Мой первый, мой истинный - Марина Эльденберт

моей свободы воли. Но именно это меня и разозлило. То, что он использовал на мне свою силу, лишив меня выбора. Вместо того, чтобы растаять в его объятиях послушной куклой, я зарычала в ответ, ударив по его ауре собственной.

Я не знаю, как так получилось. Я вообще не знала, что так могу, но вервольфа словно что-то ударило: его голова мотнулась, а взгляд Даниэля стал совершенно злым и диким. Я даже не успела выдохнуть, как снова оказалась в стальных объятиях, а мои губы – в плену у его рта. Поцелуй Хуана был нежным, настойчивым, но надежным, покоряющим, поцелуй Даниэля оказался присваивающим, клеймящим, злым и жадным. Он обрушился на меня с мощью девятого вала, захватывая целиком и полностью. Вырывая дыхание из моих легких, поглощая мой вдох, выпивая меня до остатка.

По телу мигом разлился жар, кожа стала чувствительной, а сердце забилось так, будто я пробежала марафон. От страха? Или от чего-то еще, чему я не могла придумать определения? Я горела, пока его губы грубо раздвигали мои, а руки будто вплавляли в свое тело. Было в этом что-то звериное, глубокое, затягивающее настолько, что я в какой-то момент действительно испугалась, что потеряю себя, и укусила Даниэля за губу.

Он отпустил меня так быстро, что я едва не сползла по стеночке. Шагнул в сторону, опалив взглядом дело рук своих, то есть почти что обнаженную меня. Мгновение – и я поежилась от ненависти и злости, вспыхнувших в его глазах. Только что он смотрел на меня, как на самое желанное в своей жизни. На какой-то приз, а теперь – как на нечто ничтожное, помеху. Сгорая от стыда, я резко стянула края халата, так, что ткань едва не затрещала. Но Даниэль, видимо, решил, что мне мало на сегодня унижений и добавил:

– После изменения ипостаси вервольфы хотят есть и сношаться. Не принимай на свой счет.

Глава 13

Я дернулась от его слов, будто от удара. Сношаться. Вот, что он хотел со мной делать. Хотя, если верить Даниэлю, даже не со мной. Ему бы любая подошла.

Я едва не задохнулась от осознания этого, от этого и от сдавившей грудь боли – со скрипом разрушались развалины моей гордости. От того, что позволила ему себя целовать, касаться себя и даже целовала в ответ. Вот только у меня такой отмазки нет. Вроде той, что мне хотелось сношаться. Владыка, кто вообще придумал это уродливое пошлое слово?

Я рванула прочь, но тут же вскрикнула от боли в другой ране, не сердечной и эфемерной, самой настоящей. Казалось, ногу прострелило до самого бедра, в глазах на миг потемнело, а я, потеряв равновесие, поняла, что сейчас полечу на землю. Сильные руки подхватили меня раньше, чем я успела встретиться с мусором на полу конюшни. Подхватили и усадили на какой-то ящик, с которого я сразу же попыталась подняться. Что я ему, кукла какая-то, чтобы вот так меня таскать?

– Не дергайся, – приказал Даниэль, не позволяя мне встать. – Иначе свяжу тебя и все равно все посмотрю.

– Ты забыл добавить: что я там не видел? – съязвила я. – Ай!

Последнее относилось к тому, что вервольф перехватил меня за щиколотку и потянул на себя, от чего полы халата вновь едва не разъехались в стороны. Я уже не знала: мне халат придерживать или очки, которые чудом не слетели от таких резких телодвижений. Несмотря на жестокие слова и весь его злой вид, он опустился на одно колено, осторожно поднес мою ступню к своим глазам и размотал пояс, который основательно намок и из белого превратился в багровый. Кажется, я порезалась сильнее, чем думала.

– Кровь, – пробормотал он, принюхиваясь и обжигая пальцами мою кожу. – Понятно, почему меня так повело.

– Это ты сейчас себя так уговариваешь? Какой ужас! Ты потерял контроль при виде этой убогой! А дело в том, Даниэль, – я посмотрела ему прямо в глаза, – что ты просто меня хочешь.

Взгляд вервольфа нужно было видеть! Ярость, ненависть, желание меня придушить. Но при этом я испытала нереальное злое удовольствие. Это был матч-реванш, и я выигрывала. Пока…

– Хочу, – признался Даниэль, морщась, будто в этом было нечто постыдное. – Но это часть моей природы. Это вовсе не значит, что ты мне нравишься.

Я замерла от этого необычного признания, я вообще ничего не понимала.

– Как можно хотеть того, кто тебе не нравится?

– У тебя и меня это же как-то получается.

Я хотела возразить, но в этот момент Даниэль больно надавил на ранку, и я взвыла:

– Ты специально?!

Инстинктивно попыталась ударить его второй ногой, но только зашиблась.

– Изабель, – прорычал он, – ты хочешь, чтобы я вылечил тебя или нет?

– Как? Пытками?

Если бы от наших яростных взглядов вспыхивали искры, то эти конюшни давно бы пылали в огне.

– Хорошо, – вздохнул он, поднимаясь, – справишься сама.

Я запаниковала. Во-первых, поняла, что сама до города с раненной ногой не дойду, а у меня еще там сестра связанная валяется. Во-вторых, решила, что он действительно уйдет. Вот так просто.

– Нет, – взмолилась я. – Пожалуйста, не уходи.

Он вернулся к моей ноге так быстро, что до меня почти сразу дошло, что никто меня бросать не собирался. Рамирес снова играл на моих чувствах. Виртуозно, надо сказать. Бесов манипулятор! Но, прежде чем я успела ему все высказать, он вновь надавил на мою рану так, что перед глазами замелькали темные мошки, а я сжала зубы, чтобы не заорать.

– Давить на порез – это не лечение!

Если бы меня еще слушали!

– Там осталось что-то внутри, – заявил вервольф, и его кисть вдруг на моих глазах удлинилась, а человеческие пальцы превратились в когти. Теперь я заорала не от боли, скорее, от страха, но Рамирес не церемонясь со мной, прошелся внутри пореза, отбросив в сторону какие-то совсем мелкие осколки.

Осознав, что, останься эти детальки в моей ноге, ничего хорошего меня бы не ждало, я заморгала заплаканными глазами. Но мои глаза, кажется, стали еще больше, когда Даниэль приподнял мою ступню повыше и вдруг провел по порезу языком. Я подпрыгнула на месте. Да я едва не улетела с ящиков, когда почувствовала раскаленную мощь на пульсирующей ране.

– Что… ты…

Он пригвоздил меня взглядом, пока зализывал порез,