытались сроднить его с танцем хота.

Когда же Долорес Фернандес Гомес запела — монотонно и нарочито фальшиво, ей удалось порадовать учителя музыки: так это было похоже на канте хондо. А учитель мог слышать Лолу с небес, где обитала его душа с прошлой осени (дождливой, поэтому не жалко было с ней расставаться, да и родственники устали от парализованного старика) или же из гранитной ниши, куда его тело было помещено сразу после внесения арендной платы. Долорес сама не знала, как именно, но все же была уверена, что ее пение радует учителя своей пронзительной фальшью. Фальшивое исполнение было изначально предусмотрено народными испанскими композиторами для поющего населения, и Лола с удовольствием фальшивила, размышляя о любви и обмане.

Так незаметно наступило утро. Пришли повара, официанты, отдохнувшие после своей смены. А Долорес даже не вымыла пол. И не собиралась это делать. Она сидела и плакала.

— Лола, ты уже завтракала? — спросил толстый Хосе, повар.

— Я пришла час назад. Конечно, еще не ела, — сквозь слезы ответила Долорес.

Потом каждый занялся своим делом. И только Лола продолжила сидеть на полу, разглядывая цветы на подоле юбки. Ей захотелось есть, особенно после слов Хосе, но она стеснялась попросить хлеба с чесноком. И вообще, пора было начинать работу.

Петь она устала. Все же канте хондо предполагало бесконечно долгое вытягивание одной ноты, а у Лолы не хватило сил завершить композицию. Ведро символично задребезжало, столкнувшись со столиком. Так Лола обычно завершала уборку и шла на кухню мыть посуду.

На тарелках оставалось немного еды. Лола не была голодной: утром она съела булку и выпила целый кофейник, а повара Хосе обманула, так как надеялась получить лишний кусок обжаренного с чесноком хлеба.

Еда на тарелках выглядела неопрятно. Лола выкидывала ее в помойное ведро, посуду же ставила в мойку. Когда абсолютно вся грязная посуда оказалась в мойке, Лола пошла на кухню и попросила кусочек хлеба с чесноком.

Повар Хосе ел, отвернувшись к окну. Он кивнул в сторону плиты, не отвлекаясь от завтрака. Хосе был толстым не всегда. Раньше он развозил пиццу на велосипеде. Еще раньше продавал газеты возле центральной площади. Он начал работать, как только научился говорить. Упитанный живот подтверждал его статус — статус человека, добившегося в жизни большого успеха. Все окружающие были согласны с тем, что толстый Хосе красивее Хосе худого, что он — удачливый испанец.

Лола съела кусок обжаренного с чесноком хлеба и пошла мыть посуду. Хозяин, осматривающий зал, крикнул, чтобы она вымыла пол еще раз. Лола фыркнула: она так и знала, поэтому правильно поступила, когда не стала мыть пол в первый раз — все равно пришлось бы перемывать.

— Лола, ты вообще завтракала? — спросил хозяин.

— Нет, ведь я пришла всего два часа назад, — ответила Лола. Теперь она мечтала о тарелке паэльи.

— Попроси Хосе приготовить тебе паэлью, — тут же сообразил хозяин. — И себе пусть тоже приготовит.

Лола опешила. Хозяин никогда не был ни транжирой, ни расточителем. Он редко угощал и никогда не повышал жалованье. Сегодня же он так легко согласился покормить своих подчиненных, что Лола не могла и дальше мыть посуду. Вышла в зал, вытирая руки о передник.

— Что случилось, синьор?

— Вчерашние русские оказались очень добрыми. Они не только заплатили за стоимость разбитой люстры, но и починку сцены тоже возместили. Так что мы можем не работать всю неделю и ни о чем не волноваться.

— И мы, действительно, не будем работать, синьор?

— Нет, ну … мы будем работать. Просто теперь мы можем не волноваться из-за разбитой люстры и разрушенной сцены. Теперь мы просто починим все, а вечером откроемся.

Лола кивнула. Она поняла, что теперь можно не мыть пол в зале: все равно придут рабочие и затопчут его. Вернулась на кухню и домыла посуду.

Паэлья оказалась вкусной. Лола никогда раньше не ела паэлью в таком шикарном ресторане. Ей всегда казалось, что шикарные рестораны были гораздо лучше тех забегаловок, где она обычно ужинала. А оказалось — ничуть не отличались. Паэлья была не менее вкусной, чем та, что готовилась на углу, в маленьком кафе.

