Небесные ключи - Дара Богинска

ставил кубок на карту и закрыл нашу долину. Да, мы в Бринморе. Но это земля горных духов и тех, кому по нраву спокойная жизнь. И аншуры боятся только тех, кто этот покой хочет нарушить. Ну и ледяных великанов еще. Из-за них оползни.

Он снова вернулся к работе — последние две фразы пробормотал под стамеску, выпиливая щиколотку будущей ноги Джо так, чтобы та перекатывалась по лодочке ступни. Очки сползли с его переносицы на мясистый кончик носа.

— Малефики как раз нарушают покой. Мы подчиняем, ломаем сознания людей. Мы опасны.

Самсон не удостоил её взглядом или ответом.

— Что вы делаете, когда у вас рождается малефик? — напирала она.

— Растим. Отправляем в Шор до того, как приедут сборщики налогов. Нанна отводит их вместе с семьями.

Значит, изгнание.

— В Шор? — растерялась Чонса. Было странно слышать это. Скажи Самсон такое Броку, уже был бы казнен как военный преступник. Помогать бежать из страны малефикам — всё равно, что дарить врагу чертежи передовых баллист, что защищают столицу. Но Чонса мало что знала о судьбе своего племени в Шоре, поэтому представила себе тюрьмы, эшафоты и залитую кровью площадь, — А что в Шоре?

— Там у них есть жизнь, — просто ответил Самсон, — В Бринморе — нет. А теперь не мешай мне, дева. Кыш!

Чонса вышла. Посмотрела на горы. Подумала: они все еще в Бринморе, но будто у бога за пазухой.

Нет, поправила она себя. Каждый камень, каждый взгляд, каждая подробность жизни здесь уверяли её — они далеки от сурового бринморского бога.

— Хорошее место, чтобы исчезнуть, — мечтательно протянула она, — под кубком Константина Великого.

Если и встречать конец света, то там, где счастлив. Чонса была — здесь.

На второй неделе Самсон был занят креплениями протеза, несколько раз переснимал мерки и переделывал набор ремней и металлических пластин. Джо по его совету чаще бывал в саду, практикуясь в стрельбе из лука и метании ножей. О фехтовании ему придется забыть. Колючка-Одноножка знал про это и торчал у мишеней всё свободное время, благо его было вдоволь.

Демоны все еще не заполонили Ан-Шу. Пару раз жители видели их в небесах, каких-то других, не тех, что встречала Чонса. Возможно, иной вид? Эти были огромные, неповоротливые, похожие на белых северных китов или гигантских вытянутых личинок существа. Они проскользили в выси, безразличные к людскому племени, и исчезли, словно рассеялись облака. У Чонсы они не вызвали тот ужас, что химеры, скорее восхищение, как когда она смотрела на серые спины морских исполинов под кораблем. Про себя девушка решила называть этих жителей поднебесья левиафанами.

К восторгу Лилибет, к Чонсе из деревни прибился щенок. Лохматый, белый с черной маской и пушистыми ушами, он увивался у ног малефики, когда она работала, выпрашивал еду на перерывах. Вначале Чонса пыталась его игнорировать, но пара мисок как-то сама собой оказалась у стены дома Самсона.

— Ладно… — вздохнул он, с улыбкой глядя, как Лилибет гоняется за щенком в обход грядок, — Нам давно пора было завести сторожа.

В саду густыми лиловыми красками цвел черноствольный миндаль. В честь него Чонса назвала своего пса. Она не хотела к нему привязываться, знала, что рано или поздно нужно будет уйти, но находила время на игры с ним, а в дождливые ночи тайком забирала в свою комнату.

С наступлением весны у Самсона появилось много работы, больные выстраивались очередью у дома: переломы, прострелы в спине, простуда, травмы на охоте и рыбалке. Чонса с Лилибет помогали шорцу. Шестипалая бралась за любую домашнюю работу, пускай готовка получалась у неё из рук вон плохо, а от стирки чесалась кожа ладоней. Ей всё было в радость.

Путника первым заметил Миндаль и побежал встречать. От восторга он заливался лаем, крутил хвостом, его задние лапы заносило то в одну, то в другую сторону. Чонса, вешавшая белье, отставила корзину и сощурилась, заостряя зрение. Ахнула. Из рук у неё выскользнула холстина с рыжими пятнами неотмывшейся крови.

Нанна издалека помахала ей рукой. У южанки была торба за плечами, она скинула её рядом с бельевой корзиной, с наслаждением потянулась, а затем неожиданно обняла малефику.

— Ты больше не смердеть, чон се! Теперь ты светишься.

Шестипалая растерянно усмехнулась от неожиданного поцелуя в скулу и сомнительного комплимента. Она не рассчитывала еще хоть раз увидеть свою спасительницу. Так и сказала ей:

— Думала, что больше тебя не увижу.

Но Нанна лишь засмеялась:

— Это отчего такая глупая мысль? Увижу! Еще не раз увижу! Кстати, у меня кое-что для тебя.

Она с оханьем согнулась, по-старушечьи придерживая поясницу, забралась в свою торбу, нырнув едва ли не с головой. Чонса растерянно смотрела на горную ведьму, даже не догадываясь, что её ждет.

Шорка вытащила конверт. Желтая бумага едва не порезала кожу Шестипалой, сургучная печать — обожгла. Чонса узнала оттиск. Замок и ключи. Дормсмут. Холодные кельи, купель в подвале, синие-синие глаза Кейлин, похожие на ляпис-лазурь. Предупреждение — беги, как услышишь поворот ключа.

О, Чонса справилась с этим заданием.

— Но откуда…

Нанна легкомысленно пожала плечами, отпихнула надоедливого Миндаля и сказала:

— Быстрые ноги. И любовь к сплетни.

Шорка хихикнула и поплелась в дом к Самсону, оставляя опешившую малефику за своей узкой спиной. Чонса сломала печать. Издалека она услышала, как в доме упала и разбилась посуда, раздались крики — кажется, на шорском языке, певучем и клацающем, будто птичьем. Радостно чирикала Лилибет.

…Она узнала бы этот почерк, даже случись ей ослепнуть — на ощупь, а еще по запаху чернил и песка, которым Феликс предусмотрительно присыпает слова, чтобы случайно не смазать их рукавом. Не отрывая глаз от письма, девушка отошла в тень плодовых деревьев и села на лавочку. За её спиной должны были свистеть стрелы, которые пускал Джо, но он заметил буревестницу. Чонса слышала приближение его волокущейся поступи, то, как сильно он налегает на костыль и он уходит в землю ровно на дюйм. Ей не было дела до ключника, она прикрыла глаза и по-волчьи потянула носом у бумаги, вглядываясь в одной ей заметные следы на пергаменте.