Тихая жена - А. Харрисон

У Джоди есть знакомые, которые прошли через нечто подобное, но абсолютно никого из них нельзя считать образцом для подражания. Эти женщины, в числе которых и ее подруга Элен, не демонстрировали никакой мудрости или достоинства, им не удалось вернуть утраченные годы или восстановить репутацию. Впрочем, для многих из них все это закончилось лучше, чем для нее самой. Почти все хотя бы остались жить в своем доме.

Последователи Адлера возрадовались бы – настолько у нее все оказалось запущено. Они же обожают выискивать ошибки в образе жизни клиента, дефекты в логике и нелепости в установках. У нее были такие привилегии и возможности, а Джоди пустила все под откос. А все из-за уверенности, что судьба будет к ней милостива, что нет необходимости себя подстраховывать, думать о будущем. Было в этом некое высокомерие, теперь-то Джоди поняла. Если бы Джерард Хартман заметил это в те времена, когда она ходила к нему на терапию, он бы немедленно наставил ее на путь истинный. Да, вероятнее всего, Джерард бы избавил Джоди от всех ее недостатков, если бы только она ему это позволила, если бы не бросила ходить. Он, Джерард, был в этом хорош, он что-то предчувствовал, почему и не отступался – несмотря на то, что на поверхности у нее проблем не было, и в его услугах (по ее мнению) Джоди не нуждалась.

Хотя и не сказать, чтобы их встречи были пустой тратой времени. Когда они дошли до ее отношений с Райеном, Джоди поняла, что этот клубок надо распутать. И ковыряться в этом было не так уж и болезненно. Джерард работал профессионально – он обладал и знаниями, и опытом, и необычайно глубоко смотрел. К тому же, диалог он вел крайне мягко и деликатно.

Джерард: А припадки Райена? Ты упоминала кошмары и членовредительство. В чем именно там была проблема?

Джоди: Иногда он по ночам просыпался с криком. Вопил, колошматил руками и ногами, подолгу не успокаивался. Иногда кусал сам себя до крови. В руку или ладонь.

Джерард: К врачу в связи с этим обращались?

Джоди: Наверняка. Надо думать.

Джерард: А ты знаешь, был ли поставлен какой-нибудь диагноз, назначено лечение?

Джоди: Психических отклонений не диагностировалось, если вы об этом. Просто у него был такой этап развития. Потом кончился.

Джерард: Как родители справлялись с таким поведением Райена?

Джоди: Я с этим справлялась. Это была моя обязанность.

Джерард: Как так вышло?

Джоди: Потому что от родительского воздействия было только хуже. Отец вел себя слишком строго, а мама, ну, просто стояла и беспомощно заламывала руки.

Джерард: Родители просили тебя о помощи или это была твоя инициатива?

Джоди: Думаю, поначалу моя, а потом они уже стали на меня полагаться.

Джерард: И как ты при этом себя чувствовала?

Джоди: Прекрасно. Райен успокаивался. Мама тоже. Папа отставал от него. Все устаканивалось.

Джерард: А как тебе было от того, что они на тебя полагались, что это твоя обязанность?

Джоди: Наверное, надо признаться, что хорошо. Я была всего лишь ребенком, а мне предоставили такую власть и ответственность. Думаю, это давало мне ощущение силы. Это точно повлияло на мое восприятие себя, и, в конечном итоге, на выбор профессии. Тот факт, что именно со мной Райену становилось лучше.

Джерард: Ты сказала об ответственности. Каково тебе было нести ответственность за благополучие брата? Ты же, как ты сама отметила, сама была ребенком.

Джоди: Я любила Райена. Помогать ему для меня было естественно. Я даже не задумывалась.

Джерард: Перешло ли это чувство ответственности за него во взрослую жизнь?

Джоди: В смысле чувствую ли я ответственность за Райена, который уже повзрослел? За Райена, у которого нет личной жизни, нет любимой работы, который не разговаривает почти ни с кем из родственников? Который, по сути, плевать хотел на все адлеровские ценности? Чувствую ли я ответственность за этого Райена?

Джерард: Да.

Джоди: Я не ожидала такого вопроса. Ну, наверное, да. Естественно, я думаю, что несу за него ответственность. На каком-то уровне, наверное, да.

Джерард: Как ты считаешь, почему это так?

Джоди: А вы бы думали иначе? Да и вообще кто-то другой? В подобных обстоятельствах?

Джерард: Как бы ты описала эти обстоятельства?

Джоди: Ладно, может, я подразумеваю не совсем ответственность. Скажем так, я за него беспокоюсь. Я хотела бы ему помочь, но я не могу. Он мне не позволит.

