Путешествие с Даниилом Андреевым. Книга о поэте-вестнике - Борис Романов

Русская литература, и шире — культура, сформировалась в христианской, православной традиции. И для нее советская насильственная атеизация оказалась куда страшнее петровской секуляризации. Даниил Андреев всеми силами старался возвратить в литературу глубину религиозного сознания. Но это сознание было уже трагически надломленным, болезненным, хотя и совсем по — иному, чем в начале XX века. Потому он искал свои пути преодоления индивидуалистического произвола и позитивистской ущербности. Своим мифотворчеством он преодолевал мифотворчество разорванного сознания, стараясь обобщить многие религиозные искания, и пытался если не примирить, то преодолеть их.

Чтение поэтического ансамбля «Русские боги» требует внимательного знакомства с другой поразительной книгой Даниила Андреева — «Роза Мира». Она — не вступление к «Русским богам», пусть, судя по черновикам, задумывалась вначале именно как предварение поэтического ансамбля. И не часть триптиха, в которую можно было бы включить и драматическую поэму «Железная мистерия», хотя они тесно взаимосвязаны. Потому что, в сущности, все сочинения Даниила Андреева представляют собой фрагменты одного мифопоэтического эпоса. Ведь и «Роза Мира», и «Железная мистерия» выросли именно из «Русских богов», куда включались их первоначальные варианты.

В «Розе Мира» мы находим четкий атлас описываемого поэтом космоса с внятной классификацией его движущих сил, подробный пантеон русских — и не только русских — богов, как и изложение всей его концепции мироустройства. Описав это мироустройство, Даниил Андреев сосредотачивается на судьбе России, и чем теснее связаны иноматериальные слои вселенной с грозными русскими событиями, тем обстоятельнее они им описываются, тем более впечатляющими предстают.

Сама по себе, без преувеличения, поразительная попытка создать всеохватную поэтическую модель мира Даниилу Андрееву вполне удалась. Модель эта необычна (хотя здесь уместно вспомнить о космологической мифологии древности, о «Божественной Комедии» Данте и т. п.), необычен и творческий метод поэта. Не одно, а непрерывная цепь видений, «непостижных уму», духовидение (как и сам он признавал, развитое тюремной обстановкой[6], особым образом наэлектризованного, день и ночь теснящего пространства ее) определяли этот метод.

«Роза Мира» в своем роде тоже поэтическое создание. Ее даже называли романом. Но это метафора. Точнее назвать ее поэтическим трактатом. «Метафизическим трактатом» считал «Розу Мира» автор, замечавший, что эта книга рождалась «вне искусства». Кажущиеся фантастическими видения и живописные каталоги явленных нам миров соседствуют в ней с размышлениями о земном времени, о прошлом, настоящем и будущем.

Страницы ее многообразно перекликаются с главами «Русских богов», давая объяснение поэтически изображенным в них мистическим явлениям и образам. Некоторые из этих глав можно воспринять как стихотворное переложение страниц «Розы Мира». Но можно посчитать, что сама «Роза Мира» — в особенности книги VII‑XI — автокомментарий к «Русским богам».

По концепции «Розы Мира», во Вселенной множество миров, и каждый из них многослоен. Наш мир — Энроф — существует в трех измерениях и во времени, в переживаемой нами исторической действительности. Но рядом с нами есть «смежные» слои, где пространство и время имеют самое разное количество измерений[7].

Вокруг каждой планеты — своя система «разноматериальных» слоев, брамфатура. Брамфатура Земли называется Шаданакар.

Структура мироздания Даниила Андреева обусловлена борьбой сил Добра и Зла. Над его Энрофом встают слои Просветления, «вниз» уходят демонические слои Тьмы, а человеческая история связана с их всепроникающей борьбой.

Картины этой борьбы, определившей историю России, приобретают у поэта вселенский масштаб, сакральный смысл и составляют содержание почти всего им написанного.

Во всех сочинениях Даниила Андреева звучит пафос религиозно — этического переустройства общества, которое, правда, противополагается рационалистическим теориям прогресса. Он не может смириться с греховностью человеческой природы и видит смысл истории в гармонизации человечества через Розу Мира, в «воспитании человека облагороженного образа». Эта заветная мысль «Розы Мира» связана с Достоевским. Даниил Андреев подхватывает тему Достоевского «о положительно прекрасном человеке», воспитанию которого предшествует «восстановление погибшего человека, задавленного несправедливым гнетом обстоятельств, застоя веков».

