Клинки - Владимир Васильев

Твердая ладонь угостила вражину промеж ушей, тот упал, на этот раз окончательно.

– Не убей его, Вишена. А то мы двоих сдуру уже зарубили, – сказал вдруг Тарус, хватая Пожарского за руку. – Поспрошаем, глядишь, чего и скажет.

– Ну да! Неужто эта погань по-нашему разумеет? – не поверил Вишена.

– Да кто ж его собачью душу знает?!

Вокруг собрались уже все путники, разбуженные шумом. Роксалан с Купавой занялись раненым Дементием, венеды скопом скрутили пленника, да тот и не упирался. Висел, ровно тряпка, Вишена из него дух вышиб напрочь.

– Ловко ты его! – с завистью молвил Яр, пожирая Вишену восхищенным взглядом. – Что это?

Вишена усмехнулся:

– Это? Борьба такая, без оружия. Спас называется. Отец научил!

– А меня научишь?

– Научу, коли впрямь захочешь. Дай только Книги найти. Лады, хлопче?

– Лады, Пожарский!

Вернулись к кострам. Боромир заворчал на Вишену, скорее для порядка, чем всерьез:

– Орел, так тя… Меч в ножны – и ну, кулаками махать! Ярмарка, что ли? Где ж это видано, без оружия драться?

– Ладно, Непоседа, не бурчи. Я ж у него меч выбил.

– Ну и что? Огрел плашмя, или рукояткой по башке, да и дело с концом. А то – Спас, отец научил… Плохо учил, так тя…

Тарус возился с песиголовцем. По-людски тот не соображал ни бельмеса, как и полагал Пожарский с самого начала. А жаль.

– Ладно, – сдался наконец чародей после получаса безуспешных попыток найти общий язык. Песиголовец только рычал да скалил зубы. Клыков у него, кстати, почти и не было видно. Маленькие, чуть поболе остальных зубов. Да и вообще, зубы совсем не собачьи, ближе уж к человеческим.

– Свяжите его, чтоб не удрал. На рассвете отпустим.

– Отпустим? – удивился Боромир. – Это еще зачем?

– Не убивать же его? – ответствовал уверенно чародей. – С мертвого какой прок? Вернется к своим, расскажет, так, мол, и так, задали нам жару, еле живот сберег. Другой раз поостерегутся соваться.

Боромир махнул рукой:

– Будь по-твоему. Голова ты, Тарус-чародей. Ох, голова!

На том и разошлись. Выставили часового на всякий случай, и на боковую. Однако на этом приключения сей беспокойной ночи из завершились. Спустя час Пристень-часовой вновь поднял тревогу: к костру невесть откуда выбрел дикий злющий упырь. Здоровущий, глаза красным полыхают, что твои угли, клыки наружу, когти – что у медведя, страхолюдина, ей-право… С таким в одиночку встретиться, хлопот не оберешься.

– Огнем, огнем его, братцы! – командовал Тарус.

Братцы живо похватали пылающие ветви и окружили упыря; Тарус нащупал старинный амулет в виде человеческой ладони, наложил защитное заклятье и отослал упырину на запад, к бездонным омутам речки Векши. Пущай поплавает! Убрел сбитый с толку вурдалачище, вращая глазами да сопя.

– Тьфу ты, пропадь! Отоспаться не дадут, вражьи дети, – проворчал Боромир, возвращаясь к костру. – Гоняй их по ночам, словно дела больше нет.

С рассветом кое-кого было не растолкать – умаялись ратнички. Однако с грехом пополам наладились в путь-дорогу.

Пленника-песиголовца отпустили. Боград, разрезая ему путы, приговаривал, хоть и знал, что его не поймут:

– Так и скажи сброду своему несусветному, мол, не ваше это собачье дело – за Книгами ходить! Уразумел, ушастый?

Песиголовец щурился на свет и недоверчиво косил глубоко посаженными маленькими глазками, не веря, что свободен. Меч его подобрал Омут и спрятал в суму-чехол; два других взяли Славута и подраненный Дементий. Клинки были старые, добротные, но чересчур узкие и длинноватые.

– Чудно! – вздыхал Боград. – Одет вроде по-людски, руки-ноги на месте, даром что мохнатые. И – на тебе! – такая рожа. Что за твари эти песиголовцы? Чудно, одним словом.

– Чего только на белом свете не бывает, – вздохнул вслед за Боградом Роксалан, басом, низким и раскатистым.

Выступили, все еще обсуждая это странное создание – впервые ведь увидали такого. Раньше Лойды и окрестных земель достигали лишь смутные, искаженные до неузнаваемости слухи о собакоголовых. Ожидали, что окажутся они пострашнее. Не сравнишь с вовкулаками – вот те воистину чудища!

Мало-помалу приближались к болотам. Около полудня захлюпало под ногами, стали попадаться обширные желтые моховища.

– Морошки будет сей год – страсть! – заметил довольно Омут, большой до морошки охотник.

След датов весьма уверенно вывел к берегу Миги-реки и чуток свернул к северо-западу.

