Путь истины. Очерки о людях Церкви XIX–XX веков - Александр Иванович Яковлев

случае не должно и отказываться, ибо не совсем добросовестно уклоняться от служения обществу, тем более, что ежели жребий служения падает на вас, то это, конечно, не без Промысла Божия, которому каждый из нас смирением и любовию должен покоряться. Наконец, ежели никто из благонамеренных и способных людей не захочет служить, то поневоле место его займет какой-нибудь малознающий или, того еще хуже, человек с малыми средствами к жизни, который иногда будет не в силах устоять против искушений денежных, могущих встретиться на службе… а кто виноват? Вы сами, потому что ленились служить…» «Конечно!» – с готовностью согласился дворянин, отвергая для себя саму возможность наживаться от службы. «Ой, как вы нехорошо говорите! – почти с гневом воскликнул старец. – Какие у вас горделивые мысли! Как можно так самонадеянно говорить? Понятно, что вас не соблазнят сто рублей или тысяча… а если бы представился вам случай приобрести мильон, несколько мильонов, и приобрести их с надеждою – авось не узнают, что бы вы сделали? Я вам на это отвечу так: если обратитесь к Господу, то Он поможет и сохранит вас от постыдного падения; а если понадеетесь на себя, то весьма немудрено, что впадете в преступление, от чего да сохранит вас Господь Бог и Царица Небесная!» (104, с. 253).

И люди тянулись в Оптину. Известный русский писатель К. Н. Леонтьев в конце жизни приехал сюда ив 1891 году принял монашество с именем Климента – видимо, потому, что близкий друг его Константин Карлович Зедергольм, сын реформатского суперинтенданта, блестящий студент историко-филологического факультета Московского университета, защитивший магистерскую диссертацию, чиновник по особым поручениям при обер-прокуроре Святейшего Синода, то есть человек, делавший успешную по мирским меркам карьеру, неожиданно для близких принял Православие, прожил в Оптиной пустыне 15 лет и скончался там монахом Климентом.

«Почему вы избрали такой путь?» – спросил его как-то, еще будучи дипломатом, Леонтьев. «Я шаг за шагом, мыслью дошел до необходимости стать монахом, – ответил отец Климент. – Я хотел поступить сюда еще раньше, чем пришлось. Но случилось так, что в Петербурге я кое с кем перессорился; покойный оптинский старец, отец Макарий, узнав об этом, сказал мне: “Нет, поезжай, еще послужи, помирись со всеми и тогда приезжай”. Когда я вернулся и вошел к отцу Макарию, я увидал у него в келье видного молодцеватого мужчину с окладистою бородой, в новом подряснике. Это был богородицкий предводитель Ключарев, богатый человек, поступивший тоже в послушники Оптинского скита. Я был с ним знаком, но так как он прежде брился и носил обыкновенное штатское платье, то я его и не узнал. В подряснике и с бородой он стал гораздо красивее. Отец Макарий немного погодя сказал: “Что ж, не пора и тебе надеть подрясник? Вот, посмотри, Федор Захарыч Ключарев каким у нас молодцом стал!”. Я отвечал, что очень рад, и так стал монахом…» (83, с. 187).

Отец Климент (Зедергольм), будучи иеромонахом, принимал участие в богослужении, по собственному рвению следил за порядком в обители, вызывая ворчание братии на «немца-аккуратиста». Помимо участия в издании святоотеческих творений, он составил жизнеописания оптинских старцев, из которых самые известные – жизнеописания преподобных Леонида (Наголкина) и Антония (Путилова). По мнению К. Н. Леонтьева, написавшего его биографию, «драгоценнее всего ему было очищение его внутреннего мира от всякой страсти, от всякой греховности. Он боялся донельзя и гнева своего, и самолюбия, и воображения, и лени. Он трепетал своих грехов, и, при всем видимом спокойствии его в обыкновенное время, при всей веселой простоте его обращения, очень часто проглядывала в нем эта внутренняя его тревога за свою душу и за свою совесть» (83, с. 197).

3

Во второй половине XIX века Оптина сделалась известной прежде всего своим скитом и его старцами. Круглый год сюда притекал поток паломников.

«Скит построен в самом лесу, очень близко, впрочем, от монастыря, всего в минутах в десяти ходьбы. К нему идет убитая щебнем дорожка в тени великолепных деревьев. Главная дорожка случайно или по верному художественному чувству распорядителей идет не совсем прямо, а чуть заметно уклоняясь в сторону; от этого скит долго не виден, но потом вдруг из чащи предстают вам скитские ворота. Они имеют вид как бы небольшого храма, розового цвета, с одною белою главой наверху. Самый выбор этих цветов чрезвычайно удачен. Это так “тепло” и красиво – и летом в густой зелени леса, и зимой в снегу, из которого поднимаются суровые ели и сосны с их огромными, снизу грубочешуйчатыми, а наверху нежно-планшевы-ми мачтовыми стволами, – описывал скит К. Н. Леонтьев. – По обеим сторонам дверей, под этими воротами на стене изображены почти все главные подвижники и учители монашества: Антоний Великий, Нил Сорский, Исаак Сирин и другие… Внутри, со стороны скита, на этих розовых, как бы мирно-радостных и приветливых воротах изображена икона Знамения Божией Матери (этот образ имелся в Предтеченском храме скита и особенно почитался иноками). Под иконой есть подпись: “Все упование мое на Тебя возлагаю, Матерь Божия! Сохрани меня под кровом Твоим!”. Кто, войдя в ворота скита, обернется, тот непременно прочтет эту подпись, и она на многих действует с особенною силой» (83, с. 177).

В 1860-80-е годы люди тянулись к старцу Амвросию (Гренкову, 1812–1891). Его путь в монашество был никак не рассудочный. Окончив с отличием семинарию, он стал служить учителем в духовном училище. Как-то тяжело заболел, надежды на выздоровление почти не было, и он дал обет в случае выздоровления пойти в монастырь, но не пошел. По словам самого старца, «жался, не решался сразу покончить с миром». Летом 1839 года по дороге в Троицкую Лавру Александр Гренков со своим другом заехал к старцу Илариону в Троеруково. Умудренный монах сказал Гренкову: «Иди в Оптину, ты там нужен», а другу посоветовал пока пожить в миру. Пометавшись несколько дней, молодой учитель тайно ото всех сбежал в Оптину.

В 1842 году Александр был пострижен в монашество, в 1845 году был рукоположен в сан иеромонаха. После смерти опекавшего его старца Леонида несколько лет он был келейником старца Макария, помогал в составлении ответов на письма, а потом и вовсе стал сам составлять ответы, которые отец Макарий лишь подписывал. В эти годы проявились не только знания кандидата богословия, изучившего французский, греческий, древнееврейский языки, историю и литературу, но и дар человековедения. После кончины старца он естественно занял его место духовника обители. Между тем после тяжелой болезни в 1846 году он был признан инвалидом, не мог совершать церковных служб и был выведен за штат. И все же он трудился почти