Дар Монолита - Сергей Клочков

С сожалением вздохнув, я посмотрел на небо — смеркаться еще не начало, но время уже было предвечернее, легкий намек на сумерки обозначился под кронами небольшой рощицы, где, собственно, и виднелись пестрые, просевшие мусорные холмы. Местечко скорее всего уловистое, но спешки оно терпеть не станет, чувствую, что гробануться тут можно на счет раз: и деревца местами враскоряку, и травка на холмиках не растет совсем, и еще боковым зрением вижу, как что-то в воздухе сереет узкой такой, косой полоской, словно дымок от костра тянется над кучами. Вернусь. Обязательно вернусь на это место на весь день, чтоб очень медленно, аккуратно полазить между горок. Можно было бы и сейчас, но… Эх, Хип, не хватает мне твоей помощи. На пару с тобой щелкали мы такие участки не сказать что просто, не как орешки, но щелкали. Ты на подстраховке, смотришь, пока я в перспективный, хабаристый участок лезу — со стороны многие бяки лучше видно, да и две пары опытных глаз куда лучше одной. И за спину я был спокоен и… и легче мне с тобой было, факт. Тяжеловато заново привыкать в одиночку по Зоне лазить…

И вдруг накатило к горлу шерстяным, колючим комом. Я просто встал, не совсем понимая, отчего бы это, давно уже все спокойно, нейтрально даже воспринимаю, правильно Зотов подметил, что я каким-то заторможенным, серым вернулся. А вот поди ж ты. Не скучаю, не жалею, а погано так, что хоть вой. И не в аномалиях дело, не в свалочке этой интересной, и не в необычной, прохладной пустоте там, где раньше я чувствовал твое плечо. Просто погано. Жжет в сердце непонятной, слепой тоской, нехватка чего-то, острая, сильная, а чего именно — пока не пойму сам. Тоска.

Не в моих привычках так делать, но… рука уже тянется к карману с фляжкой. Глоток. Еще один. Третий. Ну, вроде полегчало на душе от жаркой, крепкой горечи, и посудинка стала еще немного легче, уже наполовину где-то в ней плещется. Ладно, антистрессовый препарат переводить не буду, пригодится на более острые случаи. А вот в баре этом «свободовском», в «Жмоте», видит Зона, я сегодня накушаюсь. «Самоцветов» и прочей мелочи вполне хватит не только на патроны, но и на пару емкостей более-менее крепкого алкоголя, того же коньяка, пусть не пяти звезд, но все же… должен быть у «фрименов» некоторый ассортимент, на то они и «фримены». По крайней мере слышал я от Зотова, что снабжение «Свободы» с некоторых пор наладилось. Все, на фиг, настроения нет совсем. Пора топать к бункеру на Кордоне.

Когда я вышел к низкому, заросшему травой холму, на котором не сразу даже можно было разглядеть толстую стальную дверь, уже заметно стемнело. Не настолько, правда, чтоб не рассмотреть большой лист из покрашенной ДСП, на котором довольно талантливо был изображен толстяк с недовольным, кислым выражением лица. «Хабар принес?» — вопрошал он через облачко, вылетающее изо рта, а на втором облачке, изображенном над головой, можно было разобрать надпись: «Бар Старый Жмот» и помельче — «территория Свободы».

