Должок кровью красен - Сергей Зверев

– Ага – держи карман шире! Получат они… Есть там кому получать.

– Это точно.

– И надо было столько людей без крыши над головой оставить, чтобы кабак этот вонючий отгрохать! Вот сволочь какая – только и думает, как бы народ споить!

– Да я бы его этими руками!.. Дали бы автомат – рука б не дрогнула!

…Не только в локомотивном депо такие слухи. На трикотажной фабрике – то же: мол, негодяю-олигарху Хомуталину тот поджог ох как выгоден был! Только там не на «мужа Витькиной двоюродной сестры» ссылаются, а на какую-то заметку в московской газете. Правда, как та газета называется и за какое она число, никто толком сказать не может. И на фабрике искусственного меха тоже о поджоге судачат. Там – своя версия: рано утром тетя Маша на остановке услышала, будто бы какой-то милиционер другому милиционеру о Хомуталине говорил. Якобы ордер на его арест уже выписан. На фабрике стекловолокна похожий слушок: только там почему-то источником «Голос Америки» называют.

Слушают умные люди, удивляются: и с чего это в один день по всему городу о Хомуталине заговорили?!

5

Может быть, слесаря из локомотивного депо и впрямь думают, что слухи – дело стихийное. Может, ткачихи с трикотажной фабрики действительно уверены, что россказни всякие на голом месте возникают чисто спонтанно. Может, рабочие фабрики искусственного меха да стекловолокна свято верят, будто бы слухи в городе нашем не контролируются никем.

Наивные они люди…

А вот Владимир Иванович Янчевский знает: нельзя такие вещи на самотек пускать. Не могут слухи на голом месте рождаться. У всякого слуха источник свой есть. С голубого ручейка начинается река, ну а слухи начинаются с агентурного распространения. Не все, конечно, слухи. Меньшая их часть. Но лучшая.

По роду деятельности своей Владимир Иванович много чем в ФСБ занимается. И румитологией в том числе – так по-научному наука о слухах именуется. В нелегком деле изготовления и распространения слухов Янчевский – профессионал общепризнанный. Точно покойный Коля Михеев в технологии закусывания водки. Знает товарищ подполковник, из каких точек исходных слухи распространяются лучше всего: из очередей змеистых, из автобусов переполненных, из пивнух, народом любимых. Вот агентура под руководством людишек с горячими сердцами, холодными головами да чистыми руками слухи эти и распространяет. А асы вроде Янчевского затем по своим каналам пробы-замеры общественного мнения берут: привился слух или нет?

…Сидит Владимир Иванович за казенным столом в кабинете рабочем, сводки слухов просматривает. Улыбается товарищ чекист – все по накатанной колее идет. Потер руки, улыбнулся незло. Из-за стола поднялся, закурил и, портрету Феликса Эдмундовича, над столом висящему, подмигнул:

– То-то, товарищ Дзержинский! Это тебе не беспризорников по подвалам спасать! И это только начало…

6

Мерзко в нашем городе на рассвете. У контейнеров мусорных собаки бездомные мордами всякий хлам ворошат. Дворники в апельсиновых безрукавках улицы метлами скребут, ленивым матерком друг с другом переговариваясь. Идет Иван утренними дворами. Недолго Ивану идти. Вон через три квартала от дома Катиного улица Красноармейская начинается. В самом начале ее – кирпичная трехэтажка, где Владимир Иванович обитает. Во дворе трехэтажки обычно машина Янчевского стоит.

Вот и хорошо… А уж как в машину проникнуть да сигнализацию отключить, Зарубину отлично известно.

Глава 12

1

– Это ты?..

Обернулся Янчевский из-за руля, на Ивана непонимающе смотрит.

– Я, а то кто же…

– Ты как… в машину мою попал? – Янчевский спрашивает, лучшего вопроса не найдя.

– Так же, как и ты. Через двери. – Иван ответил, куртку расстегивая.

Зашуршала материя, и тут увидел Янчевский в руках Ивановых обрез. Вздрогнул чекист. Чего уж, всякий в такой ситуации вздрогнет; просыпаешься утречком в благостном расположении духа, садишься в машину собственную, а там – человек уже тебя ждет. С ружьем.

– Ну что, ехать куда-то надумал? – Зарубин дуло обреза в шею водителя легонько вдавил. – Так езжай.

– Иван, я вижу, опять поговорить со мной хочешь. – Чекист мнется, прикидывая, что в его положении лучше: пытаться из салона выскочить или на помощь кого позвать. – Так давай, может, у меня дома поговорим… По-мужски.

– У тебя дома я уже бывал. Не хочу больше.

– Хочешь со мной в управление? – фээсбэшник предлагает, напоминая нехитро, кто он таков.

– Можно и в управление. Только сразу к начальнику твоему самому главному отведешь.

