Путь истины. Очерки о людях Церкви XIX–XX веков - Александр Иванович Яковлев

вы объясняете, как никто, православие и монашество…. У вас же все приспособление именно к русскому интеллигентному уму. Жаль в высшей степени, что вас мало читают именно те, среди которых ваша проповедь Православия была бы особенно полезна…» (цит. по: 137, с. 239). Но показательно, что, восхищаясь Оптиной и старцами, Тихомиров так и не решился посетить монастырь.

В те же годы меньшая часть российского общества, но самая громкоголосая и активная, была убеждена в необходимости полного отказа от традиции ради успешного преобразования страны на заимствованных у Запада началах прогресса, атеизма и социализма. Митрополит Вениамин (Федченков), вспоминая то время, говорил о «недуховном состоянии России» (32, с. 190). Первым врагом для меньшинства стала Церковь. Оптина испытала удар на себе.

В начале лета 1904 года в монастырь явился некий студент Духовной Академии с рекомендательным письмом от ректора, который просил дать возможность подателю провести каникулы в монашеском послушании. Молодой человек был принят по обыкновению радушно и ласково. Для начала дали первое послушание – на кухне чистить картошку и мыть посуду, потом позволили и петь на клиросе. Всего этого было уже немало, но ученому послушнику показалось недостаточно добросовестного исполнения названных послушаний. И он стал самочинно молиться по ночам вместо отдыха. Старцы позвали академиста и увещали его соблюдать меру, исполнять то, что благословлено, иначе можно было впасть в прелесть вражескую. Но самонадеянный умник отвернулся от них, простых, «серых монахов». Вскоре он впал в такое состояние буйного умопомешательства, что пришлось 1 августа посадить его в больницу под замок; небольшое окно там было закрыто железой решеткой.

А 2 августа, когда во Введенском храме пустыни шла утреня, в тот момент, когда иеромонах Палладий ходил с каждением и алтарь был совершенно пуст, в раскрытые западные ворота церкви вошел некто совершенно голый. Храм был полон народа, у самой входной двери стояли несколько физически крепких монахов, но на всех напал такой столбняк, что никто не смог двинуться с места. Голый величественной походкой прошел мимо богомольцев, перекрестился перед иконой, вступил на правый клирос – и певчие, все взрослые монахи, в паническом страхе бросились в разные стороны. Тут голый ударом кулака распахнул царские врата, вошел в алтарь, сбросил с престола Евангелие и крест и – встал во весь рост на престоле, подняв кверху обе руки…

Это был тот самый академист. Тут точно кандалы спали с монахов, все разом бросились, подмяли и связали новоявленного бога, который улыбался такой сатанинской, злой усмешкой, что нельзя было смотреть на него без ужаса. Поразительна была его сила, позволившая разломать раму и решетку его заключения, а одного из монахов он так ударил кулаком по ребрам, что след этот сохранился на много лет.

Мудрые из Оптинских подвижников поняли это как предсказанное апостолом Павлом о пришествии человека греха, сына погибели: в храме Божием сядет он, как Бог, выдавая себя за Бога (2 Фес. 2, 4).

Когда академиста водворили в его келью, он сразу пришел в себя. На вопрос, что с ним было, ответил: «Все хорошо помню. Мне это надо было сделать: я слышал голос, который повелевал мне это совершить, и горе было бы мне, если бы я не повиновался этому повелению…» (105, с. 15–19). Оскверненный храм временно закрыли. Провели его малое освящение, но в этом событии явственно виделся прообраз грозного грядущего.

Шестью годами ранее архиепископу Курскому Ювеналию (Половцеву), бывшему ученику старца Амвросия, пришлось пережить не менее страшное событие: взрыв в соборе Знаменского монастыря. Заряд большой мощности был положен у подножия шестисотлетней святыни – Курской иконы Знамения Божией Матери. Разрушения в соборе были огромны, но чудотворный образ остался цел и невредим (169, с. 126).

В 1907 году скитоначальником в Оптиной был назначен отец Варсонофий (Плиханков, 1845–1913), бывший полковник, принятый в скитское братство в 1891 году. Он продолжал служение в качестве старца, принимал богомольцев и иных посетителей, приходивших с вопросами о жизни. В годы русско-японской войны 1904–1905 годов он был послан на фронт в качестве священника при лазарете имени преподобного Серафима Саровского. В нем современники прежде всего отмечают ту же черту, которая была присуща и его духовным наставникам – старцам Амвросию и Анатолию (Зерцалову, 1824–1894), – доброту, светлую ласковость. За короткое время отец Варсонофий стал великим старцем, без совета с ним настоятель монастыря архимандрит Ксенофонт ничего не предпринимал. С народом старец беседовал на разные темы, особенно предостерегая интеллигенцию от увлечения толстовством, а простых людей – от искушений сектантов.

Из поучений преподобного Варсонофия: «Если плохо живешь, то тебя никто и не трогает, а когда начинаешь жить хорошо, сразу – скорби и искушения.

Есть грехи смертные и есть не смертные. Смертный грех – это такой грех, в котором человек не кается. Смертным он называется потому, что от него душа умирает и после смерти телесной идет в ад.

Женщина без веры жить не может. Она, после временного неверия, опять возвращается к Богу.

Если бы желающие поступить в монастырь знали, какие скорби ожидают их, то никто бы не пошел в монастырь. Господь скрывает эти скорби. А если бы люди знали, какое блаженство ожидает иноков, то весь мир бы побежал в монастырь. Сущность нашего монашеского жития – борьба со страстями…».

Протоиерей Василий Шустин, будучи студентом Горного института, приехал в Оптину и после пребывания пришел к старцу Варсонофию прощаться: «”Я имею обычай благословлять своих духовных детей иконами, – сказал старец. – У меня их в ящике много, и самые разнообразные, и вот я с молитвою беру первую попавшуюся икону и смотрю, чье там изображение…”. Он достал икону Божией Матери “Утоли мои печали” и задумался: “Какие же такие великие печали у тебя будут? Нет, Господь не открывает”. Благословил меня ею и опять с лаской прижал мою голову. И вот тут, на груди у старца чувствуешь глубину умиротворения и добровольно отдаешься ему всем сердцем» (78, с. 333).

Преподобный Варсонофий Оптинский

Но доброта старца была строга. В беседе с исповедниками он, не называя никого по имени, рассказал, как некто вместо церковной службы пошел в театр, а другая, желая отомстить изменившему кавалеру, подставила ему подножку на катке и тот сломал руку. Потом обнаружилось, что среди исповедников были люди, совершившие эти грехи и совсем о них забывшие. Одной девушке после трудной и сложной исповеди, когда она, пораженная прозорливостью отца Варсонофия, смотрела на него в изумлении, он сказал: «После всего, что Господь открыл мне про тебя, ты захочешь прославлять меня как святого – этого не должно быть, слышишь? Я – человек грешный. Ты никому не скажешь, что я открыл тебе