Косьбище - В Бирюк

Во дворе снова стало тихо. Народ остановился, скучковался и потихоньку начал обсуждать очередную потрясающую новость. В усиливающийся ропот снова ворвался звонкий голосок Любавы:

-- А торк-то -- трусоват.

Чарджи вскинулся как пружина заведённая. Одновременно и развернулся на звук, и выдернул, вскинул саблю. И... замер, глядя в голубые глаза этой маленькой сопливки.

-- Чарджи! Стоять! Это - ребёнок! Твоя сабля в десять раз её старше! Неужели замараешь клинок?

Опять дрожит. Сабля у него в руке. Как сказал Талейран: "Штыки годятся для всего. Кроме одного: на них нельзя сидеть". Так и с саблей -- "для всего". Но не для ответа ребёнку. Чарджи сумел остановиться. Убрал, попав с третьей попытки в ножны, саблю, посмотрел на Любаву своим фирменным "инальским" взглядом и сообщил:

-- Я твою мать ял. Она -- курва. Ты - курвина дочка. Подрастёшь -- тоже курвой станешь. Я тебя тоже ять буду. Сурово. Засажу аж по самые гланды. Помни это, холопка, готовься.

Видеть как взрослый вооружённый молодой мужчина древнего и благородного рода выдаёт такие обещания девятилетней девочке... Хотя, она же не девочка -- она холопка. "Орудие говорящее" женского рода мелкого размера. Сельскохозяйственный инвентарь с дополнительной репродуктивной функцией. Репродуцирования такого же сельскохозяйственного инвентаря.

Лицо у Любавы напряглось. Сейчас она как ответит... Торка потом только смерть остановит. Его собственная. Тут уж и мне пора вступить:

-- Это вряд ли, Чарджи. Она -- моя. А я своих людей не отдаю. Или -- взыщу полной мерой. Ты готов умереть за ночь с ней?

Чарджи изумлённо переводил взгляд с меня на Любаву и обратно. Даже и рот открыл. Абсурд абсолютный маразматический запредельный. Сразу по пяти осям.

Какой-то лысый сопляк угрожает ему, иналу, прирождённому воину из рода потрясателей вселенной, смертью. За что? За гипотетические любовные игры с какой-то холопкой? Которая не только не женщина, но даже и не девушка ещё. Вообще -- никто. И это притом что к нему бабы сами чуть не в очередь записываются. Всякие. И ему угрожают? Смертью за ночь с этим... "ничем", которое к такому делу попросту не пригодно? А и будет пригодно... это же лопух придорожный, платочком прикрытый! Да он таких с десяток в любой деревне взять может, и они, по его слову, на коленках бежать будут. Да ещё приплясывать от радости, что такому господину достались - молодому да пригожему. Песни петь будут. Отсюда до самого Торческа. А это... Это же даже не баба -- мусор приусадебный с косичками.

Лучшее состояние конфликтного собеседника -- состояние растерянности. Главное -- не пропустить.

Самое страшное - потеря темпа. Кто сказал? - Сталин. Так вот, Сталин, поработаешь извозчиком: хватай вожжи и погоняй что есть мочи. Да ударение не перепутай!

-- Всё. Всем разойтись. Ивашко -- к коням. Пошли вещи собирать.

Но сборами заняться сразу не удалось. Сначала набежал мятельник. Прижал к стенке терема и шёпотом, брызжа слюной и междометиями, начал выражать свою крайнюю озабоченность:

-- А как же Макуха?... А наш уговор? ... Ты меня кинул! Обманул! За полцены майно выкупил, а сам...!!!

Пришлось ухватить мужика за ворот, подтянуть лицом к лицу, вытереть ему ротик воротником и ввести дозу успокоительного:

-- Пришёл форс-мажор. Понял? Объясняю: сказанное -- сделаю. Уговор -- в силе. Сиди тихо и все будет абгемахт. Понял? Проще скажу: будешь дёргаться -- не получится. Твоё дело -- увести посторонних с усадьбы. Делай.

