Тайна Мёртвого Озера - Ирина Югансон

кого-то в дальнем углу Мартина.

– Я-то? – Левая рука оценивающе подкинула очередную капустную голову и приладила её поудобнее. – Как не бояться? Я здесь кто? – Поварёнок. По морским понятиям это считай что юнга. А он? – Ка-пи-тан! А может и адмирал! Главный повар на кухне – это Бог и царь, и господарь, и слово его – закон!

– И часто он пинки раздаёт и уши выкручивает?

– Да он букашки зря не обидит! Мы все у него как у наседки под крылом.

– Ага, видели.

– Что вы видели? Что видели? Это, по-вашему, буря? Да если нашего на самом деле рассердить – ого-го! – сковородки по воздуху летают! Огонь в плите от одного только взгляда вспыхивает! Министры навытяжку становятся!

Вас как зовут?

– Андерс – Метте – Ильзе – Гийом. – Андерс ткнул пальцем в сторону каждого.

– Скюле. – поварёнок поклонился, и, о чудо! – высокий белый колпак, державшийся невесть какими силами на самой макушке, не свалился, а остался торчать на голове, словно пришитый.

– Неужели король столько капусты съедает? – Метте не могла отвести глаз от капустных гор. – Ха! Скажешь тоже – король! Да ты хоть знаешь, какая прорва бездельников при дворе толчётся? Счёту нет! И всех пои-корми.

Скюле сунул каждому по очищенной кочерыжке. – Угощайтесь! – И сам с удовольствием захрумтел. – Можно минуточку и передохнуть.

– Занесло тут как-то к нам в пекло… – это мы так меж собой наше тёпленькое местечко называем…

– А ведь и мы меж собой его точно так прозвали. А вас – бесенятами.

Скюле сравнение явно пришлось по душе. – Так вот, занесло к нам – уж не знаю, что за блажь ему в голову взбрела, Ульриха…

Ребята недоумевающе переглянулись.

– Вы что, Ульриха не знаете? Во даёте!

– А кто это?

– Ульрих? – Мурена в рафинаде. Скалапендра в собственном соку. – Тайный Советник невесть кого.

В общем, вздумалось господину Тайному Советнику сунуть свой острый нос на наш камбуз.

И всё-то его сиятельству здесь не пришлось по нраву. И глядим мы слишком нахально и кланяться не обучены.

Стало начальство искать, к чему бы придраться, и, конечно, нашло: "Тут кастрюли стоят не по рангу! В этом супе морковь, а не манго! Срочно во избежание отсутствия прилежания представить мне рецептуру на утверждение и цензуру!

Ишь распустились, бездельники! Я живо вашу вольницу в порядок приведу.'"

Наш слушал-слушал, да тихонько так, вроде шёпотом, а всем слыхать: – Это что ж, теперь у меня на кухне каждый лакей станет командовать?

– Да как ты осмелился!.. Да я!.. Да тебя!.. В порошок сотру, в тюрьме сгною! Ты не понял кто перед тобой?

– Ах-ах, как же я, старый пень, сразу не догадался? Это ж сам господин Тайный Советник! Что же теперь будет?! – Наш Мартин снял колпак, повертел в руках, да снова напялил. – А будет вот что, – Вы, господин советник, сейчас выйдете из вверенной мне кухни и закроете дверь с той стороны! – и как рявкнет: – А ну, брысь отсюда!

Скюле догрыз свою кочерыжку, притянул поближе корзину с чищенной морковкой, и завертелась под ножом оранжевая стружка, посыпались на доску аккуратные морковные звёздочки и кружочки.

– Ульрих чуть не лопнул от злости, а мы чуть не лопнули от смеха.

– А дальше?

– А что дальше? Если наш скинет фартук и уйдёт с камбуза, мало всем этим министрам не покажется. Фритьёф им таких кренделей навешает – сами в отставку запросятся.