Роза Мира должна осуществиться как высшее выражение соборного духовного, религиозного творчества. Поэт ставит перед Розой Мира, перед человечеством перспективу духовно исторических задач, как он неколебимо считает, «вполне конкретных и принципиально осуществимых»: «…объединение земного шара в Федерацию государств с этической контролирующей инстанцией над нею, распространение материального достатка и высокого культурного уровня на население всех стран, воспитание поколений облагороженного образа, воссоединение христианских церквей и свободная уния со всеми религиями светлой направленности, превращение планеты — в сад, а государств — в братство. Но это — задачи лишь первой очереди, — замечает Андреев. — Их осуществление откроет путь к разрешению задач еще более высоких: к одухотворению природы».

Высокий утопический порыв, преломляясь в поэтические картины, перекликается не только с социологизированными утопиями, но и с антиутопиями. Антиутопические мотивы, намеченные в «Розе Мира», есть и в «Железной мистерии», и в «Русских богах».

В Друккарге, изображенном в поэме «Изнанка мира», мы сразу узнаем структуру и прихотливую логику тоталитаризма, вполне похоже описанную, например, в известных антиутопиях Евгения Замятина или Олдоса Хаксли. Читая о том, что «если бы игвы узрели свободу существ в каком‑либо высшем слое, они не поверили бы ей», о гордыне рабов, «не подозревающих о своем рабстве», и — далее — «приличия идейные — вот здесь закон…», — мы узнаем, и не в таком уж гротескном отражении, наше недавнее (а отчасти и нынешнее) общество.

Даниил Андреев не только говорит об опасностях, обступивших людей XX столетия, но и предполагает возможности их преодоления. Одной из самых страшных он считает угрозу «всечеловеческой тирании».

Читая в «Розе Мира» о подробностях устройства Вселенной и нашей «брамфатуры», восхищаясь то ли мощью духовидения, то ли размахом изощренной фантазии поэта, мы можем быть далеки от мысли, что это реальная картина мироздания. Конечно, его мифология часто поражает удивительной сопряженностью с действительностью. Но ведь она сопряжена не только с самой действительностью, а и с нашими представлениями о ней, также достаточно мифологизированными. И любое, даже рассудочно прямолинейное, восприятие мифопоэтического языка Даниила Андреева никак не может опровергнуть его поэтической правды.

Свое миропознание, основанное на духовидении, озарении, религиозном откровении, Даниил Андреев определял тремя методами: метаисторическим, трансфизическим и вселенским. Метаистория, говорит он, «всегда мифологична», «термин же трансфизический применяется ко всему, что обладает материальностью, но иной, чем наша, ко всем мирам, существующим в пространстве с другим числом координат и в других потоках времени», а «познание метаэволюции», то есть процессов, связанных со становлением Вселенной, «есть познание вселенское».

Сегодня в наблюдениях и предположениях серьезных ученых, далеких от какой‑либо метаистории и трансфизики, мы находим прямые переклички с самыми, казалось бы, сказочными утверждениями «Розы Мира».

Вот что, например, говорил в своей «Лионской лекции» о физической картине мира А. Д. Сахаров: «Теперь мы считаем очень правдоподобным, что наше пространство имеет не три измерения, как учили нас в учебниках геометрии, а значительно больше. Эти дополнительные измерения замкнуты друг на друга в очень маленьком масштабе, но они существуют, и именно они определяют основные законы природы… Мы считаем возможным, что в нашем мире наряду с теми телами, которые взаимодействуют с нами электромагнитными и ядерными силами, есть и другая материя, которая взаимодействует с нами только гравитационно. Это так называемый “зеркальный мир”. Кроме этого, мы считаем несомненным, что большая часть обычного мира тоже сосредоточена в невидимой для нас форме скрытой массы. Мы сейчас рассматриваем такую фантастическую возможность, что области, разделенные друг от друга миллиардами световых лет, имеют одновременно связь между собою при помощи дополнительных параллельных ходов, называемых часто “кротовыми норами”, то есть мы не исключаем, что возможно чудо — мгновенный переход из одной области пространства в другую, почти мгновенный, за короткое время, причем в этом новом месте мы появимся совершенно неожиданно или, наоборот, кто‑то появится рядом с нами неожиданно».