Кажется, мужик нашёл какой-то скрытый и глубокий смысл в моих словах. Или именно в "абгемахт"? Улыбаться хитренько начал. Ну и ладно: дело -- делом, а связанные с этим эмоции -- только наше собственное, сердечно-кишечное. Меньше тревожится -- дольше здоровым будет.

Следом Ноготок подошёл, дождался пока Спирька убрался, и сообщил:

-- Господине, у Чарджи серебра нет.

И молчит. Я сперва испугался, когда он подошёл: если ещё и Ноготок от меня уйдёт... Потом вскинулся: так я этому дезертиру ещё и денег должен?! Потом призадумался. Один из самых противных, по моему мнению, человеческих недостатков -- неблагодарность. А Чарджи мне жизнь спас.

Пошли в избу свою. В одном углу торк сидит -- своё барахло перебирает, в другом -- Николай вещи складывает, через плечо косится, посередине Сухан столбом стоит. Ладно, достал Корькины нумизмы, начал на столе выкладывать.

-- Ты от меня уходишь, надо расчёт вести. Вот золотник -- за стрельбу твою. Когда "пауки" в усадьбу пришли, а ты стрелами поленца поколол. Вот второй. Когда я Кудре попался, ты один за мной следом пошёл, обо мне обеспокоился, ворогов убил. Вот третий. Когда вы меня в лес искать пошли, ты волхва завалил. За добрый выстрел в бою. И четвёртый -- на добрую память. Я на тебя зла не держу, и ты не держи. Ночью я тебя в трусости винил. Досада меня взяла: кабы со мною что случилось -- остальные следом полезли, под молот кузнечный. Были бы убитые да покалеченные. Досада в моих словах была, а не правда. Прости. Ныне Любава тебя трусом назвала. В том правды тоже нет -- не от испуга от меня уходишь, что я с Акимом поссорился, а от обиды. И за девчонку я тоже прощения у тебя прошу. Так получается, Чарджи, что я-то правду вижу, а другие нет. А дела твои, если со стороны смотреть... Внешняя благопристойность не менее важна, чем внутренняя добропорядочность. Важно не только "быть", но и "слыть". Древние мудрецы говорили: "не останавливайся завязать шнурки на бахче своего соседа". Если люди вокруг раз за разом будут говорить тебе: "свинья, свинья" - придёт день, когда ты захрюкаешь. Будь осторожен. И последнее: будет нужда -- зови. Всё.

Торк ошарашено рассматривал золотые монеты у себя на ладони. В каждой -- по 4.5 грамма, по курсу 1:12 получается больше гривны кунами за каждую. И, в отличие от серебра, золотые византийские монеты не портят. Ни по весу, ни по металлу. Богатый подарок. Ноготок кивнул удовлетворённо. Что у них с Чарджи общего -- не знаю. Но вот же -- озаботился кошельком товарища. Ладно, давай упаковываться.

Укладка вещей в большой команде -- занятие всегда сумбурное. "Два переезда эквивалентны одному пожару". Только пожар -- быстро. Отойди, не мешай -- само сгорит. А вот во вьюки -- само не вскакивает. Сколько я всего тут начал и не успел, до ума не довёл. Турник во дворе, который с Ивашкой строили, остаётся. Груша боксёрская, на которой Ноготок тренировался -- остаётся. Складень мой, на котором я под Николашкину диктовку слова и выражения записывал -- забираем. Мечи парные невиданные, с людоловского хутора привезённые... мой стыд и срам -- только упаковываю да распаковываю. Даже не почистил. Берём.

Тут Ивашка заявляется, злой как собака: Доман коней не даёт. Так, где моя шашечка? Опять Ольбег спёр? Нет, грешу на невинного -- за печкой спрятанная лежит. Шашку на левый бок, дрючок в левую руку. Пойдём-ка поговорим-ка с управителем. Как в первый день я с ним поговорил. Тогда меня сразу в поруб кинули, теперь наоборот -- выкидывают с усадьбы.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});