Ну, что, новенькие, так и будем стоять, раскрымши рты, сказки слушать? Фартуки вон в том шкафу, колпаки на верхней полке. Вас к кому определили? К какому делу приставили?

– А к какому должны?

– Поначалу, к чему попроще – мыть, скрести, поднести, унести. Или вы грязной работы чураетесь?

– Никакой работы мы не чураемся. Да только не работать мы сюда пришли, а так просто, поглазеть.

– Ни фига себе! Поглазеть! Да как вам это только в голову взбрело? Как же вы на кухню-то проскочить умудрились?

– Обыкновенно умудрились – нас дядя привёл.

– Вы что, обалдели? Какой дядя? Это ж не проходной двор, это дворцовая кухня! Какой здесь может быть дядя?

– Наш дядя. Собственный. Родной. Дядя Мартин.

Скюле от изумления выронил нож.

Вечером, поужинав и наговорившись вволю, гости и хозяева сидели в столовой, наслаждаясь тишиной и прохладой, ароматом левкоев и маттиолы, росших в маленьком садике.

В раскрытое окно влетела крохотная капурёшка, закружилась над столом. Кирстен замахнулась на неё полотенцем: – "Кыш!" – И капурёшка, обиженно пискнув, юркнула под буфет. Тут же, за ней следом, с улицы залетела другая, чуть побольше, и, не помешкав ни секунды, направилась к буфету. Погудела, поскрипела. Словно поддавшись на её уговоры, первая выплыла из щели и запищала-запищала, жалуясь подруге. Потом обе зависли перед зеркалом, печально что-то проскрипели друг-дружке, и вдруг, прикоснувшись к собственному отражению, слились с ним и исчезли.

Дядя Мартин с интересом наблюдавший за этой сценой, чуть не покатился со смеху: – Ну, Кирстен, ты у нас – гроза капурёх!

– Не вижу ничего смешного – понаразвели в городе всякой нечисти!

– Так это ж не вошки-блошки, их никакой заразой не вывести.

– А вы, гляжу, и рады. Эта дрянь над самыми головами роится, чуть не в лицо лезет, и ни один из вас пальцем не шевельнёт.

– Что ж зря себе нервы мотать? Маши полотенцем – не маши, никуда от них не денешься.

– Грязные, противные, настырные, путаются в волосах, пищат пронзительно прямо в уши. А ведь, помнится, раньше о них и слыхом не слыхивали.

– Скажешь, у вас в Залесье ничего похожего нет?

– И у нас этих тварей хватает. Но такой прорвы я и представить себе не могла!

– Ох уж эти противные капурёхи, – согласилась с невесткой тётушка Линда. – Заполонили весь Виртенбург. Нет чердака, где не угнездились бы серые пузыри.

Носятся над площадями огромными стаями, норовят сесть людям на руки, на головы. Влетают в распахнутые окна. Дошло до того, что многие стали бояться открывать форточки даже в жару! И кисейная сетка от них не спасает. Мало того, они умудряются залетать в комнаты даже при наглухо закрытых окнах – найдут неприметную щёлочку и просочатся. И никто не знает, как сладить с этой напастью.

– Да полно, – отмахнулся Мартин, – бабьи всё это сплетни. Глупы и назойливы – это так, но я ещё не слыхал, если отбросить выдумки досужих бездельников, чтобы хоть кому причинили они вред. Вот и ко мне на кухню сколько раз залетали, чуть не в самые кастрюли ныряли – и ни одно блюдо от этого не испортилось, никто не порезался-не ошпарился.

– Они маленькие и беззащитные, – неожиданно для всех тихим, но твёрдым голосом возразила взрослым Метте. – Всякий норовит обидеть капурёшек, а за что, и сами не знают.

На девочку глянули удивлённо, покачали головами, но не сказали ничего.

На улице ещё не стемнело, но золотистые гардины были задёрнуты, в столовой уютно горели свечи.

Тётушка Линда что-то вязала.