Застенчивость в квадрате - Сара Хогл

была ее единственной клиенткой, а работа сиделки очень хлопотная. – Сын снова переехал жить ко мне, мама неожиданно заглянула погостить на пару недель, и я только что обнаружила, что моя дочь бросила кулинарную школу, чтобы сбежать от бывшего парня.

Как глупо с моей стороны было звонить тогда, пару дней назад, тратить ее время.

– Господи. Вы так заняты, я ничего важного не хотела…

– Ничего страшного, я как раз в машине, сбежала из этого сумасшедшего дома. Ну, как ты устроилась? – Голос звучит жизнерадостно и бодро. Дружелюбно. Приятно знать, что кто-то еще умеет таким быть.

– Отлично, отлично. Все отлично, – чирикаю я. – Просто здорово. Чиним поместье.

– Это же чудесно! Так рада слышать. – Она в самом деле рада, и я улыбаюсь. – А как вы с Уэсли, поладили? – Тут в голосе появляется какая-то настороженность, выдавая ее опасения, что на самом деле нет.

– Не поладили, – храбро отвечаю я. – Он действует мне на нервы.

– Ох, ну что ж, – сочувственно вздыхает Рут. Так тепло, по-доброму. – Не волнуйся, скорее всего, еще немного, и дом будет в полном порядке, а значит, ты скоро сможешь спать в кровати, а не на диване.

– А я не…

– То клетчатое покрывало – необычный выбор, – продолжает она. – Я имею в виду, в гостиной. Интересно, где Уэсли его взял. Было так странно приехать тогда. Даже жутко, войти в дом и не увидеть кровати на колесиках, на которой спала Вайолет, – а ведь раньше она занимала всю комнату.

– Зачем было держать кровать в гостиной?

– А где еще ей было спать? – Слышу, как на той стороне телефона начинает урчать двигатель. – Я просто рада, что у нее был настоящий дом, понимаешь? То, как она жила, пока не приехал Уэсли… – Рут вздрагивает, я почти это слышу. – Он с трудом убедил ее переехать из особняка – просто не мог видеть ее там. А что, если пожар, понимаешь? И антисанитарные условия. Повезло, что на нее ничего не упало. Потом он связался с докторами, пригласил меня.

Оборачиваюсь посмотреть на второй этаж «Падающих звезд». Все окна темные, кроме двух. В одном из желтых прямоугольников высокий широкоплечий силуэт, склонившись, смотрит на лужайку внизу. Он чуть отклоняется назад, будто готовясь в любой момент быстро отступить, но я не двигаюсь, и он тоже.

– Так с вами связался Уэсли?

– Пока он не приехал, Вайолет годами не ходила к врачам. И, заметь, ей было далеко за восемьдесят. У нее никого не было. Мне не нравится об этом думать. Мы пытались убедить ее, просили, чтобы она позволила нам все убрать. Отдать на благотворительность то, что ей не нужно. Но она не могла решиться, не могла расстаться хоть с чем-то, продолжала говорить, что вот она умрет, и тогда можем выкидывать все, что хотим, раз нас так раздражают ее вещи. Плюс в переезде в коттедж садовника в том, что там одна спальня – просто нечего забивать дорогущими коробками из «Амазона».

Мысли цепляются за фразу «одна спальня» и не отпускают.

– А как же спальня наверху?

– Чего наверху? Секунду. – Слышу, как опускается окно. – Мне, пожалуйста, номер один. С сыром. Без соленых огурцов и лука. И еще яблочный пирожок. О, и вишневую кока-колу! Спасибо большое. – А потом добавляет уже для меня: – Ты про чердак? Дорогая, это крохотная каморка.

Я просто смотрю на темный силуэт в окне, не отводя глаз. Три секунды. Пять. Свет гаснет, забирая Уэсли с собой в темноту.

Палец уже готовится нажать на красную кнопку.

– Спасибо вам большое, Рут, что перезвонили мне. Я очень это ценю. Удачи со всеми делами.

– И тебе удачи. Сейчас припаркуюсь в пяти домах от своего, послушаю подкаст и в тишине и спокойствии съем свой заказ.

– Вы это заслужили. Еще раз спасибо, что поговорили со мной.

– Звони в любое время, Мэйбелл. Не пропадай.

Попрощавшись, я спокойно вхожу в коттедж. Я не пойду в его комнату. Не пойду. Это нарушение личного пространства.

Хватаю стул и забираюсь на него, просто проверить, дотянусь ли до веревки наверху. Дергать за нее не буду.

Оказывается, дотянуться очень даже получается. И просто ради эксперимента – я же не собираюсь наверх – хватаюсь за лестницу и опускаю ее.

Ну, может, и поднимусь чуть-чуть, не до конца. Это же спальня Уэсли. Безо всякого сомнения и неопределенности, на сто процентов не мое дело.

Забравшись по ступенькам, я упираюсь в потолок, и он поддается: люк легкий, почти как фанера, и открывается легко. Приглашающе. Меня окутывает волна горячего воздуха.

Вдыхаю сквозь стиснутые зубы, прижав руку ко рту. О господи.

Это не спальня.

Незашитые балки, торчащий утеплитель, провода, кружащаяся в спертом воздухе пыль. Маленькое окошко с прибитым к раме ручным полотенцем, чтобы первые лучи солнца не светили прямо на кровать, которая вовсе и не кровать. Это спальный мешок на полу.

Спальный мешок, который занимает весь пол вообще, еще и загибаясь у стены, потому что не хватает места.

Листы бумаги легонько шелестят под небольшим вентилятором, воткнутым в розетку со стабилизатором напряжения рядом с маленькой настольной лампой, установленной на стопке книг. Еще там лежит фонарик и бумажник. Три аккуратные стопки вещей разложены в изголовье спального мешка вместо подушки. Наушники тонкой змейкой тянутся к планшету. Неподалеку полупустая чашка воды.

Тут душно, тесно и слишком низкий потолок – Уэсли, должно быть, приходится постоянно пригибаться, чтобы не удариться, даже посередине комнаты под сводчатой крышей.

Сталкиваюсь взглядом со знакомой парой голубых глаз, смотрящих на меня из спального мешка Уэсли, и чуть не падаю, покачнувшись от внезапного головокружения.

Это я. Я лежу в его постели.

Глава десятая

Нарисованная Мэйбелл Пэрриш выглядывает из спального мешка, в топике цвета заката, с эмблемой спа-комплекса и аттракционов, на левом запястье четыре резинки для волос, точно браслеты. Светящийся в темноте лак для ногтей. Она так близко, что можно различить земляничные прядки в растрепавшейся на ветру прическе, которые заметны, только