Великий Гусляр - Кир Булычев

– Улавливаю, - ответил Ложкин и добавил: - В беседе со мной нет нужды прибегать к упрощениям.

– Хорошо. Мы, люди, активно вмешиваемся в этот процесс. Мы подглядели, как это делает природа, и продолжаем за нее скрещивание, отбор, создаем новые сорта пшеницы, продолжаем эволюцию собственными руками.

– Продолжаем, - согласился Ложкин. - Хочу на досуге вывести быстрорастущий забор.

– Молодец. Всегда у вас свежая идея. Так вот, после беседы с вами я задумался, а всегда ли правильно мы следуем за природой? Природа слепа. Она знает лишь один путь - вперед, независимо от того, хорош он или плох.

– Путь вперед всегда прогрессивен, - заметил Ложкин.

– Тонкое наблюдение. А если нарушить порядок? Если все перевернуть? Вы сказали: как бы увидеть недостающее звено? Отвечаю - распутать цепь наследственности. Прокрутить эволюцию наоборот. Углубляясь в историю, добраться до ее истоков.

– Нам и без этого дел хватает, - возразил Ложкин.

– А перспективы? - спросил профессор, наклонив голову и прищурившись.

– Это не перспективы, а ретроспективы, - сказал Ложкин.

– Великолепно! - воскликнул Минц. - Чем пользуется генетика? Скрещиванием и отбором. Нашу с вами новую науку мы назовем ретрогенетикой. Ретрогенетика будет пользоваться раскрещиванием, открещиванием и разбором. Генетика будет выводить новую породу овец, которой еще нет, а ретрогенетика - ту породу, которой уже нет. И ученым не надо будет копаться в земле. Заказал палеонтолог в лаборатории: выведите мне первого неандертальца, хочу поглядеть, как он выглядел. Ему отвечают: будет сделано.

– Слабое место, - заявил Ложкин.

– Слабое место? У меня?

– Ваш неандерталец жил миллион лет назад. Вы что же, собираетесь миллион лет ждать, пока его снова выведете?

– Слушайте Ложкин. Если бы мы отдавались на милость природе, то сорта пшеницы, которые колосятся на колхозных полях, вывелись бы сами по себе через миллион лет. А может, и не вывелись бы, потому что природе они не нужны.

– Ну, не миллион лет, так тысячу, - не сдавался Ложкин. - Пока ваш неандерталец родится, да еще своих предков народит...

– Нет, нет и еще раз нет, - сказал профессор. - Зачем же нам реализовать все поколения? В каждой клетке закодирована ее история. Все будет, дорогой друг, на молекулярном уровне, как учит академик Энгельгардт.

– Ну ладно, выведите вы, что было раньше. А что дальше? Какая польза от этого народному хозяйству?

Ответ на свой вопрос Ложкин получил через три месяца, когда пожелтели липы в городском саду и дети вернулись из пионерских лагерей.

Лев Христофорович стоял у ворот и чего-то ждал, когда Ложкин, возвращаясь из магазина с кефиром, увидел его.

– Как успехи? - поинтересовался он. - Когда увидим живого неандертальца?

– Мы его не увидим, - отрезал профессор. Он осунулся за последние недели: видно, много было умственной работы. - Есть более важные проблемы.

– Какие же?

– Вы знакомы с Иваном Сидоровичем Хатой?

– Не приходилось, - сказал Ложкин.

– Достойный человек, заведующий фермой нашего пригородного хозяйства «Гуслярец». Зоотехник, смелый, рискованный. Большой души человек.

Тут в ворота въехал газик, из которого выскочил шустрый очкастый человечек большой души.

– Поехали? - спросил он, поздоровавшись.

– С нами Ложкин, - сказал Минц. - Представитель общественности. Пора общественность знакомить.

– Не рано ли? - спросил Хата. - Спугнут...

– Нам ли опасаться гласности? - спросил Минц.

После короткого путешествия газик достиг животноводческой фермы. Рядом с коровником стоял новый высокий сарай.

– Ну что же, заходите, только халат наденьте.

Хата выдал Ложкину и Минцу халаты и сам тоже облачился. Ложкин ощутил покалывание в желудке и приготовился увидеть что-нибудь необычное. Может, даже страшное. Но ничего страшного не увидел.

Под потолком горело несколько ярких ламп, освещая кучку мохнатых животных, жевавших сено в дальнем углу. Ложкин присмотрелся. Животные были странными, таких раньше ему видеть не приходилось. Они были покрыты длинной рыжей шерстью, носы у них были длинные, ноги толстые, как столбы. При виде вошедших людей животные перестали жевать и уставились на них маленькими черными глазками. И вдруг захрюкали, заревели и со всех ног бросились навстречу Хате и Минцу, чуть не сшибли их, ластились, неуклюже прыгали, а профессор начал доставать из карманов халата куски сахара и угощать животных.

– Что за звери? - спросил Ложкин, отошедший к стенке, подальше от суматохи. - Почему не знаю?

– Не догадались? - удивился Хата. - Мамонтята. Каждому ясно.

– Мне не ясно, - сказал Ложкин, отступая перед мамонтенком, который тянул к нему недоразвитый хоботок, требуя угощения. - Где бивни, где хоботы? Почему мелкий размер?

– Все будет, - успокоил Ложкина Минц, оттаскивая мамонтенка за короткий хвостик, чтобы не приставал к гостю. - Все с возрастом отрастет. Ваше удивление мне понятно, потому что вам не приходилось еще сталкиваться с юными представителями этого славного рода.

– Я и со старыми не сталкивался, - сказал Ложкин. - И прожил, не жалуюсь. Откуда вы их откопали?

– Неужели не догадались? Они же выведены методом ретрогенетики - раскрещиванием и разбором. Из слона мы получили предка слонов и мамонтов - близкого к мастодонтам. Потом пошли обратно и вывели мамонта.

– Так быстро?

– На молекулярном уровне, Ложкин, на молекулярном уровне. Под электронным микроскопом. Методом раскрещивания, открещивания и разбора. И вы понимаете теперь, почему я отказался от соблазнительной идеи отыскать недостающее звено, а занялся мамонтами?

– Не понимаю, - сказал Ложкин.

– Вы, товарищ, видно, далеки от проблем животноводства, - вмешался Иван Хата. - Ни черта не понимаете, а критикуете. Нам мамонт совершенно необходим. Для нашей природной зоны.

– Жили без мамонта и прожили бы еще, - упорствовал Ложкин.

– Эх, товарищ Ложкин, - в голосе Хаты звучало сострадание. - Вы когда-нибудь думали, что мы имеем с мамонта?

– Не думал. Не было у меня мамонта.

– С мамонта мы имеем шерсть. С мамонта мы имеем питательное мясо, калорийное молоко и даже мамонтовую кость...

– Но главное, - воскликнул Минц, - бесстойловое содержание! Круглый год на открытом воздухе, ни тебе утепленных коровников, ни специальной пищи. А подумайте о труднодоступных районах Крайнего Севера - мамонт там незаменимое транспортное средство для геологов и изыскателей.

Прошло еще три месяца.

Однажды к дому N 16 по Пушкинской, где проживал Лев Христофорович, подъехала сизая «Волга», из которой вышел скромный на вид человек средних лет в дубленке. Он вынул изо рта трубку, поправил массивные очки, снисходительно оглядел непритязательный двор, и его взгляд остановился на Ксении Удаловой, которая развешивала белье:

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});