Провокатор. Роман Малиновский: судьба и время - Исаак Розенталь

Прогноз и тактика, предложенные Мартыновым, были приняты. В департаменте полиции высказывали некоторые опасения начальник особого отдела департамента Еремин и сам Виссарионов, но Белецкий решительно поддержал план Мартынова. Ни Золотарев (товарищ министра), ни Макаров не возражали[236]. Священного трепета перед Государственной думой никто из них не испытывал. С помощью провокации в свое время сфабриковали предлог для разгона II Думы — мнимый «военный заговор» членов социал-демократической фракции. И Макарову и Белецкому было хорошо известно, как неприязненно относятся к Думе Николай II и его ближайшее окружение.

Расчищать Малиновскому дорогу в Думу пришлось немедленно. Для участия в выборах рабочим полагалось иметь как минимум шестимесячный стаж работы на одном предприятии. 14 февраля 1912 г. Малиновский поступил на небольшую красильно-аппретурную фабрику В.Фёрмана в подмосковном селе Ростокино (450 рабочих), но незадолго до истечения необходимого срока у него возник конфликт с мастером Кривовым, который решил, что Малиновский претендует на его место. Малиновский действительно выражал недовольство своим положением на фабрике, не соответствующим, как он заявлял, его квалификации, но скорее всего, ради того, чтобы обратить на себя внимание. В результате усилий Кривова как раз в августе Малиновского уволили. Выход охранка нашла в том, чтобы во время торжеств на Бородинском поле арестовать приехавшего туда Кривова, немало тем изумленного, так как он считался «человеком благонамеренного образа мыслей и поведения», хотя, по словам Малиновского, «он слыл среди рабочих за прохвоста, и те его не любили». Под стражей Кривова продержали две недели; за это время запись об увольнении Малиновского в фабричной конторской книге превратилась в запись об отпуске[237].

Подсказали ему, как поступить, юристы-меньшевики, и, когда Фёрман пожаловался на незаконность избрания уполномоченным от его фабрики «бывшего рабочего», уездная комиссия по делам о выборах сочла претензию неосновательной. Получив из канцелярии губернатора жалобу Фёрмана, комиссия ответила 21 сентября, что его заявление «не подкреплено никакими доказательствами» и что «к отмене выборов оснований на найдено». На ответе комиссии сохранилась пометка красным карандашом: «Малинов-гкого внести вновь». Сам Малиновский впоследствии с удовольствием рассказывал, как он тогда «ловко вывернулся»[238].

Ко времени работы Малиновского на ростокинской фабрике относится единственная сохранившаяся семейная фотография: Малиновский с женой и двумя сыновьями — шестилетним Владимиром и двухлетним Виктором. Дети в матросках, глава семейства тоже нарядный, с бантом; лицо — по сравнению с фотографией на жандармской карточке 1910 г. — округлившееся.

Вывод, к которому в 1917 г. пришла Чрезвычайная следственная комиссия — Малиновский стал депутатом благодаря стараниям охранки, — пережил Временное правительство. Но, приняв этот вывод как исчерпывающий существо дела, советские историки потеряли интерес к истории самих выборов, о которых (в отличие от выборов в других промышленных губерниях) нельзя прочитать ни в одном из исследований.

Охранка, как мы увидим, действительно сделала все от нее зависящее, чтобы убрать возникшие на пути Малиновского в Думу препятствия. Но, во-первых, она не могла прямо предписать участникам выборов угодный ей конечный результат, во-вторых, этот результат нельзя было предугадать из-за сложности избирательной системы.

Закон 3 июня 1907 г. о выборах в Государственную думу предусматривал обязательное избрание шести депутатов-рабочих, по одному из каждой из шести промышленных губерний, в том числе от Московской, исключая, однако, Москву. Рабочие, допускавшиеся к выборам, сначала выбирали на своих предприятиях уполномоченных, те, в свою очередь, выборщиков, из числа которых и избирался депутат. На этой последней стадии выборов голосовали ныборщики от всех курий; рабочие-выборщики были среди них в меньшинстве (в Московской губернии — 9 человек). Только если эта горстка рабочих выдвигала общего кандидата, правым и буржуазным выборщикам ничего не оставалось, как проголосовать за их избранника или же на худой конец воздержаться; здесь для избрания было достаточно трети голосов.

Несмотря на отстранение рабочих Москвы от выборов, важно было выбрать депутата, которого и они могли бы считать своим представителем. Чтобы обеспечить полное единодушие выборщи-ков-рабочих, необходимы были целенаправленные усилия и, конечно, нельзя было обойтись только узаконенными, легальными собраниями. Нужны были, наконец, деньги для разъездов по губернии. Они поступали и от большевиков и от меньшевиков. Так, 200 руб. прислало Заграничное бюро ЦК РСДРП, 15 руб. внес Г.М.Кржижановский, 50 — В.Н.Малянтович[239].

О намерении создать в Москве кружок из возможных кандидатов и подготовить их для ведения избирательной кампании говорилось еще на Пражской конференции[240]. Всю кампанию направлял объединенный социал-демократический избирательный комитет, в который вошли, главным образом, представители партийной интеллигенции, имевшие сравнительно прочное легальное положение: большевики В.А.Обух и Д.И.Курский, примыкавший в прошлом к большевикам В.М.Фриче, меньшевики А.М.Никитин и В.Н.Малянтович[241]. Комитету помогали члены московской студенческой социал-демократической организации, ее возглавлял Лев Суница — студент-математик, большевик, но с примиренческими, объединительными тенденциями[242].

Оказались в составе комитета и опытные провокаторы — журналист М.Танин (С.А.Регекампф) — он числился большевиком — и старый знакомый Малиновского член Московского областного бюро РСДРП «Кацап» (А.А.Поляков); оба исправно информировали охранку о работе комитета и ходе избирательной кампании. Тем же занимался сам Малиновский. Посильно освещали выборы еще несколько агентов калибром поменьше[243].

Подробностью донесений состязался с Малиновским Поляков, имевший в охранке кличку «Сидор». Подозревавшие его большевики находились в сибирской ссылке. Его репутация солидного рабочего-партийца в общем не пострадала и от того, что незадолго до выборов он принял участие в Августовской конференции в Вене. Конференция была созвана под флагом едипства всех социал-демократов, в противовес Пражской, но среди делегатов преобладали эмигранты, и на их фоне Поляков, приехавший из России, выглядел совсем неплохо. Л.Мартов считал его «почти ленинцем», представителем большой рабочей организации, члены которой сначала признали Пражскую конференцию, а потом «передумали»[244]. В Вене Поляков занимал самую левую позицию, оспаривал мнение ликвидаторов, будто в России нет прочных ленинских организаций[245]. Правда, темные слухи о Полякове дошли и до Ноны, но инициатор конференции Л.Д.Троцкий счел их «фракционной интригой». Видимо, по возвращении с конференции Поляков передал москвичам благосклонное мнение лидеров Августовского блока о Малиновском, который казался им фигурой того же плана, что и он сам, — выдающимся рабочим, пусть ленинцем, но не безнадежным…[246].

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});