Дикая роза - Анита Миллз

Она попыталась отогнать от себя эти мрачные мысли, стараясь думать о чем-нибудь другом, например, о горах, на которые в этот момент был устремлен ее взгляд; она говорила себе: до чего же они красивы, и спрашивала себя – а как, интересно, они называются? И как раз в тот момент, когда она собралась задать этот вопрос вслух, внезапно заговорил он:

– Знаете, было бы гораздо проще, если б вы называли меня просто Хэпом. Меня все так называют, а ведь нам с вами предстоит провести в этой повозке еще столько времени. Какой же смысл произносить столько лишних слов?

– Но это звучит слишком фамильярно, я бы даже сказала развязно в устах едва с вами знакомой женщины.

– Неужели более фамильярно и развязно, чем если б я стал называть вас Энни?

– Пожалуй, нет.

– Кроме того, мне кажется, мы с вами успеем стать друзьями, пока доберемся до места. В ином случае путешествие покажется нам чертовски долгим.

Для него было полной неожиданностью, что он найдет в ней такую приятную собеседницу. Если дело пойдет так и дальше, то они, пожалуй, проболтают весь путь до Сан-Сабы.

9

На второй день путешествия, после того как Хэп и Энни без особых приключений перебрались через Ред-Ривер и успели отъехать от реки миль на десять-пятнадцать, небо стало затягиваться облаками и заметно похолодало. Хотя воздух оставался еще достаточно теплым, беспокоиться было из-за чего: если польет дождь – а все указывало на это – дорога станет непроходимой. Хэп прищурился на готовое спрятаться солнце, затем перевел взгляд на быстро темнеющий горизонт. Волы тащились так медленно, что уйти от дождя было невозможно. Если бы они были только вдвоем с верным Редом, непогода не имела бы для Хэпа большого значения.

Он посмотрел на Энни Брайс. Она сидела, прислонившись затылком к натянутому на каркас брезенту, и, судя по закрытым глазам, спала.

Хэп не мог не восхищаться Энни. Хотя она была еще очень слаба и дорога давалась ей с большим трудом, он не слышал ни единой жалобы. Остановки он делал только по собственной инициативе – чтобы поесть, размять ноги, отдохнуть или поспать. И тогда она принималась за приготовление пищи или же помогала ему как могла. Прошлым вечером она помогла ему распрячь волов, покормить и напоить их, а затем и стреножить, прежде чем пустить пастись в поле. А когда появились волки и, подобравшись к волам слишком близко, напугали их, она выбралась из постели и, пока он ходил за животными, прикрывала его с винтовкой в руках. Кто бы мог подумать, глядя на нее, что она управится с мужской работой?

В то же время она оставалась женщиной, к тому же чертовски хорошенькой, и не замечать этого, несмотря на все свои старания, он не мог. Если бы они встретились при других обстоятельствах и он не знал, через что ей пришлось пройти, и если бы она ясно не дала ему понять, что никогда больше в своей жизни и думать не станет о мужчинах, – как знать, быть может, он даже приударил бы за ней. По крайней мере, это помогло бы ему хоть на время забыть об Аманде.

Но он понимал, что Энни Брайс меньше всего нужны сейчас ухаживания полуинвалида, а ему меньше всего нужна женщина-недотрога. Какой бы открытой она ни казалась во всем другом, в этом отношении она была закрытой, как ракушка. Он до сих пор помнил ее худощавое тело и ту стремительность, с которой она отстранилась, когда прошел нервный срыв. И не забыл, как она вся напряглась, когда он случайно коснулся ее руки на сиденье. Ей не обязательно было говорить об этом – все и так было ясно. Он понимал: пока в отношениях между ними будет соблюдаться дистанция, с ней никаких проблем не возникнет, но как только он пересечет разделяющую их черту и поведет себя как мужчина, она или даст отпор, или попросту сбежит.

В воздухе уже чувствовался запах дождя. Да, он мог начаться в любую минуту. Хэп тихонько подтолкнул Энни локтем:

– Залезайте-ка лучше в фургон, а то промокнете.

– А? Что? – Она села прямо и протерла глаза. – Извините. Сама не заметила, как задремала.

– Ничего удивительного после такой ночи: небось не давали спать волки и койоты.

– Дело не в них. Я все равно не смогла бы заснуть.

– Когда матрас так плотно набит соломой, спать на нем жестковато. Надо было взять с собой перину, но я как-то не подумал об этом.

– Матрас меня вполне устраивает, Хэп. Просто не спалось.

– Не потому ли, что едете домой?

– Скорее всего.

По брезенту застучали первые капли дождя.

– Скорее прячьтесь, – поторопил он ее. – Иначе вымокнете до нитки. Не хватало вам еще заболеть в дороге…

– Не заболею. Я никогда не болею. Я могу быть усталой, голодной, могу чего-то бояться, но только не болеть. Ко мне даже корь не пристала, когда болела Сюзанна.

– Возможно, но в то время вы не весили тридцать пять килограммов.

– Сейчас уже больше сорока: взвешивалась на амбарных весах в Форт-Силле. – Губы ее искривились в иронической улыбке, и она напомнила ему: – Кажется, не я была на краю могилы две недели назад. Я просто недоедала некоторое время, вот и все. А с температурой лежали, по-моему, вы.

– Все правильно, но дождь обещает быть проливным, так что давайте-ка быстренько в фургон! И прошу вас, не спорьте со мной.

Хэп лежал под повозкой и слушал монотонный шум надолго зарядившего дождя. Несмотря на клеенку, сырость от пропитавшей землю воды становилась все ощутимее. А в фургоне над ним, в постели, которую по сравнению с его ложем можно было считать воплощением комфорта, спала (как он надеялся) Энни Брайс. Но он не мог заснуть – и от холода, и от сырости, и от непрекращающейся, ноющей боли в ноге.

Ему следовало нарушить неписаное правило всех путешествующих на колесах, предписывающее обязательную остановку на ночь, и, несмотря на темноту, продолжить путь, даже если бы для этого пришлось идти рядом с волами и вести их. Впереди оставалось так много миль, что увязнуть по самые оси в грязи и потерять из-за этого уйму времени было непозволительной роскошью. Если дождь вскоре не прекратится, – а на это вряд ли можно рассчитывать – то так оно и случится. Его безотказный барометр, ноющая нога, предсказывал долгую дождливую погоду.

Издалека донеслось громыхание грома, вновь возвещая приближение грозы. Он перевернулся на бок и выглянул из-под повозки. Действительно, вдали, на самом краю неба, полыхали молнии. Они на мгновение озаряли облака над горизонтом и гасли, словно неверное пламя фонаря на ветру. И вдруг он увидел, как молния пронизала какую-то черную, бурлящую массу. К тому времени, когда это зловещее нагромождение туч окажется над их головой, с неба хлынут такие потоки воды, что выражение «разверзлись хляби небесные» не сможет передать того, что начнется.