Состоятельная женщина. Книга 2 - Барбара Брэдфорд

Эмме, взбиравшейся на крутой холм, деревня показалась намного меньшей той, что сохранилась в ее памяти, и как-то странно съежившейся. Ей теперь было с чем сравнивать, и Эмма поняла, что ее глаза привыкли к представительным зданиям Лидса и красивым постройкам Армли. Счастье так переполняло ее, что эта угрюмая обстановка, окружавшая ее, как бы смягчалась, становилась чем-то несущественным. Она улыбнулась. Впереди ее ждала встреча с отцом и Фрэнком, и столь долгожданное воссоединение с родными сейчас, как и все последние дни, полностью занимало ее мысли. Они не знали, что она сегодня приезжает: Эмма, желая сделать приятный сюрприз, не написала им о своем приезде. Предвкушение радостной встречи было отчетливо написано на ее оживленном, сияющем лице.

«Фрэнк, должно быть, вырос за последние десять месяцев, – подумала она. – Интересно, как они выглядят: младший брат, которому исполнилось тринадцать, и отец?»

Сама Эмма потратила немало усилий, чтобы в это утро выглядеть как можно лучше. Это было необходимо, с одной стороны, чтобы удовлетворить собственную гордость, но, с другой стороны, ей требовалось доказать отцу, что она все-таки добилась успеха. Она была в красном шелковом платье и черном шерстяном пальто, принадлежавшем раньше Оливии Уэйнрайт, и в черных ботиночках на пуговицах, приобретенных ею всего неделю назад. Хозяйственная сумка была битком набита тщательно подобранными подарками: носки, рубашка и галстук для папы и к ним пачка его любимого трубочного табака; носки, рубашка, письменные принадлежности и книга «Дэвид Копперфилд» для Фрэнка. Поверх всего этого был осторожно положен букетик весенних цветов на могилу матери. Эмме пришлось основательно запустить руку в свои сбережения, но она сделала это с любовью и радостью, к тому же в ее черном ридикюле лежали целых три фунтовые бумажки для отца.

Крутой склон холма на этот раз Эмма преодолела легко. Походка ее была уверенной, и она ощущала удивительную бодрость. Будучи оптимисткой по природе, Эмма сейчас чувствовала необыкновенную уверенность в будущем. Ребенок был хорошо устроен у ее кузины Фреды в Райпоне. Как она и предсказывала Блэки, Фреда с большой охотой согласилась принять Эдвину, причем на любой срок, который устраивал Эмму. Даже если кузина и была удивлена неожиданным появлением Эммы на пороге ее дома или шокирована ее рассказом, то не подавала вида. Любящая, добрая, она все восприняла как должное и искренне приветствовала Эмму, возбужденно хлопоча вокруг нее и расточая восторги красоте и хорошему характеру Эдвины. Фреда обещала заботиться о ребенке, как о своем собственном, и сохранить в секрете от Джека Харта, с которым у нее были не очень хорошие отношения, все, что касалось нынешних дел Эммы. Впрочем, она ничего и не слыхала об отце Эммы со времени смерти Элизабет в 1904 году. Эмма вернулась в Армли совершенно успокоенной. Хотя расставание с ребенком расстроило ее, справиться с грустью ей во многом помогло доверие, которое она испытывала к Фреде, так похожей на ее покойную мать. Эмма знала, что Эдвина в надежных руках, где ее будут холить и лелеять. А это было главное.

Проходя мимо пивной «Белая лошадь», находившейся на полпути к вершине холма, Эмма ускорила шаг, не желая встречаться ни с кем из деревенских мужчин и парней, завсегдатаев пивной, которые никак не могли расстаться с последней кружкой и никогда не уходили из паба раньше двух часов. Они в любой момент могли оказаться на ее пути, направляясь домой к позднему воскресному ленчу. Едва Эмма успела миновать пивную, как услышала скрип открывающейся двери, и холодный воздух огласился громкими голосами группы мужчин, вывалившихся на улицу, шумных и оживленных от выпитого в большом количестве пива. Эмма ускорила шаг.

– Эмма!

Сердце ее упало, и она уже собралась бежать, лишь бы не пускаться в нежелательные для нее разговоры и расспросы местных жителей. Не оглядываясь назад, она прибавила ходу. «Пьяная деревенщина», – презрительно подумала Эмма.

– Эмма! Ради бога, подожди. Это же я, Уинстон!

Она резко остановилась и обернулась, лицо ее просветлело. Ее старший брат, нарядный в своей морской форме, бежал за ней по улице, размахивая белой матросской шапочкой, зажатой в руке, и забыв о своих приятелях. Они же пялились, разинув рты, на Уинстона и строили глазки Эмме, стоявшей выше их на склоне холма. Он обнял ее и прижал к себе, покрывая поцелуями лицо и волосы Эммы. Теплая волна счастья захлестнула Эмму, и она тесно прижалась к нему, ощутив прежнюю горячую и искреннюю любовь к брату. Только сейчас она остро почувствовала, как соскучилась по нему.

Постояв, обнявшись, несколько секунд, они, наконец, оторвались друг от друга, продолжая пристально, вопрошающе разглядывать один другого. Эмма, затаив дыхание, смотрела на Уинстона. Его лицо, всегда красивое, но как-то по-девичьи, сейчас было необыкновенно, ошеломляюще прекрасным. Он сильно возмужал с их последней встречи. Высокие скулы, широкие брови, прямой нос, чувственный рот и правильный подбородок были как и прежде хорошо очерчены, но потеряли свою прежнюю нежность. В его лице ощущалась сила, подчеркивающая его несомненную мужественность. А эти глаза, широко расставленные, под черными дугами бровей и окаймленные густыми ресницами – они показались Эмме еще красивее, чем прежде, ослепляя при свете холодного северного солнца. Его черные волосы развевались на ветру, белозубая улыбка сияла на свежем лице. Он вырос и раздался в плечах, стал почти одного роста с отцом и таким же широкоплечим и мускулистым. «Да, он слишком красив, не считая всех своих остальных достоинств, – подумала Эмма. – Женщины, должно быть, без ума от него, но у мужчин он должен вызывать ненависть, – решила она. – Интересно, сколько девушек уже пали к его ногам, сколько разбитых сердец он оставил на своем пути. Он просто неотразим для женского пола. – Это ей было совершенно ясно. – Он превратился в превосходный образец мужчины, – пробормотала она про себя, – этот бывший худой вспыльчивый мальчишка, который нещадно дразнил ее, таскал за волосы, ругался и дрался с ней, но, когда это было необходимо, становился ее верным союзником, брат, которого она никогда не переставала втайне обожать».

Уинстон, в свою очередь не сводивший глаз с Эммы, думал: «А она сильно изменилась. В ней все стало другим. Она стала уверенной в себе, даже решительной. Бог мой, она стала изумительной девушкой! Нет, не то. Эмма превратилась в зрелую женщину, у которой есть на что посмотреть». Ущемленное чувство собственника, пронзившее его, было таким сильным и обжигающим, что он сам изумился силе своих чувств. Ни один живущий на свете мужчина не будет достоин его сестры. Он почувствовал, что просто очарован ею. Действительно, это могло стать главной проблемой его жизни: ни одна женщина не сможет сравниться в его глазах с его сестрой.