То, что здесь действительно территория «Свободы», я понял еще на подходе к бывшей «Деревне Новичков». Заброшенный поселок снова «ожил» — бурьян, густые заросли кустов, мелкие деревца были вырублены как в самом бывшем селении, так и вокруг него — нужен обзор. Мало ли, бандиты пожалуют или из «Монолита» какой отряд — нельзя, чтоб враг незаметно подобрался. По этой же причине на коньке одной из крепких крыш совершенно непостижимым образом было закреплено кресло — и в нем, вольготно развалившись, сидел, похоже, «свободовец» в пятнистом комбезе. Ленивая, расслабленная поза, впрочем, вовсе не означала, что «фримен» бездельничает — меня он заметил издалека, даже рукой помахал, передвинув, впрочем, мощную немецкую винтовку с оптикой поближе к себе. Кто бы что ни говорил, что «свободные», мол, раздолбай, пьяницы и наркоты, а на деле оказалось, что группировка очень даже грамотная, сильная и в общем и целом серьезная. Идеологическая работа «Долгов» приносила свои плоды, черно-красные активно занимались пропагандой и информационной войной, а «Свобода», напротив, в агрессивной рекламе своей группировки замечена не была. И кстати, сам я в свое время был уверен, что «свободовцы» — разновидность бандитов, и их базу всегда обходил десятой дорогой. Стреляли они по мне как-то раз, причем до сих пор не знаю за что и, вообще, были ли это «свободные» или же отряд мародеров в их характерной, зелено-пятнистой снаряге. И Лихо, и Гопстоп, да и Сионист с «фрименами» нормальные отношения всегда имели, почему и встречали этих сталкеров на Ростоке, мягко говоря, прохладно. А вот у меня как-то больше с «долговцами» дружба была, ну, до той перестрелки. Хип, молодчина, все мне популярно объяснила тогда, что есть такое «Свобода», чем живет, почему с «Долгом» не дружит и отчего столько гадостей про эту группировку говорят, а все равно народ к ним шел, идет и скорее всего будет идти. Бывало, очень тяжко приходилось «фрименам», теснили их и армейцы, и «Долг», и снабжение накрывалось не раз, и «Монолит» крепко портил кровь — ничего, выжила группировка. А во время трудностей, когда иной день и есть нечего было, все, кто слаб оказался, разбегались, но костяк оставался у «фрименов» крепкий, и мясо на нем нарастало быстро. Наверно, потому и не справился со «Свободой» «Долг», несмотря на всю свою немалую силу, опыт и идейную крепость. Хватило, видно, у Седого ума понять, что от войны устали все, и пользы от нее нет, и лучших людей она, война эта, забирает. Что драка между группировками выгодна была прежде всего тем, кто с Зоны жиреет, но никак не самим сталкерам, главный «долган» понимал тогда еще, когда был командиром боевой «долговской» четверки. Правда, зная его, уверен, что ненавидит Седой «фрименов» так же, как и раньше, холодной, спокойной ненавистью, но при этом понятно ему, что с враждой пора завязывать. У «Долга» и без того хватает головной боли, да и на бывших друзей армейцев надежды больше нет, если раз предали, где гарантия, что не будет второго. Слышал я из разговоров на Ростоке, что играли у Седого скулы, колюче блестели глаза и с хрустом сжимались кулаки, когда он, собрав группировку, приказал прекратить войну с «фрименами». Как громко, с ревом и гневными криками отреагировали его бойцы на эту речь, и даже камень полетел в лицо генерала, рассек скулу, но Седой просто вытер кровь и спокойно повторил приказ. Дисциплина все-таки взяла свое, несмотря даже на брошенный кем-то в сердцах камень, матерщину и волну возмущения, генерала своего бойцы уважали, умел Седой, хорошо умел это самое уважение внушать. После того спокойного, негромкого повтора приказа несколько минут стояла тишина, генерал смотрел на своих людей, время от времени вытирая ладонью кровь со щеки, и вдруг как-то разом все «долговцы» хором гаркнули: «Есть прекратить боевые действия со „Свободой!“» И разошлись после команды «вольно!». Не будет между группировками дружбы. Мир скорее всего какое-то время сохранится, но друзьями им не бывать точно. Впрочем, как говорит старинная мудрость, худой мир лучше доброй войны. Не все с этим согласились, и ушел с Ростока большой отряд, не меньше полусотни бойцов. Говорят, увел их тот самый, кто камень в генерала швырнул, помощник его, которого звали просто Майор, с большой буквы… вроде, и в самом деле майор бывший. Ушли они на Дикую территорию, отыскали там чистую «палестинку», с которой вышибли группу мародеров, и тоже «Долгом» назвались. Чтоб не путать, стали эту, вторую группировку «Диким Долгом» именовать, по той территории, где они осели. Майор Седого заочно лишил звания, низложил за «предательство» и даже хотел напасть, но «дикие долги» этой инициативы не поддержали. Впрочем, «дикие» бандитов били и мутантов тоже шерстили, с военными и учеными сотрудничали, однако сталкеру-одиночке и уж тем паче «свободовцу» лучше было им не попадаться: и те, и другие по их новому уставу подпадали под определение бандитов. Седой тоже официально открестился от Майора, исключил его из группировки, но при этом не осудил его бойцов, разрешив даже вернуться обратно, если захотят. Слышал, некоторые уже вернулись…

Да, поселок изменился… постояв немного у бункера, я решил пройтись по единственной улочке, расчищенной от растительности. На старых кострищах снова горел огонь, рядом на ящиках, грубых лавках, а то и просто на земле сидели сталкеры. И в простеньких кожаных куртках с кустарной пропиткой и подшитыми кевларовыми подкладками, и в самодельных комбезах, даже в «Кольчугах» не самых старых моделей — публика подобралась пестрая. Кое-кто косился в мою сторону, иногда слышалось: «Тот самый… Лунь… вишь, башка седая, он, точняк… думали, сгинул, ага…», разговоры немного стихали, и я спиной чувствовал щекотку взглядов. Сталкеры, впрочем, народ к всяко-разным чудесам привыкший и удивляться почти разучившийся, поэтому гитарный звон, хохоток и тихое бряканье стеклотары у костров скоро возобновлялись. Знакомых никого не было, хотя какой-то угрюмый, мрачный на вид сталкер, одиноко сидевший в стороне от общих костров за своим маленьким огоньком, приветственно кивнул мне, поднял руку, после чего снова начал ворошить угли тонкой веткой, потеряв ко мне интерес. Точно так же, как знакомому, кивнули мне «свободовцы», один даже сказал: «Здарова, Лунь! Ты это, подходи, когда хабар сбросишь, посидим».