— Значит, еда здесь такая же? — обратилась Лола к Хосе.

Хосе жевал. Он относился к пережевыванию пищи серьезно, несмотря на шутки окружающих. Никогда не разговаривал с набитым ртом. Лоле пришлось подождать, прежде чем он ответил:

— Такая же.

Лола поняла, что додумывать родившуюся мысль ей придется самой, никто не поможет ей в этом. Хотя думать совсем не хотелось. После паэльи наваливался сон, Лола собралась уходить домой.

В зале зазвучала мелодия. Это хозяин снова включил проигрыватель.

Долорес пошла через зал, притопывая. Запела фальшиво и искренне, закружилась, подскочила, яростно затопала, с гневным выражением лица.

Через некоторое время она перестала петь и танцевать, добралась до проигрывателя, попыталась выключить его.

И остановилась. Она додумала, наконец, мысль, которая впервые побеспокоила ее на кухне, за паэльей. Лола не пыталась специально додумать ее, не мучила себя. Она просто танцевала и пела, совсем не стремясь решить, идти ей голосовать на следующие парламентские выборы или нет. В танце она вдруг поняла, что идти нужно.

Вопрос выбора был для нее самым тягостным. В любой другой ситуации можно было повременить: сказать, что еще не приняла решение, сослаться на занятость, перенести встречу или просто забыть о ней. Но с выборами следовало быть осторожней. Дело государственной важности — эти самые выборы. И кто знает, во что может вылиться неучастие в них.

Она толком не понимала, что решает галочка в квадратике напротив имени одного из кандидатов. Но всеми силами пыталась придать этой галочке вселенский масштаб, чтобы видеть саму себя в центре той вселенной.

Только отчего-то не получалось.

Она уже голосовала однажды. По телевизору выборы были не такими скучными, как для самой Лолы. Она взяла бюллетень, отметила симпатичного ей кандидата и опустила лист в урну. А в новостях показывали яркий праздник, где каждый участник был виновником торжества и явно ощущал это.

Одна Лола, похоже, ничего не ощутила. И от этого ей было особенно горько.

Ее жизнь с тех пор совсем не изменилась. Серии «Пако и Пепе» шли одна за другой, работа не позволяла скучать. А галочка, поставленная Лолой на предыдущих парламентских выборах, тяготила своей загадочностью.

Для чего понадобилась именно ее, Лолина, галочка? Все самое интересное ведь, так или иначе, проходит мимо нее. Так зачем? И как жить дальше? И зачем?

Долорес вообще не любила выбирать. В ином деле она бы легко избавилась от необходимости выбора, но здесь… Государственное мероприятие! Оно проводится не просто так, а для всеобщего блага.

И нечего даже думать. Надо идти и за кого-то голосовать.

Лола поправила прическу перед зеркалом. Мысленно представила себя на избирательном участке: невысокая, сутулая, худая, с грязными ногтями и спутанными волосами женщина рядом с человеком из телевизора, каким-нибудь кандидатом от какого-нибудь блока.

— Ну, ничего так, нормально, — сказала себе Долорес и шмыгнула носом (она была лишена честолюбия). Смущало только то, что выбор надо было делать осознанно, а не спонтанно. Лола постоянно меняла собственное мнение, по любому вопросу, какой бы ни пришлось решать, и осознанное решение вопроса было для нее затруднительно.

Например, подлец Мануэль бросил Марибель накануне свадьбы. Вроде бы простая ситуация. Надо вовремя найти Марибель, пока она не полоснула ножом по венам (слишком дорого обойдется лечение), и сказать ей, что Мануэль еще вернется, только нужно подождать. Все просто. И отношение должно быть однозначным.

Однако в жизни все складывалось не так.

Один из родных братьев Лолы был таким же Мануэлем, точь-в-точь как сериальный подлец. Когда он бросил свою невесту накануне свадьбы, Лола не бежала спасать девушку. Она жалела Мануэля, уговаривала его не воспринимать жизнь слишком серьезно и плюнуть на все проблемы разом.

Когда следующим вечером разговорилась с соседкой, узнала, что невеста Мануэля умерла от потери крови в результате самоубийства. И тут же бросилась к брату — спасать того от дурных мыслей и смерти.