Российский либерализм: Идеи и люди. В 2-х томах. Том 2: XX век - Коллектив авторов

пути, способного привести к катастрофе, самоотрицанию да и к физическому уничтожению. В своей веховской статье он писал: «Символ веры русского интеллигента есть благо народа, удовлетворение нужд „большинства“. Служение этой цели есть для него высшая и вообще единственная обязанность человека, а что сверх того – то от лукавого. Именно потому он не только просто отрицает или не приемлет иных ценностей – он даже прямо боится и ненавидит их… Деятельность, руководимая любовью к науке или искусству, жизнь, озаряемая религиозным светом в собственном смысле, т. е. общением с Богом, – все это отвлекает от служения народу, ослабляет или уничтожает моралистический энтузиазм и означает, с точки зрения интеллигентской веры, опасную погоню за призраками». Но именно эта установка и воспитала дьяволов, которые под предлогом принятия интеллигентской веры уничтожали все остальные ценности, а потом и саму интеллигенцию, ибо пришел нигилизм без этики, которому и интеллигентская вера была совсем не нужна.

Русский интеллигент, писал Франк, «хочет сделать народ богатым, но боится самого богатства как бремени и соблазна и верит, что все богатые – злы, а все бедные – хороши и добры; он стремится к „диктатуре пролетариата“, мечтает доставить власть народу и боится прикоснуться к власти, считает власть – злом и всех властвующих – насильниками». Поэтому Ленин и называл интеллигенцию «говном», что она боялась взять власть, а всех властителей считала злодеями, обрекая себя тем самым – парадоксальным образом – как бывших печальников за народ на уничтожение во имя народа под кличкой «враги народа».

Статью «Этика нигилизма» можно прочитать как предостережение русской интеллигенции. Чтобы уцелеть, полагал автор, она должна встать «перед величайшей и важнейшей задачей пересмотра старых ценностей и творческого овладения новыми…На смену старой интеллигенции, быть может, грядет „интеллигенция“ новая, которая очистит это имя от накопившихся на нем исторических грехов, сохранив неприкосновенный благородный оттенок его значения». Но надо было пережить адский промежуток времени, чтобы чудом сохранившиеся остатки русской интеллигенции сумели оценить важность советов, содержавшихся в «Вехах». Книги не учат.

В 1910 году Франку довелось откликнуться на теоретическую основу большевизма, книгу Ленина «Материализм и эмпириокритицизм». Он написал, что «более отвратительного сочетания отвлеченных понятий с бранными эпитетами трудно себе представить» и что любой разумный человек понимает: «эта манера отношения к философским проблемам свидетельствует о внутренней несостоятельности автора». Кто бы знал, что этот человек будет вскоре определять судьбу России, ее населения, в том числе и самого Франка! А еще из судьбоносных событий его жизни надо назвать обращение в православие в 1912 году. Речь, конечно же, не о карьерном принятии господствующей религии. Семен Людвигович христианином себя чувствовал давно. Очевидно, живя в России, он принял ту форму христианского вероисповедания, которая не являлась каким-либо общественным или политическим демаршем, чтобы сохранить внутреннюю сосредоточенность на религиозных проблемах. Уже в эмиграции из его текстов станет понятно, что, по сути, он исповедует своего рода философское, надконфессиальное христианство, хотя в форме одной из конфессий.

В 1915 году на средства историко-филологического факультета Санкт-Петербургского университета Франк издает написанный им в первый год войны трактат «Предмет знания». По мнению исследователей его творчества, эта книга наряду с «Непостижимым» и «Светом во тьме» входит в великую триаду основных религиозно-философских сочинений мыслителя, сделавших его одной из центральных фигур европейской мысли XX столетия.

Но шла война; помимо обычных бед, связанных с любой войной, она привела к колоссальной геополитической катастрофе. Если говорить о России, то великая империя не просто рухнула – на ее развалинах установился невиданный в истории человечества тоталитарный строй. И дело не только в его чудовищной жестокости и полном презрении к человеческой жизни – такое бывало и во времена нашествий Аттилы или Тамерлана. Дело в полной смене ценностных ориентиров. Как писал Мераб Мамардашвили, при тоталитаризме у всех людей «образовался новый язык видения, действия стихии». «Слушайте музыку революции», – говорил Блок. После февраля 1917 года вслушивались в эту музыку с надеждой. Но Февральская революция оказалась лишь прелюдией к мощному звуковому удару, потрясшему мир. И не только в те десять дней Октября, о которых писал американец Джон Рид. Потрясение всего состава человеческой жизни длилось несколько десятилетий. Особенно тяжело этот удар перенесли те люди, которые понимали, что произошло.

Бытовая канва жизни Франка такова: после Февральской революции В.И. Вернадский, И.М. Гревс и министр просвещения С.Ф. Ольденбург пригласили его в Саратовский университет ординарным профессором возглавить историко-филологический факультет. В это время там работали известный германист В.М. Жирмунский, славист М.Р. Фасмер и молодой профессор истории Г.П. Федотов; почти все профессора этого университета впоследствии оказались в эмиграции. Франк прожил в Саратове с сентября 1917 года до осени 1921-го. Это были годы Гражданской войны, голода, тифа, продовольственных реквизиций. За Франком чекисты приходили несколько раз, но не заставали дома. Приходили с вполне ясными намерениями, ибо в эти же дни они расстреляли и повесили несколько десятков интеллигентов.

В 1918 году Семен Людвигович получил от Струве письмо, в котором тот предлагал авторам «Вех» создать новый сборник, который осмыслил бы судьбу России в контексте революции. Сборник «Из глубины» (кстати, это заглавие является, по сути, переводом заглавия статьи Франка «De profundis», тоже заключавшей собой этот том) написали и собрали в том же году. Однако публикация его в силу развернувшегося большевистского террора задержалась, и он был выпущен в свет только в 1921 году силами московских наборщиков типографии, самовольно распространивших его по городу. Далее Москвы он тогда не пошел, хотя впоследствии стал одним из наиболее цитируемых сборников русских мыслителей. Именно здесь Франк задал вопрос, мучивший многих русских либеральных мыслителей, и не только задал, но попытался найти на него ответ.

Вопрос этот напрашивался сам собой, однако требовалось интеллектуальное мужество, чтобы сформулировать его с такой прямотой: «Бессилие либеральной партии, – писал Франк, – объединяющей, бесспорно, большинство наиболее культурных, просвещенных и талантливых русских людей, объясняют теперь часто ее государственной неопытностью». Но и Кромвель, и Робеспьер, и Ленин тоже не имели политического опыта. Это Франк видел ясно. И все же радикалы победили, а либералы проиграли. Почему? Ответ был очень резким: «Основная и конечная причина слабости нашей либеральной партии заключается в чисто духовном моменте: в отсутствии у нее самостоятельного и положительного общественного миросозерцания и в ее неспособности, в силу этого, возжечь тот политический пафос, который образует притягательную силу каждой крупной политической партии». Надо сказать, что именно Франк сумел в результате сформулировать религиозно-метафизическую основу либеральной позиции, но произошло это уже после Второй мировой войны. Он увидел эту необходимость и осознал ее как проблему русской мысли: «Организующую силу имеют лишь великие положительные идеи –