Путешествие с Даниилом Андреевым. Книга о поэте-вестнике - Борис Романов

О предчувствии явления Звенты — Свентаны, Вечной Женственности, говорится в десятой главе «Голубая свеча». Она начинается с посвящения Александру Блоку.

О Блоке, о его «религиозно — мистической трагедии» многое сказано в «Розе Мира» (глава «Падение вестника»). Путь поэта, угадавшего Вечную Женственность в «Стихах о Прекрасной Даме», провидевшего в образе Руси Навну, чтобы затем в духовной слепоте воспеть Велгу, демоническую противоположность Соборной душе, Даниил Андреев называет падением. Он и сам в юности, не без блоковского влияния, по его признаниям, «первородство души предавал». Но именно к Блоку он обращается как к некоему Вергилию, называя его водителем, братом. Он чувствует себя предназначенным для того, чтобы вслед за Блоком продолжить таинственный миф о Прекрасной Даме — Софии и Вечной Женственности. Потому и обраще ны стихотворения цикла к Богородице, Сорадовательнице мира, к «Звездному Праобразу Прекрасной Дамы». Гимнографические мотивы, молитвословные обращения связывают цикл с традициями духовной поэзии. Но образ Вечно Женственного в цикле все же далек от определенности, оставаясь недопроявленным поэтическим порывом к многосложному религиозному символу.

Следующий цикл — «Святорусские духи» (глава одиннадцатая) — выстроен с иерархической четкостью. В нем говорится о синклитах, о тех «сонмах просветленных человеческих душ», которые мистически участвуют в земной истории и созидании Храма Солнца Mipa в Вышнем Кремле. Это гении, это праведники, среди которых есть и полузабытые, безымянные, это вожди. Самых выдающихся из них поэт называет родомыслами. Последовательнейший идеалист, Даниил Андреев вполне логичен в убеждении, что излучение, струящееся от созданий искусства и мысли, участвует в человеческой истории и после земной смерти их творцов. В посмертии они продолжают свое творчество. Участие всех ушедших поколений в созидании Храма Солнца Mipa приближает главное событие мировой и русской истории — явление Звенты — Свентаны.

В следующих главах поэтического ансамбля изображаются узловые моменты русской истории, определяющие ее трагедию. Это мистические события, вследствие которых государственность становится все более демонизированной. Глава двенадцатая — поэма «Гибель Грозного» — об этой демо низации, о том, как уицраор воплощается «в искажающийся Третий Рим». Перемена в царствовании Ивана Грозного, произошедшая в 1554 году, изображается в поэме подменой прежнего царя, ставшего «жертвой и орудием» уицраора. С этой подменой связаны метаисторические события, не только вскоре отозвавшиеся всенародными бедствиями и Смутой, но и те, что ожидаются в грядущем.

«Симфония о великом Смутном времени» «Рух» — глава тринадцатая.

Смутное время связано со сменой уицраоров: на месте Древней Руси является Московское царство, чтобы затем превратиться в Петербургскую империю. Государственность демонична, но она — необходимое условие существования сверхнарода в неидеальном, небратском состоянии мира. Кроме уицраоров есть еще и Велга, демоническое начало, противостоящее Соборной Душе. Велга берет верх во времена ослабления государственности, порождая смуты и революции. Все эти метаисторические процессы описаны в «Розе Мира». Но и «Гибель Грозного», и «Рух» не иллюстрации к ее положениям. За Иваном Грозным, с желтыми ястребиными глазами, за человеком, подобным тени, «с искрой Грозного в груди», за Шуйским и Гермогеном реют и демонические, и светлые силы метаистории. Борьба осмысленна, рок русской истории может быть преодолен. Уицраоры, Велга, Яросвет, Навна — для поэта не символы, не литературные персонажи, а мистическая реальность.

«Рух» — действительно симфония. Каждая из ее трех частей метрически и мелодически мно гообразна, многоголоса, живописна. Связующая их тема не сводима к однозначной формуле. Это не только картины «великой смуты духа», но и живое выражение логики русской истории, ее мистический (мифопоэтический) эпос.

Продолжением этого эпоса должна была быть глава четырнадцатая, поэма в прозе «Александр». Даниил Андреев написать ее не успел. Это, по его словам, должна была быть поэма о том, как Александр I «ушел на свершение духовного подвига под именем старца Федора Кузьмича. Ушел во искупление греха — своего, и династического, и всех, имевших власть над Россией, но не умевших освободить ее от оков Демона». О содержании поэмы можно судить по главам «Розы Мира» (книга девятая), посвященным Александру. Династический грех, искупаемый императором Александром, предопределил крушение Российской империи, гибель Второго Жругра.