– Ну, чародей, – кисло молвил Вишена, – видать, знают они тропку твою счастливую…

– Не говори «гоп»… – ничуть не смутился Тарус. – Еще не вечер, Пожарский. Поглядим, кто кого.

У Каменного Брода переправились на левый берег Миги. Первая полоса болот осталась за рекой; дальше пошло каменистое голое всхолмье, оттененное с севера и востока зубчатой стеной хвойного леса. Следы на твердой, усеянной ледниковыми валунами почве мудрено было разглядеть, однако следопыты свое дело знали и вели без задержек. Даты быстро оставили реку, вновь устремляясь на север, в леса. Бор, крепкий, медный, ядреный поглотил и беглецов, и преследователей.

Степняки-венеды, выросшие в седлах, часто вздыхали: «Коней бы…» Да где их возьмешь? Шли все в стороне от селений, западнее. Границы родных земель оставались справа, за лесом и болотистыми равнинами.

Конское ржание услыхали под вечер. Боград мигом насторожился и известил Таруса с Боромиром.

– Тут нигде в округе селений нет ближе чем в Чикмасе. Отряд это чей-то, – уверенно сказал Боромир.

– Может, наши? – предположил Боград. – Заворич с Позвиздом.

Тарус недоуменно пожал плечами:

– Да что им тут делать?

– Разобрались с песиголовцами, и в Лойду. А оттуда верхом. Нас ищут.

– Вряд ли, – упорствовал Тарус. – Они бы искали совсем в другой стороне, южнее. А эти на севере.

– Не даты же это?

– Уж конечно…

До захода солнца оставалось еще порядком, часа три, а то и поболе. Боград, задумчиво глядя на слепящий лик Ярилы, пробормотал, будто каждое слово пережевывал:

– Поглядеть кто такие, а, чародей?

– Пожалуй. Бери брата и пошли.

Богуслав был тут как тут. Немедля и отправились на звуки. Боромир с остальными спутниками присели отдохнуть и густых зарослях можжевельника.

Тарус с венедами забрали немного к западу, чтоб выйти ко всадникам имея солнце за спинами. Неслышно пробирались меж сосен, топча прошлогоднюю хвою, мягко-мягко, ровно рыси. Вскоре открылся просторный луг; с востока его ограничивал широкий безымянный ручей, приток Миги. Горели костры, вокруг них копошилось человек сорок. Почти все щеголяли в знакомых Тарусу остроконечных шапках.

– Ба! – узнал чужаков чародей. – Те самые всадники, что Яра в Рыдогах пленили.

Некоторое время все трое пристально разглядывали пришлых. Те расселись у костров, ели небось. В стороне, у табуна, сновало еще человек пять; чем они там занимались рассмотреть толком никак не удавалось.

– Пугнуть бы их… – прошептал Боград с некоторым сомнением.

– Зачем? – удивился Тарус. – Сидят, ну и пусть себе сидят. Обойдем лесом, и дело с концом. А так – всполошатся, чего натворят-наворотят? Иди знай! Обойдем, вернее не придумаешь.

Чужаки сниматься со стоянки явно не собирались, что было на руку.

Вернулись к отряду, перемолвились с Боромиром. Неслышно, словно тени, обогнули луг берегом Миги-реки, и ушли на север. До захода солнца успели оторваться достаточно далеко.

– Коней бы у них увести… – всю дорогу монотонно бормотал Боград. – Эх, жаль, много их, окаянных…

Уже в сумерках Тарус не выдержал и оборвал ватажка венедов:

– Да уймись ты, всадник! Не будет толку нам от коней, понял? В первый же день похода лишились их, зря думаешь? ТОТ, с востока, над коньми властен пуще нас всех вместе взятых. Как еще не погиб никто под копытами, дивлюсь до сих пор. Нельзя нам верхом, никак нельзя! Да и сейчас уйти бы подальше от них, гривастых, спокойнее. Ушлый ОН. И ученый.

Путники выслушали это молча.

– Ну, что? – спросил наконец Боромир. – Еще отойдем?

Топали часа два, натыкаясь в темноте на сучья; после все же стали на ночлег. Сморило всех не на шутку, ночью хоть бы кто окрест шлялся, все одно не проснулся бы ни один. К утру разлепил веки Боромир-Непоседа – все целы, только костры давно погасли. Если кто и проник в лагерь, скрываемый мраком, вреда не учинил.

Наскоро собрались-отряхнулись, и в путь-дорогу. Гонка за датами-беглецами изрядно всех утомила, однако до моря оставалось еще порядком, полпути только прошли. И как бы не отстать?

Часа через два их настиг мерный стук копыт, волной накатывавшийся сзади, из-за спин.

– Вот черти! – в сердцах обронил Тарус. – За нами пустились. Придется и впрямь пугнуть.

К чародею приблизился Дементий.

– Слышь, Тарус! Помнишь ли, как на празднике Желтых Листьев Назислав-венед лешим переоделся? Как девок в бору пугал?

Тарус помнил. О проделке Назислава, известного боле под прозвищем Лоботряс, долго судили-рядили-пересуживали от Рыдог до Тялшина. Как не помнить! Весь люд хохотал до упаду.