Право на легенду - Юрий Васильев

Да… Ну что ж, он все-таки еще на что-то годится, старый капитан. Не обмяк. Смотри-ка ты, забрался на Кеглючин-камень и веревку с собой притащил и ракетницу. Надо, пожалуй, посигналить ребятам, они там внизу, должно быть, думают, что теперь он торчит на скале с разбитым черепом.

Так он лежал минут десять, расслабившись, собираясь с силами. Спускаться вниз будет легче: он прочно закрепил веревку в камнях. Правда, сильно болели руки. И, кроме того, он устал. Так устал, что было трудно сжать пальцы в кулаки. Но не беда. Теперь уже не беда. Сейчас он еще полежит минуту и станет спускаться. Там, внизу, он знал, тумана нет, его разогнал ветер, и можно будет сразу же просигналить ребятам на «Азимут», чтобы ему бросили конец. И все будет самым лучшим образом, капитан, только еще чуть-чуть полежать, и можно будет спускаться…

Все было так, как он рассчитал. Площадка, широкая и ровная, находилась как раз на уровне борта «Азимута» и могла бы принять весь экипаж, и до шхуны было действительно не более тридцати метров! «Азимут» стоял, накренившись на борт, глубоко осев кормой, и волны уже заливали надстройки.

Но людей на судне не было.

В ту минуту, когда Варг оказался на площадке, вертолет, висевший над палубой, круто отвалил в сторону и пошел к противоположному берегу. Варгу не нужно было напрягать зрение, чтобы увидеть под брюхом машины веревку с обыкновенным морским якорем на конце. На якоре, обхватив его руками, сидел человек. Последний человек, которого сняли со шхуны. Должно быть, это был капитан Ракитин.

Варг смотрел на удаляющийся вертолет, на крошечную фигурку, обнявшую якорь, и думал, что его бы только силком заставили вот так бултыхаться между небом и землей, висеть на якоре — подумать только!

И еще он подумал, что за эти несколько часов люди, должно быть, совсем обессилели. Иначе какой бы моряк не взобрался по трапу в кабину…

Всю обратную дорогу Вутыльхин сидел нахмурившись. Уже когда подъезжали к дому, он сказал:

— Всю ты мне свадьбу испортил! И зачем я тебя только пригласил? Мог бы и не приглашать, раз ты такой быстрый, тебе все ездить нужно.

— Ладно, — устало проговорил Варг. — Ладно, Тимофей, не ворчи. Ну, виноват я перед тобой. Виноват.

— Конечно, виноват! — с готовностью подхватил Вутыльхин и удовлетворенно хмыкнул. — Это хорошо, что виноват. И я перед тобой тоже виноват. Так что мы с тобой оба виноваты.

— А ты — чего? — настороженно спросил Варг.

— Да я, понимаешь, твоего медведя одному хорошему человеку подарил. Ты погоди, не ругайся, я другого тоже подарил, но они люди хорошие, приезжие, а ты — куда денешься? Ты же свой человек. Подождать можешь.

Потом, когда они уже входили в дом, добавил:

— А еще скажу, что каждый себе медведя сам добывает.

— Прохиндей ты, Вутыльхин, — сонно сказал Варг. — Ну тебя к черту, в самом-то деле. Уложи меня лучше спать, а то я сейчас помру…

7

За окнами все еще тянулась тайга, но уже было ощутимо дыхание океана. Скоро — конец пути. Это чувствовалось по всему. Проводники собирали порожнюю посуду, женщины развешивали на плечиках измявшиеся за дорогу туалеты, в вагоне-ресторане кончилось пиво. Это последнее обстоятельство огорчило Варга: он не то чтобы очень любил пиво, просто — на Чукотке его не было, вот и привыкли северяне пить впрок. К тому же пиво ему запретили, а Варгу не нравилось, когда ему что-то запрещали.

— Может, бутылочку найдем, а? — заискивающе попросил он буфетчицу. — Хоть одну, — для старого человека.

— Я бы для вас не пожалела, — сказала буфетчица, успевшая проникнуться к Варгу уважением. — Вон, видите, мужчина сидит, последние пять бутылок взял. Хороший мужчина, — доверительно добавила она. — Вы попросите, он поделится. Между прочим, тоже моряк.

Варг глянул в дальний угол вагона и увидел там одиноко сидящего Володю Самохина. Володе было много за пятьдесят. Нос у него был картошкой, волосы рыжие, уши плотно прижаты к черепу, глаза под мешковатыми веками маленькие, юркие, взгляд угрюмый. Суровый человек Володя Самохин! Кулаки у него пудовые, шкура дубленая, голос вроде наждака: гаркнет — мороз по коже. А буфетчица, поди ж ты, говорит: хороший мужчина. Умная какая тетка, подумал Варг, чрезвычайно обрадовавшись этой неожиданной встрече. Тем более неожиданной, что Самохин служил механиком на том самом «Балхаше», где Варгу уже оставлена каюта.

