Легенда о Горном Льве (СИ) - Анастасия Веха

касаний. Отдал бы всё, лишь бы это никогда не заканчивалось. Нежность Катерины была в сто раз приятнее, чем самая страстная ночь с умелой любовницей, вот, что я думал.

Катерина рассказала, что говорила с моими людьми, пока я валялся мешком костей на постели, и наврала им о моём здоровье. Понял, я должен держаться бодрым. Ближе к вечеру следующего дня я собрал все свои силы и вышел. Прямо у двери встретил Оддманда. Должно быть, старик шёл ко мне с докладом.

Ко мне? Или к моей жене, которая быстро прибрала мою власть к своим маленьким цепким ручкам?

— Господин? — удивился Оддманд, вскинув густые серые брови. Он широко ухмыльнулся в усы. — Рад видеть тебя на ногах!

— Ага, я тоже, — хмурился я. Направился по коридору, стараясь держать спину и шаг. Хотел найти своих людей и узнать, что случилось и чем закончился поход. Память будто отшибло. Когда пытался вспомнить, только сильнее гудела голова. — Где Йорген?

— В усадьбе, господин. Он не выходил из покоев рыжеволосой госпожи.

— Проклятье, какая ещё госпожа⁈

Оддманд отвёл меня туда. Покои оказались недалеко от моих, в конце коридора. Я без стука ввалился внутрь и огляделся беглым взглядом. На постели валялся Йорген, придавив собой какую-то рыжую девицу. Они оба вскинулись. Воевода оскалился.

— Какого хрена, Зигрид? Уйди, я занят! — зарычал он. Девка уткнулась лицом в его голую грудь. Она лежала с задранной юбкой. Мне не было до их лобзаний никакого дела.

— Собирайся. Есть дела.

— Засунь дела себе в зад!

— Жду за дверью.

Я вышел, хлопнув дверью, и остановился. Ох, проклятье! Не могу отдышаться. Схватился за стену, чуть не рухнул. Оддманд стоял в коридоре, не решаясь что-то рассказать. Я бросил на него взгляд. Проклятая темнота слева жутко бесила. Повязка чесалась. Голова ныла. Но полы больше не плясали под сапогами, а съеденное не грозило выйти наружу так же, как вошло. Неужто дерьмовый отвар помог?

— Где Сванхильд? — Голос дал хрипотцы.

— В сторожевой башне, господин. Там сидит ещё Лейф.

— Лейф⁈

Что успел выкинуть этот отбитый? Лейф был одним из лучших воинов в дружине, я воевал с ним плечом к плечу не один год. За свирепость его кликали Безумцем. Поговаривали, что он и вовсе берсерк, воин, что впадает в яростное опьянение и рубит всех, кто попадётся под руку. Неужели безумие совсем захватило его разум? На сердце стало неладно.

— В ночь, когда случилось покушение на маленькую госпожу, была потасовка в главном зале. Лейф стал зачинщиком. Псы напали на рабынь, княгиня пожелала вмешаться.

Кровь отлила от моего лица.

Боги, Китти… Если я увижу хоть один синяк на твоей коже, когда раздену тебя донага, то порежу всех.

— Лейф Безумец ударил маленькую госпожу, дружина поднялась и судила своим судом, — продолжил Оддманд.

— Где был ты? — это меня беспокоило едва ли не сильнее всего. — Княгиня сильно пострадала?

— Нет, только царапины. Я не успел вмешаться, господин, — честно сказал старик, глядя мне в глаза. — Я уже стар, ни к чему не годен. Пора уже ложиться в курган. Если хочешь, прикажи выпороть меня. Я провинился и не уберёг твою собственность. Понесу наказание по закону.

Он опустил седую голову. Оддманд служил когда-то моему отцу, князю Колльбьёрну, и ушёл со мной на долгие годы беззакония. Оберегал, пока я был сопляком. Учил сражаться, помог найти верных соратников. Помог выжить. Он всегда был рядом. Даже если бы хотел, я не мог выпороть его. Честь не позволит. Отец учил меня отвечать добром на добро. Увы, не всегда получается.

— Я прощаю тебя, Оддманд, — вздохнул я, обдумав всё это. — Раз всё обошлось… Лейфа вздёрнуть и повесить над воротами. Скажи людям, что он казнён за смуту и покушение на жизнь княгини. Выполняй.

— Слушаюсь, господин, — старик поклонился и ушёл.

Наконец показался Йорген. Он был злым и сверкал чёрными глазами, как волк. Вышел одетый, хоть и без оружия, и прикрыл дверь в покои.

— Долго копаешься, — заметил я недовольно.

— Надо было закончить… одно дело! — зарычал воевода. Мы пошли по коридору в главное крыло дома.

— Я кормлю тебя не за то, чтобы ты кончал свои дела.

— Отвали, — огрызнулся Йорген и нахохлился.

Спустившись в главный зал, я заметил, что на стене появился гобелен — большое полотно, сотканное из зелёных и золотых нитей. Узор сплетался в сложные узлы. Я удивился. Йорген тоже. Оба поняли, чьих рук дело. С появлением гобелена в зале стало будто… теплее? Дом становился домом. Гобелены и подсвечники появились в коридорах усадьбы, стало чище и светлее. В одной из комнат почему-то жили щенки. Я решил, что попозже разберусь с этим. И всё-таки перемены в доме мне понравились. Не жалею, что вернулся.

По пути до дружинного дома, где жили воины, я расспрашивал Йоргена о дани и том бое, где пострадала моя башка. Он рассказал. Уже в последнем поселении, на пирушке, мы упились и завязалась драка. Один из воинов ударил меня секирой. И я не встал.

— Я отрезал ему башку, так что за смуту он поплатился. Согласись, это был бы не ты, Зигрид, если бы не вляпался в историю! — заметил Йорген. — У нас с тобой всегда не всё гладко. Но я рад, что ты выкарабкался.

— Дань забрали? У бунтовщиков?

— Всё до последнего гроша выгребли, князь. А ещё забрали у вождя всех дочек. Дожидаются тебя в рабской половине.

— Пусть Оддманд определит их на кухню.

— Но, князь… — Йорген озадаченно насупился, — они дочки вождя, красивые и никогда не работали. Ещё девки. Не хочешь себе в постель?

— Мою постель будет греть только одна женщина, Йорген, и ты знаешь, какая, — коротко бросил: — Девок в кухню, пусть Агот с ними разбирается.

Йорген не стал спорить. Рассказал, как ехали до усадьбы в лютый снегопад. Как вязли в сугробах кони и примерзали к земле сундуки во время остановок. Йорген очень торопился, боялся, что я сдохну в пути и придётся отковыривать мёрзлый труп от деревянного настила телеги. Бьёрн устроил истерику, когда увидел мою пробитую голову, его отпаивали элем полночи. Мне стало смешно, когда я услышал об этом.

— Ну и ну, а ещё княжеский отрок! И где он, кстати?

— Я велел ему не попадаться на глаза, — рассказал Йорген. — Тошнит с его соплей.

Я кивнул. Что-то я избаловал этого сорванца.

— Спасибо, что позаботился обо всём, дружище, — сказал я. Йорген был моей правой рукой уже столько лет, что нельзя сосчитать. Ему я верил так же, как и Оддманду. Готов был погибнуть за них обоих. — Я щедро отплачу тебе.