Верность месту - Клэр Бойлз

Джо представил себе Стоуна в солидной библиотеке, окруженной вековыми дубами, читающего «К востоку от рая»[72]. Как такой парень оказался на нефтяном месторождении, даже не сняв учительскую куртку с кожаными заплатами на локтях? В этом не было никакого смысла.

— Он предложил что-нибудь стоящее? Что-то поближе к дому? — Дастин потер подбородок, словно получил сильный удар. — Возьми меня с собой, парень. Я должен вернуться. Моя девочка не в восторге от наших отношений на расстоянии.

Джо покачал головой:

— Я уже два года был женат, когда мне было столько, сколько тебе сейчас.

Мэнди едва достигла возраста, позволяющего вступить в законный брак, но после бурного месяца отношений она заполнила всю его жизнь. Он никогда не испытывал таких сильных чувств. Что, интересно, подумал о них судья: импульсивные влюбленные подростки, безрассудные, без гроша в кармане? Мэнди надела фиолетовое атласное платье с выпускного бала, вплела в волосы цветы, скинула туфли в коридоре здания суда.

— Женат? Где же твое кольцо?

Джо потер безымянный палец большим.

— При нашей работе оно может за что-нибудь зацепиться.

— Почему же тогда ты никогда не ездишь домой? Ты что-то хитришь, Джо. Мы слишком давно работаем вместе, чтобы ты не упомянул о жене.

— Жена и сын. Они попали в аварию. Она сейчас в Грили, ей нужна постоянная медицинская помощь, а мой мальчик не выжил.

Дастин ахнул. Глаза его наполнились слезами, и Джо был поражен этим проявлением эмоций. Они были так обнажены, словно не было ничего страшного в том, чтобы выпустить их на волю. Эмоции нелегко примирялись с жизнью в лагере, населенном мужчинами. Дастин был в точности таков, каким в его возрасте был и он сам, то есть полон дерзкой уверенности, что то, как он живет, питается и думает, является единственно правильным. Дастин прожил недостаточно долго, чтобы все испортить и потерпеть неудачу в важных вещах. Он не мог понять, как много в жизни зависит от удачи и невезения, которые вытекают из того дерьмового выбора, который ты делал еще до того, как ставки стали ясны, до того, как ты узнал, как правильно заботиться о вещах, которые тебе дороги.

В снах Джо воспоминания держались за руку с реальностью, словно переплетая пальцы, и иссохшая, призрачная Мэнди указывала на него, хмурясь, такая обвиняющая, такая внезапно ясная, а потом вдруг он, Джо, а не Мэнди, был тем, кто направлял автомобиль в реку, и он застывал, не в силах сбежать, и его кожа буквально лучилась виной. А иногда перед ним представал Ди-Джей. Такой кудрявый, невинный непоседа, он карабкался по камням на берегу реки, беспрестанно спрашивая, не хочет ли Джо полетать по-другому, и Джо было стыдно за раздражение, которое он испытывал, видя сына в этот момент, и сожаление захлестывало его нынешнее «я». А порою искореженная газодобывающая установка сливала яд в горящую реку, и тогда собственное тело Джо, обмякшее, безжизненное, а не тельце Ди-Джея, уплывало, пойманное в ловушку течением.

— Сколько ему было лет, вашему сыну? — спросил Дастин, вытирая глаза, и оба почувствовали, что между ними установилась какая-то связь.

Джо покачал головой. Они зашли слишком далеко. Он ни с кем не говорил о семье в лагере, да никто и не спрашивал. Отчасти это, как и его одиночество, объяснялось неписаным запретом на любопытство. У мужчин не в чести копание в старых ранах.

— Пора ехать, малыш.

— Вот как оно, да? — пожал плечами Дастин. — Хорошо, Джо. Я просто ждал тебя.

* * *

Смена закончилась. Буровая установка покинула площадку неделю назад, и инжектор после незначительного ремонта вернулся к работе. С факелом пришлось поломать голову, пока не стало ясно, что все работает как должно. Дастин был неряшливым работником — оставлял инструменты на рабочем месте, пренебрегал уборкой и большинством других вещей. Он халтурил. Сегодня это был кран резервуара с водой, из которого успели вытечь многие галлоны, прежде чем Джо его перекрыл, и сухая грязь прерий превратилась в жидкое месиво, остающееся на ботинках обитателей лагеря.

Джо поймал Дастина за рукав куртки:

— Ты должен хоть немного гордиться тем, что делаешь.

— Гордиться, — засмеялся Дастин и покачал головой, как будто это была какая-то шутка, но Джо заметил, что он наклонился, напрягся, и работа, которую он проделал до конца дня, была выполнена сосредоточенно, безукоризненно.

Джо размышлял о предложении Стоуна, и внезапно ему больше всего на свете захотелось ощутить неправдоподобную красоту смеха Мэнди, увидеть ее улыбку, вызванную веселым щебетанием зябликов, почувствовать через открытое окно запах сосны. Жизнь и брак были одним и тем же. Во времена подъема все делали ставки на то, когда произойдет спад, а во время спада было трудно поверить, что когда-нибудь наступит еще один подъем. Ему хотелось бы напугать прошлого себя, попавшего в нынешнее время, как Марли пугал Скруджа[73], сделать свое прошлое добрее перед лицом погрузившейся в печаль Мэнди. Джо ощущал себя призраком собственного пустого будущего и чувствовал, что проиграл.

Джо заставил себя сосредоточиться на работе. А то я стану таким же небрежным, как Дастин. Вся деятельность на промыслах была скрыта от глаз гигантскими резервуарами для воды. Согласно неписаному правилу буровые установки должны были быть спрятаны как можно тщательнее. Конечно, дело было не в том, что компании было что прятать. В данном же случае Джо задавался вопросом, чьего нескромного взгляда она могла избегать, поскольку этот конкретный участок был настолько удален, что они не видели никаких признаков присутствия человека с тех пор, как свернули на проселок с шоссе штата несколькими милями ранее. Колонны грузовиков, перевозящих воду, были одними из самых заметных признаков деятельности компании, против которых местные жители могли возражать. Такого количества машин никогда прежде не наблюдалось на еще недавно сонных сельских дорогах. Но он знал, что было бы хуже, если бы процесс бурения казался более осязаемым. То, что могли видеть местные жители — факел, сжигающий выбросы, гигантская буровая установка, круглосуточные прожекторы, — было достаточно тревожным, но невидимая глазу кутерьма, творящаяся под поверхностью прерии — подземные взрывчатые вещества, суп из химикатов, токсичные газы, — была гораздо более пугающей.

Лицо его матери было таким же фасадом — фальшивой маской безмятежности, под которой всегда кипел гнев из-за того, что ей