– Зачем тебе начальство мое? – удивился чекист неподдельно.

– Документик один любопытный показать.

– Какой еще документик?

– Предсмертное письмо Оксаны Медведевой, которую ты, сука гэбэшная, тазепамом отравил. То самое письмо, из-за которого ты Мишу Супруна четыре года назад зарезал.

Прикинул Владимир Иванович – не выгорит ему от Ивана избавиться. По крайней мере через свой фээсбэшный статус. Но разве сам товарищ подполковник не способен из жизни своей этого дураковатого правдоискателя убрать?

– Давай на дачу ко мне, – предложил чекист задумчиво и прищурился, прикидывая, как ему дальше быть.

– Давай. Но только без фокусов.

Через полчаса остановился автомобиль у крыльца нарядной избушки с резными наличниками. Заглушил Янчевский двигатель. Вышел из машины, Иван – за ним. Держится позади, шагах в трех, обрез со спины чекистской не сводит.

– Проходи. – Хозяин буркнул, дверь открывая, и тут же почему-то голос повысил: – Одни мы с тобой на даче, товарищ следователь…

Подивился Зарубин – с чего бы это чекист его следователем обозвал? Но не стал удивления своего демонстрировать. На кухню прошел, за стол уселся.

– Может, чаю приготовить? Кофе? Или покрепче чего? У меня тут все есть.

– Садись, гнида, не мельтеши.

Уселся Янчевский напротив, а Зарубин, записку Оксанину из внутреннего кармана достав, развернул ее, широкой ладонью пригладил и Янчевскому протянул.

– Читал уже, наверное…

– Ну-ка, ну-ка…

– …Да только Супрун, как я понял, ксерокопию тебе давал. А оригинал – вот он.

Пробежал Владимир Иванович записку глазами, и эта манера чтения лишний раз убедила Зарубина – знаком товарищ чекист с ее содержанием.

– Это точно она писала? – Янчевский, с сомнением.

– Диктовала.

– Супрунихе?

– Допустим. Почерк действительно не ее. А вот подпись – Оксанина. Кстати, если ты тогда действительно на ребенка согласен был, стало быть, фамилия твоя в индивидуальной карточке беременной зафиксирована. Недолгое это дело – архивы поднять…

– И что теперь? Собираешься меня показаниями самоубийцы к стенке прижать? Двадцатилетней-то давности? Да грош им цена!

– Для тебя – грош цена. – Иван, медленно закипая. – А для меня – нет. – Закурил Зарубин и, взглядом пронзительным собеседника резанув, неожиданно разговор в другое русло перевел: – А теперь давай о твоем друге Хомуталине побеседуем.

Вздрогнул Янчевский, фамилию бизнесмена услышав.

– Тебе это зачем?

– Сейчас узнаешь…

2

Вздрогнул Кирюха татуированный, фамилию бизнесмена услышав…

Сидит юноша в подвале сыром, весь в слух обратился. Но не сразу решил он разговор наверху подслушать. Сперва испугался несказанно – это когда Владимир Иванович громко так вымолвил: «Одни мы с тобой на даче, товарищ следователь!..» Думал, все, кранты: мусорилы позорные по его душу пришли. Но это он сперва так подумал, потому как уже через минуту понял, для чего хозяин так громко фразу страшную произнес. Знак это был для Кирилла; мол, сиди в своем подвале мышью подпольной, не высовывайся, а я все решу.

И, осознав очевидное, успокоился. А успокоившись, послушать решил – о чем же это, интересно, хозяин со следователем беседуют?

Странная у них беседа выходит. Ни о пишущей машинке «Ятрань», Кириллом с этой дачи украденной, ни о самом малолетнем преступнике речи нет. О какой-то неизвестной Оксане, самоубийством покончившей, говорят. О какой-то предсмертной записке. О каком-то Супруне, которого – вот бы уж никогда не подумал! – Владимир Иванович зарезал.

Но фамилия Хомуталина – того самого бизнесмена, который через хозяина дачи заказал бочки с краской поджечь, – заинтриговала.

Что ж это за Хомуталин такой загадочный? И откуда менту пришлому известно, что именно бизнесмен этот гребаный поджог на Залинии сотворил?

Стоит Кирилл на лестнице подвальной. Тихо-тихо стоит, даже пошевелиться боится. Слушает, недоумевая.

А наверху тем временем вот что происходит…

3

– Как Хомуталину удалось весь Залинейный район сжечь? – Зарубин, печально.

– Не знаю.

Поднял Зарубин руку с обрезом навскидку и, почти не целясь, на курок нажал… Громыхнул выстрел, просвистела пуля в сантиметре от уха Янчевского и в тот же момент в бревенчатую стенку вонзилась. Втянул чекист голову в плечи, и на лице его, как на фотобумаге, в проявитель погруженной, мгновенный испуг выявился…