Диссертация - Марина Столбунская

вышел около пляжа.

Яблоку негде было упасть, хотя рабочий день ещё не закончился, но бабушек и мамаш с детьми было достаточно, чтобы не оставить на песке ни одного комфортного места. Навесы и грибки – даже нечего думать, спрятаться в тени десятка деревьев и кустарников – не выйдет, да и разлёживаться он не собирался, только поплавать.

Вот уж где точно можно приятно освежиться, так это в речной прохладной воде. Дети шумели, весело ныряя и заглушая все остальные звуки. Брызгались друг на друга, прыгали с плеч, играли в волейбол, стоя почти по грудь в воде. Марк бросил одежду на границе сухого и мокрого песка и побежал навстречу не очень ласковой, но желанной стихии. Да, река – опасная красавица, с ледяными подводными течениями, водоворотами. Каждый, кто плавал в её прохладных водах, знает, что такое судорога, она почти неизбежна, особенно если плыть долго. А Раевский плавал уверенно и не боялся заплывать за буйки, рупоры спасателей молчали, а он усмехался, представляя, как они скисли на жаре или умотались следить за малышнёй и не видят его нарушения.

Заглядывая внутрь себя, познавая свою сущность, пытливый студент понимал, что смерть как факт не пугает его. Он бы принял её с радостью, но только против своей воли. Так вот внезапно глупо утонуть ему было не страшно, даже найдя предназначение, он не изменил своего мнения о том, что рождение его было ошибкой. Только вот пытаться убивать самого себя он более не станет, глупая и бесполезная это затея.

«Это как река, – интересная мысль посетила голову юноши. – Плыву я по течению, и мне легко, вода сама несёт меня, подталкивает, помогает двигаться вперёд. А поверни я против течения, – и он для чистоты эксперимента повернул. – Сразу стало тяжелее. Теперь река не помогает двигаться, а тормозит, истощает силы, и уже так далеко не уплывёшь. Время человеческой жизни – оно и есть река. Сопротивляйся, и глазом моргнуть не успеешь, как ты уже Гриня Заболотный и навсегда погребён в психбольнице».

– Товарищ, вернитесь, поворачивайте назад! За буйки заплывать нельзя! Повторяю! Поворачивайте! – очнулись от жаркой истомы спасатели.

Марк махнул им рукой и повернул к берегу, а заплыл он довольно далеко и удалялся бы ещё с безумной беспечностью, потому что доверился течению реки.

«Свобода – одно из наслаждений, – чуть позже размышлял он, сидя на песке и глядя на широкую сверкающую водную гладь. – Я могу прочувствовать её вот в таких мелочах. Не лежишь в больнице, не сидишь в тюрьме, не прикован к постели или инвалидному креслу – ты уже свободен телом. Захотелось плавать – плывёшь, бежать – бежишь, спать – спишь. Сложнее с моральной и психической свободой. Но и тут всё решаемо, надо только с умом подойти», – монстр улыбался и эволюционировал.

Больные переносили этот жаркий день тяжело, окна полностью не разрешали открывать, только узенькие форточки, персонал считал стекло опасным для пациентов. Проходя по коридору к своему посту, Раевский кривил нос от спёртого, кислого запаха пота и влажных простыней. Дышать было тяжело, особенно после того, как он вдохнул прохлады и свежести у реки. Майка под халатом начала пропитываться солёной влагой. Савин дёрнул со своего места, едва завидев сменщика на входе.

– Я в туалете все окна открыл, следи там, чтоб не побили, – буркнул он, поспешно пожав руку Марку, и побежал прочь.

«Хорошо, что в ночь, всё прохладнее, а после два выходных, – подбадривал себя студент. – Поплаваю».

Подойдя к рабочему месту, он заметил в окошке знакомые выпученные глаза. Это Гриня ждал его прихода и обещанных конфет, а завидя, запрыгал на месте. Раевский отворил дверь и вошёл в палату, в нос ударил ещё более удушливый запах, сильнее всех вонял дед кислым потом и мочой.

– Держи, Гринь, заработал, – он сунул горсть конфет услужливому пациенту, тот зажал их в ладонях и опасливо прыгнул на кровать, будто боялся, что отберут.

– Да кому ты нужен, урод, – зло огрызнулся на его косой взгляд Владик.

Марк чувствовал напряжение в воздухе, хотя все больные валялись на кроватях в расслабленных позах, изнемогая от жары, даже Шура не бормотал по своему обыкновению, а, обливаясь потом, тупо смотрел в потолок. Раевский хотел бы всех угостить конфетами, чтобы подбодрить, но с педагогической точки зрения это было бы неверным шагом.

Осмотрев строгим взглядом подопечных и решив, что тут делать больше нечего, студент направился к выходу и уже открыл дверь, но внезапно вскочивший со своего места и набросившийся с кулаками на Шульгина Шура Заров остановил его.

Грязно ругаясь, взбесившийся пациент лупил товарища по палате, но тот тоже был не промах и с удовольствием ответил. Марк кинулся их разнимать, так и не поняв, из-за чего произошла такая резкая смена настроения. Оба пациента были намного сильнее студента, слушать его приказы не желали и махались со всей силы. Боковым зрением Раевский видел, что Владик ржал, дед не реагировал, Гриня забился в угол, обняв подушку, а Ваня Серов облокотился на локоть и с ухмылкой наблюдал за зрелищем, разнообразившим его скучное существование. Помощи ждать было неоткуда. Озверев от отчаяния, Марк кинулся в самую гущу драки, отталкивая борющихся мужчин друг от друга и пытаясь уложить их по кроватям. Мощный удар по челюсти на пару секунд вывел его из строя, в глазах потемнело, из-за спины послышалось грязное ругательство, кто-то отодвинул Раевского в сторону. А когда спустя мгновение зрение к нему вернулось, он увидел, что оба буйных пациента уже лежат на кроватях и их вяжут ремнями двое мужчин в больничных пижамах. Одного он узнал, это был тот странный тип, Женя, только он забыл его фамилию.

– Ты зачем драться полез, дубина? – Марк первым делом желал выяснить, из-за чего весь сыр-бор, и кинулся трясти за грудки Зарова.

– А чё он пёрнул мне в лицо?! – зло выкрикнул Шура разбитым ртом, а Шульгин издевательски мерзко заржал. Те ребята, что вязали, как-то незаметно вышли из палаты, будто их и не было. Марк всё не мог успокоиться, да надо было осмотреть пациентов и обработать им раны.

– Вот ещё ты возишься с шизиками, – презрительно хмыкнул Владик, – себе бы лучше компресс поискал, фингал на пол-лица будет.

Сбегав на пост медсестры, которая сидела со скучающим лицом и не отреагировала на инцидент, а продолжала равнодушная ко всему читать книжку, и, взяв у неё антисептический и перевязочный материал, Раевский осмотрел больных и оказал им посильную помощь.

– Развяжи, не буду больше драться, – у Шуры резко сменилось настроение, и он заныл.

– Будешь лежать спокойно, через два часа развяжу, а