Властелин колец - Джон Толкин

А свита продолжала путь. Убыстряя шаг, Снежногрив спускался по серой дороге вдоль плещущего по камням Снаубурна – мимо деревенек Нижний Харг и Верхний Бурн[538], мимо скорбных женских лиц, белевших в темных дверных проемах. Не слышно было ни рогов, ни арф, ни пения. Начинался Великий Поход на восток, о котором потом еще много поколений слагали песни.

Из Дунхаргской Крепости, в серое утро,Вышел сын Тенгела со своим войском.В Эдорас он прибыл; палаты предковПовиты тьмою, объяты мраком,В сутеми смерклось золото кровли…Король поклонился вольному народу,Вечным курганам, высокому трону;Король поклонился праздничным залам,Где пировал он при свете солнца…В путь он пустился; страх пошел следом,Судьба – навстречу. Суровые клятвыПринял он в сердце, и все сдержал их.В путь он пустился; пять ночей ехал,Пять дней вел он племя ЭорлаЗа степи Фолда, за Фириэнхолт[539].Шесть тысяч копий вел он в край Солнца,В Мундбург[540] могучий под Миндоллуином:Крепкую Королей твердынюВраг опутал, огонь повыжег…Рок призвал их, тьма поглотила.Конь и конник скрылись во мраке.Стихли в дальней дали копыта…Так рассказывают легенды.

Было едва за полдень, когда Король въехал в Эдорас, но тьма к тому часу сгустилась еще больше и неуклонно продолжала сгущаться. Теоден почти не задержался в Золотых Палатах, где войско его пополнилось еще десятком–другим воинов, не поспевших к смотру. После трапезы, перед тем как выступить, Король, обратившись к своему оруженосцу, ласково с ним попрощался, и Мерри в последний раз склонился перед Королем с просьбой не отлучать от себя своего верного слугу.

– Я уже говорил тебе, что эта скачка – не для Стиббы, – нахмурился Теоден. – И что тебе делать в битве, которая разразится на полях Гондора, достойный Мериадок? Ты – мой оруженосец, это так, но храбростью ты вышел больше, чем ростом.

– Кто может знать заранее? – не сдавался Мерри. – Ведь не затем же ты взял меня в оруженосцы, чтобы я отсиживался дома, пока ты воюешь! Не хочу, чтобы в песне потом пелось, как меня не взяли в поход!

– Я обещал беречь тебя, – строго оборвал Теоден. – А ты изволь повиноваться. К тому же никто из всадников не возьмет тебя с собой в седло. Если бы сражение разыгралось прямо у этих ворот, то – кто ведает? – может, и ты совершил бы подвиг, достойный песни. Но до Мундбурга, которым правит Дэнетор, отсюда больше ста лиг. Это мое последнее слово, Мериадок!

Мерри поклонился и, расстроенный, отошел, скользя глазами по рядам воинов, которые готовились к выступлению. Всадники подтягивали подпруги, проверяли седла, поглаживали взволнованных лошадей. Многие тревожно поглядывали на небо, опускавшееся все ниже и ниже. Вдруг один из всадников, подойдя к хоббиту сзади, прошептал ему на ухо:

– У нас говорят: где властна воля, там путь к победе![541] Я проверил это на себе.

Мерри обернулся, поднял глаза и узнал говорившего. Это был тот самый молодой воин, лицо которого запало ему в душу утром, на смотре.

– По твоему лицу видно, что ты хочешь ехать с Королем, – продолжал всадник.

– Ты угадал, – сознался Мерри.

– Значит, мы с тобой поедем вместе, – сказал всадник. – Я посажу тебя перед собой, накрою плащом – а там ты не успеешь и глазом моргнуть, как мы окажемся в степи. Ну а в степи тьма еще непрогляднее, чем здесь. Твое желание искренне, – значит, надо его уважить. Ничего никому не говори и следуй за мной!

– Спасибо тебе! Спасибо от всего сердца, – вымолвил пораженный Мерри. – Я не знаю твоего имени…

– Право? – тихо переспросил всадник. – Что ж! Тогда зови меня Дернхельм[542].

Так случилось, что, когда король Рохана выступил в поход, с ним – в одном седле с роханским воином Дернхельмом – отправился и хоббит Мериадок. Рослый жеребец Виндфола[543] даже не ощутил добавочного бремени – Дернхельм, ловкий и стройный, был невысок и легок, не в пример остальным всадникам.

Кони скакали вперед и вперед, в темноту. Первый лагерь был разбит в двенадцати лигах от Эдораса, в приречном лозняке, недалеко от того места, где Снаубурн впадал в Энтвейю. А поутру – снова вперед, по степям Фолда, пока степь не перешла в заболоченную Фенскую Низину и справа не потянулись обширные дубовые леса, взбиравшиеся по окраинным холмам Рохана к подножию возвышавшегося у границ Гондора темного пика под названием Халифириэн. Слева тонуло в тумане болотистое устье Энтвейи. По дороге до войска доходили слухи о войне, захлестывающей север Рохана. Одинокие всадники, скакавшие во весь опор, приносили вести о том, что с востока на Марку движутся вражьи полчища, а от Стены Эмин Муйла по степям расползаются орки.

– Вперед! Вперед! – кричал Эомер. – Сворачивать поздно! Болота Энтвейи защитят нас. Главное теперь – скорость. Вперед!

Так покинул король Теоден свое королевство. А дорога все вилась, все бежала вперед, оставляя позади лигу за лигой, и проплывали мимо горы–маяки – Каленхад, Мин–Риммон, Эрелас, Нардол. Но огни на их вершинах погасли. Все вокруг было серо и безмолвно; тень сгущалась над головами всадников, и надежда в сердцах постепенно меркла.

Глава четвертая.

ОСАДА ГОНДОРА

Гэндальф растолкал Пиппина. На столе пылали свечи, сквозь щели в ставнях просачивался какой–то мутный полумрак. Было душно, как перед грозой.

– Который час? – осведомился хоббит, зевая.

– Уже третий, – ответил Гэндальф. – Пора вставать и приводить себя в соответствующий вид. Тебя зовет Наместник – он хочет ввести нового слугу в круг его обязанностей.

– А насчет поесть он как – позаботится?

– Нет. Завтрак тебе принес я. Держи! Тут все, что тебе полагается до полудня. С сегодняшнего дня каждый получает урезанную порцию, и ни крошки лишней, – таков приказ.

Пиппин без особого восторга посмотрел на маленькую булочку и просто смехотворную, по его представлениям, порцию масла. Тут же в чашке белело разбавленное молоко.

– И зачем только ты меня сюда притащил? – вздохнул он.

– Ты и сам великолепно знаешь, – внушительно отчеканил Гэндальф. – Чтобы с тобой не стряслось беды похуже. Так что не вороти нос, а вспомни лучше, что все злоключения свалились на тебя по твоей же собственной вине.

Пиппин промолчал.

Вскоре он уже шел вслед за Гэндальфом по стылым галереям к двери Башенного Зала. В серой полумгле чертога сидел Дэнетор. «Старый, терпеливый паук», – подумал Пиппин. Можно было подумать, что Повелитель со вчерашнего дня так и не сдвинулся с места. Он указал Гэндальфу на стул; Пиппин остался стоять. Он уже заподозрил, что его не заметили, когда Дэнетор вдруг обратился к нему: