Провокатор. Роман Малиновский: судьба и время - Исаак Розенталь

К выборам по рабочей курии проявили немалый интерес московские либералы. Городской голова октябрист Н.И.Гучков, председательствовавший на съезде уполномоченных, подметил главное, что отличало избирательную кампанию 1912 г. от предыдущей: теперь уполномоченные от рабочих представляли собой «совершенно новую, партийно-дисциплинированную массу». Не без удивления отметил он и то, что уполномоченные держались с большим тактом, спокойно выслушивали возражения, давали высказываться всем желающим[257]. Кадеты и прогрессисты устроили даже отдельную встречу с рабочими-выборщиками — 25 октября, в доме известного педагога К.К.Мазинга. «Им, — вспоминал И.Н.Миритеев, — редко соприкасавшимся с рабочими, было интересно, видимо, знать наши мысли и взгляды, и как мы реагируем на политические события, а потому они закидывали нас вопросами один за другим»[258].

Примерно в это время, почти на финишной прямой возникло ще одно непредвиденное препятствие. Вопреки тому, что Малиновский утверждал впоследствии (поступить на службу в охранку и 1910 г. его вынудили угрозой разоблачения старой его судимости за воровство), об этом он решился поведать Мартынову лишь накануне выборов — как выразился потом Белецкий, «в минуту крайности»[259]. Раньше в беседах с Мартыновым «Портной» ограничивался туманными намеками на то, что «за ним есть прошлое»[260]. Признание Малиновского оказалось новостью для всех заинтересованных лиц. Очевидно, ни у Заварзина, ни у Мартынова, ни у Иванова, если бы они заранее знали, о чем идет речь, не был оснований скрывать от департамента полиции факт биографии Малиновского, который грозил срывом всего намеченного плана: осужденные за кражу со взломом не имели права на участие в выборах.

Неприятная новость повергла руководителей департамента в замешательство. Решено было, однако, не отступать. 12 октября министр внутренних дел Макаров, посоветовавшись с подчиненными, распорядился «предоставить дело избрания его естественному ходу». Можно подумать, что это было равносильно приказу самоустраниться, но руководители полицейского ведомства и их подчиненные хорошо понимали друг друга. 17 октября Белецкий передал многозначительное распоряжение министра Мартынову; через два дня Мартынов ответил: «Дело предоставлено его естественному ходу. Успех обеспечен»[261].

Чем же именно был обеспечен успех? Согласно объяснению Белецкого, Малиновский тут же съездил в Плоцкую губернию и добыл себе посредством взятки свидетельство о несудимости[262]. Малиновский на суде в 1918 г. отрицал факт поездки и, видимо, на сей раз был прав: отлучаться из Москвы у него просто не было времени. Не помнил о такой поездке и Иванов[263]. Вероятно, необходимую операцию Мартынов проделал самостоятельно (может быть, по подсказке Малиновского), даже не поставив в известность московского губернатора, о чем они условились с Белецким. Директор департамента полиции, однако, считал это простительным; слишком уж ясно обнаружил он свое горячее желание видеть «Портного» депутатом, а Мартынову неловко было перед директором, что заранее не собрал все сведения о Малиновском.

Как бы то ни было, но, если еще в сентябре Фёрман, жалуясь на избрание Малиновского уполномоченным, называл своего «бывшего рабочего» шляхтичем (причем уроженцем Варшавской губернии), то с октября Малиновский уже числился крестьянином Плоцкой губернии, Липновского уезда, гмины Чарны, деревни Глодово[264]. Это был тот самый район Польши на границе с Германией, где двадцатилетним он совершил первую кражу; тогда, после задержания, его препроводили в Чарненский арестный дом, откуда он бежал, разломав печь…

Самое последнее препятствие, устранить которое охранка была уже не в силах, состояло в том, что неожиданно уклончивую полицию занял выборщик А.И.Безлепкин, рабочий Коломенского завода. На нелегальные совещания выборщиков он просто не являлся, а в других случаях отделывался репликами неопределенного характера. Уговорить его не нарушать единство рабочих пробовали члены избирательного комитета Д.И.Курский и А.М.Никитин; И.Т.Савинов, которого обязали не расставаться ни на миг с Безлепкиным, убеждал его всю ночь накануне съезда выборщиков. И все же до последнего момента полной уверенности в том, что он не подведет, не было[265]. Раздосадованный Малиновский даже воскликнул, обращаясь к Миритееву: «Что мне делать, или размозжить ему голову вот этой тростью или утопить в грязной канаве?»[266], а по другой версии ударил-таки соперника — правда, не по голове, а в грудь.

У меньшевиков, информировал 18 октября Ф.И.Даи П. Б.Аксельрода, дела по рабочей курии далеко не блестящи, «в Москве пройдет Малиновский, по-видимому, член ленинского ЦК», но и в других городах существует «грозная опасность быть побитыми»[267].

Губернский избирательный съезд для выборов депутатов собрался 25 октября в зале Благородного собрания. Кадетам сообщили заблаговременно о сложившейся ситуации, они обещали голосовать за Малиновского. Правые выборщики, как и ожидалось, предложили Безлепкина, назывались и другие кандидатуры, но только Малиновский заявил «громко, на всю залу»: «По желанию социал-демократической партии я согласен баллотироваться». Активно противодействовали ему духовные лица: пытаясь повлиять на выборщиков — крестьян, они твердили, что голосовать за поляка и католика — грех. Голосовали трижды, и лишь после того, как Безлепкин, несмотря на возгласы справа — «просим, просим», окончательно снял свою кандидатуру, заявив об пом «тихим и колеблющимся голосом». Кандидатура Малиновского собрала необходимое количество голосов — 38 из 91[268].

Гак осуществилась мечта, которую давно лелеял Роман Малиновский. Своим избранием он был обязан в первую очередь авторитету РСДРП, от имени которой выступал. Именно РСДРП, ибо и мету пал он как сторонник единства обеих фракций, и не только большевики, но и меньшевики оказали ему содействие. Помогли и кадеты. Как и в других пяти губерниях, от которых в Думу прошли рабочие-большевики, решающую роль сыграли факторы общероссийского значения: рост активности радикального слоя рабочих, возрождение нелегальных партийных организаций (на фоне политической индифферентности большинства рабочих).

Собственно, выборы в IV Думу и выявили наличие этих «самочинных» организаций, ранее не имевших часто связи с партийными центрами[269]. К осени 1912 г. в Москве насчитывалось 40 социал-демократических ячеек и групп, объединявших 480 членов партии (в том числе 300 рабочих), в Московской окружной организации — соответственно 30 и 400[270]. «От исхода выборов зависит очень многое для строительства партии», — заключал Ленин[271].

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});