Джерард: Как ты думаешь, в чем причина твоего беспокойства?

Джоди: Я хочу, чтобы Райен был счастлив. Жил полноценно. Чтобы в старости он мог оглянуться на свою жизнь и увидеть, что правильно ею распорядился, не упустил данные ему возможности, чтобы у него была какая-то цель, чтобы он ей следовал, чего-то добивался.

Джерард: Давай вернемся к твоей цели, какова цель твоего волнения за брата?

Джоди: В каком смысле?

Джерард: Что будет, если ты перестанешь за него переживать?

Джоди: Вы видите в этом проблему?

Джерард: Как по-твоему, зачем вообще волноваться?

Джоди: Разве у волнения есть цель?

Джерард: Как ты считаешь, лучше ли Райену от того, что ты за него переживаешь?

Джоди: Ладно. Есть. Я поняла. Разумеется, ему от этого не лучше; но мне лучше. Пока я за него хотя бы волнуюсь, мне кажется, что я как-то стараюсь, как будто бы не бросила его.

Джерард: Это бы ты почувствовала, если бы перестала переживать за него? Что ты его бросила?

Джоди: Наверное. Да.

Джерард: А еще что?

Джоди: Думаю, мне казалось бы, что я порвала с ним отношения. Больше не чувствовала бы взаимосвязи. Если задуматься, я с ним и редко вижусь, и не могу сама связаться. Что же между нами останется, если я не буду волноваться?

Джерард: Значит, когда ты беспокоишься за Райена, ты чувствуешь с ним связь. А если ты перестанешь и связь прервется, и что тогда?

Джоди: Я буду переживать из-за того, что она порвана. Наверное, это смешно звучит.

Джерард: Не смешно. Но, я думаю, есть лучшие способы продолжать чувствовать связь с Райеном, чем волноваться.

Джоди: Например?

Джерард: Я бы предпочел, чтобы ты сама об этом подумала. Пусть это будет твоим домашним заданием.

20. Он

Тодд едет в спортзал – вдруг звонит Наташа. Она хочет, чтобы он вернулся к семи, и просит принести вина к ужину. Вот вам и Наташа. Джоди никогда не давала ему таких срочных поручений. Не в том дело, что Тодд не хочет покупать вино; но ему не нравится, как она об этом говорит, словно рассчитывает на повиновение, как будто она может им командовать. А где же все это «ты мне – я тебе», хотелось бы ему знать. Ведь она не убирает в квартире, не готовит. Но как только он входит в дом, сразу велит ему сделать что-нибудь по кухне.

Он сворачивает с Мичиган-авеню на Адамс и едет обратно, до винного магазина в Принтерс-роу. Там полно народу, в кассу очередь. На тренировку он уже опоздал, так что Тодд принимает решение выпить пива. Как давно он не сидел в баре с кружечкой! Поначалу он не был против, что Наташа так за ним следит. С учетом того, что она молода и помешана на сексе, это скорее внушало уверенность. Но так же не может продолжаться вечно. К тому же, теперь все по-другому. Наташа беременна и сама никуда не ходит.

В общем, черт с ним, Тодд решил заскочить ненадолго в бар. И как раз вовремя вернется к ужину. Она, конечно, унюхает и поругается, но все равно будет не хуже, чем когда он вернулся в три утра после визита к Джоди. Наташа не поверила, что он все это время провел с Гарри, хотя Тодд воображал, что придумал вполне правдоподобную версию.

– Мы сидели в баре до закрытия, а потом пошли в клуглосуточную столовую есть яичницу.

– Ты был у Джоди, – сказала она, как ясновидящая.

В итоге Наташа вынудила Тодда признаться. Но он сказал, что пересекся с Джоди ненадолго, да и то до, а не после встречи с Гарри. Зато это объясняло, что он привез одежду. Не придется ее прятать. А еще он добавил, что ничего не скрывал бы, если бы она так, блин, за ним не следила.

Приехав в «Дрейк» и усевшись за барную стойку, Тодд чувствует себя так, будто вернулся домой. Ему нравится интерьер из полированного дерева и кожи, электрические сумерки, ряды сверкающих бутылок и стаканов, гул голосов и толкотня, первый длинный глоток пенистого бочкового пива, поставленного перед ним его другом-барменом. Тодд переключает внимание на происходящее вокруг него общение, на атмосферу свободы и возможностей, складывающуюся, когда люди, закончив работу, берутся за первый стакан, на ионы и феромоны, приливы и отливы разговоров и смеха, растущие надежды.