— Что же это делается?! — громко, на весь вагон сказал Самохин. — Я, понимаешь, только в поезд сажусь, только, понимаешь, беру пиво и начинаю думать про капитана Варга, а он уже здесь! Тебя на пароходе ждут не дождутся, я на неделю к дочке ездил, так мне Донцов говорит — ты, смотри, не задерживайся, твой дружок закадычный решил последний раз по морю поплавать, ты, говорит, обеспечь, чтобы машина не подвела, а я ему… — Самохин вдруг на секунду сбился, махнул рукой. — А что машина? Машина, понимаешь, свое отплавала…

— В последний рейс? — спросил Варг.

— Наверное…

— Что — наверное? Такие вещи точно знать положено.

— Ну… Сам понимаешь, Александр Касимович, я про это думать не хочу. Давай про это не будем. Давай лучше про другое будем разговаривать.

Они стали разговаривать «про другое», но все равно получалось «про это», хоть и не вслух — никуда им было не деться от мысли, что многое в их жизни происходит в последний раз, и потому все то, что делаешь пока еще исправно и каждодневно, надо делать хорошо — переделывать будет некогда…

— Светлаков сейчас где? — спросил Самохин.

— Буксир у меня принял.

— Нормально у него?

— Нормально…

— Я знал, что у него будет нормально.

— Ничего ты не знал, — сказал Варг. — Как ты мог знать, если ты ему морду бил.

— Тогда он заслужил, потому что подонком был.

— Ты был ангелом…

— Брось ты задираться, — усмехнулся Самохин. — Я теперь человек положительный, я теперь, понимаешь, даже наставник. Видал? Доверил бы ты мне людей воспитывать в сорок девятом?

— В пятидесятом, — поправил Варг.

— Ну, в пятидесятом, какая разница. Ведь не доверил бы?

— Почему же? — рассмеялся Варг. — Воспитывал ты хорошо, аж юшка из носа… Я, между прочим, тот день до сих пор помню, — уже серьезно добавил он. — Чайки тогда кричали, помнишь? Прямо как на похоронах.

…В тот год сезон у рыбаков выдался особенно трудным. «Рыба как в воду канула», — мрачно шутили промысловики. Но план нужно было выполнить любой ценой — такое было время. Это понимал даже Морской регистр, и потому, скрепя сердце, продлил сроки плавания судам, уже обреченным на слом.

На один из таких сейнеров Варг был назначен штурманом. «В порядке укрепления кадров, — сказали ему. — Пароход, может, еще и не потонет, он железный, а вот люди там — одна труха. Никчемный народ. Ты, конечно, делу не поможешь, а все-таки…»

Варг уже огляделся на Севере, успел привыкнуть к тому, что здесь свои законы, часто жесткие, не сразу понятные, знал, что были тут и случайные, пришлые люди, жаждавшие благ, готовые за эти блага вкалывать на полную катушку, но все равно они оставались пришлыми. Без корней, без традиций. Сейнер был под стать экипажу. Разболтанный, он скрипел ржавыми ребрами даже в тихую погоду, дышал как загнанная лошадь; борта у него шелушились коростой — никто уже не помнил, когда их в последний раз красили, на палубе… Да что там говорить! Хлев — он и есть хлев.

Варг посмотрел на все это и загрустил: он был молод, он еще не забыл и не хотел забывать истинно корабельную службу.

Механика Самохина Варг сразу же невзлюбил: бандитская рожа. Что ни слово — переборки гнулись. Варгу, который старался блюсти хоть какую-нибудь дисциплину, сказал:

— Ты, Саша, не лезь. Тебя, понимаешь, начальство прислало, ты исполняй, а мы свое исполнять будем. Мальчики у нас бедовые. Может и это… неприятность быть.

— Не может, — сказал Варг. — Я тебя вместе с твоими мальчиками за борт покидаю.

Самохин пожевал губами и посмотрел на Варга с искренним изумлением. Откуда ему было знать про беспризорника Сашку Варга, прошедшего великую школу у предводителей королевских пиратов Кружилина, откуда было догадаться, что бывший инструктор морских десантников мог и впрямь выкинуть его за борт — уж очень это казалось неправдоподобным.

Для Варга неправдоподобным было другое — сейнер, разваливаясь на ходу, продолжал исправно ловить рыбу, и рыбы, не в пример другим, — было много. Выгребали полные невода, в спешке сдавали на рыбозавод и снова, стуча машиной, уходили в море. Варг на путине был впервые. Неистовая, без сна, без отдыха, работа казалась ему оголтелой гонкой за заработком, тем более что сами рыбаки только и говорили о деньгах — у каждого на эту путину были свои планы.