Пятнадцатая глава, поэма «У демонов возмездия», возвращает нас к современности и темам, уже обозначенным в третьей главе ансамбля. Подробно описанное в поэме посмертие «Почетного чекиста» говорит не только о возмездии, но и об искуплении, об освобождении от демонического начала и человека, и человеческой истории, которое невозможно без Христа. Здесь отозвались представления Даниила Андреева о кармических законах, соединенных с христианской эсхатологией.

Глава шестнадцатая, «Предварения», об опасностях, подстерегающих человечество, Россию, и о надеждах. Поэт «сквозь тюремные стены»

видит завтрашний день, который крут и кровав, веря, что наступает «круг последних мытарств». Призывает будущее:

Роза Мира! Сотворчествовсех на земле сверхнародов!О, гряди! поспешай!уврачуй! расцветай! Пламеней!

«Поэтический ансамбль» начинается с московского детства, с гимна Москве. Завершают его главы, посвященные русской природе, всему, что Даниил Андреев так страстно любил. В «Розе Мира» он вдохновенно описывает духов природы — светлые стихиали, в главе «Отношение к животному царству» рассуждает об основах той биоэтики, о которой только недавно заговорили ученые. А в циклах «Сквозь природу» и «Босиком» (главы семнадцатая и восемнадцатая) стихиалями, в сущности, оказываются поэтические образы природы, где любая метафора может восприниматься как имя. Души рек, пастырь бора, серая травка, ветреные бездны, духи снегов соседствуют с Манику, Фальторой, Ирудраной, Орлионтаной… Природа здесь не только одухотворенно живая, но и узнаваемая. Это по большей части окрестности Трубчевска — брянские заповедные леса, Жеренские озера, реки Десна, Нерусса, Навля. Те места, которые он полюбил навсегда, о которых не мог говорить без волнения. В цикле «Сквозь природу» он даже описывает дом своих трубчевских друзей — семейства Левенков. В этих главах мистический эпос становится лирическим. Без исхоженных босиком, с заплечным мешком и палкой в руке окрестностей Трубчевска Даниил Андреев не представлял образа России.

Как завершение поэтического ансамбля задуманы были поэма «Плаванье к Небесному Кремлю» (глава девятнадцатая) и «Солнечная симфония» (глава двадцатая).

«Плаванье к Небесному Кремлю» должно было начаться по русским рекам, с тем чтобы течение поэмы привело к Небесному Кремлю — средоточию Небесной России. А «Солнечная Симфония» предполагала выход «за национальные пределы во Всечеловеческое Братство, Всемирную Церковь», то есть речь должна была идти о Розе Мира. Осуществить свой замысел Даниил Андреев не успел.

3

Творческое напряжение в нечеловеческих острожных условиях, сопровождавшееся тяжелыми болезненными состояниями, укорачивало жизнь. Выйдя на свободу после десятилетнего заключения смертельно больным, Даниил Андреев прожил двадцать три месяца. Они были месяцами бездомья, хлопот о реабилитации, забот о хлебе насущном, болезней и напряженной работы.

В октябре 1958 он дописал «Розу Мира», закончил поэму «Изнанка мира». Незавершенность поэтического ансамбля «Русские боги» (остались недописанными три главы) — словно бы следование некоей мистической традиции русской литературы, в которой немало выдающихся книг авторами не закончены. «На три четверти кончен труд», — написал он в ночь на 19 октября того же года в последнем стихотворении — молитве. Обращаясь к Господу, он прежде всего просит о своих рукописях «неоконченных, бедных книг»:

Спаси их, Господи! Спрячь, храни,Дай им увидеть другие дни.

Даниил Андреев — поэт — визионер, духовидец, «единственный у нас в России», небезосновательно считал его старший брат, Вадим Андреев.

Как передать «целые аккорды фонетических созвучий и значений», как рассказать о трансфизических странствиях? Он ищет слова, чтобы нарисовать «непостижное уму» и не раз упоминает о мешающем косноязычии. Он вводит в стихи описания и рассуждения, а то и ораторскую риторику.

Уже те имена и понятия, которые звучат в «Русских богах» и получают истолкование в «Розе Мира», передают ощущение необычности того, о чем говорит поэт. Не всегда Даниил Андреев уверен, что услышанные имена передает достаточно точно, но у него нет сомнений, что он их слышал, а не выдумал. Вообще, давать имена умеют лишь настоящие творцы, которые их слышат, а не выдумывают. Другое дело, что значит это «слышание». Понимание Даниилом Андреевым имен как «формообразующих сил» (П. А. Флоренский) очевидно, оттого так многозначна у него поэтика имени. Но само свойство создавать миры и давать имена поражает уже в его детских тетрадях, когда он излагает истории выдуманных планет и стран с правящими династиями.