Империя под ударом. Взорванный век - Игорь Шприц

По знаку дяди Антипка опустил веники. Не переставая постанывать, Зотов сполз с полка, доковылял до приготовленных заранее шаек с холодной водой и окатился дважды. После чего фыркнул от блаженства, открыл глаза и узрел над собой потную фигуру Медянникова. Ни тот, ни другой и виду не подали, что знакомы.

Молча указав Антипке на Медянникова, Зотов вышел из парной. А бедолага Антипка начал свою адову работу по второму кругу, но на сей раз уже над более крупным телом Евграфия Петровича. Тот тоже вскоре начал постанывать, но, в отличие от зотовского баса, высоким тенорком. Те же две шайки с ледяной водой ожидали и Медянникова.

Окатившись и помолодев, Евграфий Петрович вышел в предбанник. Там, в укромном уголке, уже был накрыт небольшой, но симпатичный столик с холодным квасом трех сортов, самоваром, лимонами и горячими калачами с черной икрой. Облачившись в простыни, не проронив ни слова, Зотов и Медянников чинно выпили по жбану кваса. Потом, потея и утираясь полотенцами с петухами, принялись за чай.

Чаю выпито было много. Поставив последнюю чашку на блюдечко вверх дном, — мол, шабаш, — Медянников впервые отворил уста и проронил, равнодушно глядя в сторону:

— Нил Прокопьевич, кто тебе машинки адские продал?

Зотов понял, что весь разговор свелся к одному вопросу и что больше вопросов по делу Медянников не задаст. Но на этот ответить придется. За все надо платить.

— Так барин один и предложил, — повинно склонив голову, сдал Зотов Викентьева.

— А что за барин с виду?

По зотовскому описанию это точно был Викентьев.

— Давно продал?

— Уговорились месяца два назад. И пропал.

— А когда объявился?

— Так и не объявлялся он. — Зотов знал, что Медянникову надо выкладывать все, а то плохо будет. — Прислал записку, мол, все готово.

— Сам машинки принес?

— Бабу прислал.

— Простую бабу?

— Благородную. Высокая, в шляпке с пером, вся такая ладная.

— Лицо разглядел?

— Чего нет, того нет, — чистосердечно обрадовался Зотов. — Вуаля у нее на лице была. Черная. На извозчике приехала и уехала…

Медянников обтерся чистой простыней. Задумался.

— А вылезла где?

«Черт лысый!$1 — подумал Зотов, но вслух сказал другое:

— На Фонтанке сошла, у дома сто тридцать девять. И ушла дворами, не вычислить было адрес!

Зотов ждал медянниковской милости. И дождался.

— Ну, Нил Прокопьевич, спасибо тебе за баньку, за угощение. Порадовал старика. Пора на службу.

Медянников, не торопясь, начал облачаться в принесенное Антипкой платье. А когда оделся и двинулся к выходу, вдруг вспомнил и остановился:

— Как там у тебя дела с храмом Божьим?

— Звонницу на пасху ставить будем! — радостно вздохнул Зотов. — Уже колокола заказали! Девять колоколов отольют, райская будет музыка!

— На освящение позовешь, — буркнул Медянников и пошел к выходу.

Зотов перекрестился и дал подзатыльник племяннику: беги, двери открывай перед начальством!

* * *

Освободив стол от всего лишнего, Викентьев аккуратно поставил на него сундучок с бомбами, как опытный фокусник закатал рукава рубашки и размял пальцы. В черных, облегающих стройную талию брюках и белоснежной рубашке с открытым воротом он походил на одноглазого восточного принца, заброшенного волею судеб в серую северную столицу.

Лелявский представил, как эффектно будет выглядеть «Красавчик» на процессе по делу убийства какого‑нибудь сатрапа в чине не меньше министра внутренних дел. С такой внешностью никакой адвокат не нужен; ликующая толпа, оправдательный приговор и букеты белоснежных лилий обеспечены!

У Викентьева на свое будущее были иные, отличные от планов «Дяди» взгляды. Но афишировать их раньше времени он не собирался.

— Пожалуйста, деньги, — протянул он руку.

— Вы что, не доверяете мне? — с легким оттенком презрения удивился Лелявский, но бумажник достал.

— Почему же, вполне доверяю. Просто хочу надежно спрятать их при вас. Чтобы вы знали, где я их держу, и в случае моей гибели могли свободно взять их на нужды революции, — спокойно пояснил Викентьев. — Идите за мной.

Он зашел в каморку позади лаборатории, подошел к сейфу и стал набирать шифр.

— Запоминайте, а лучше запишите. По часовой стрелке девять, затем полный оборот против часовой, по часовой ноль, полный оборот против, по часовой два. И сразу семь. Записали?

— Угу…

Лелявскому было стыдно за выказанное недоверие. Такой чудесный образчик революционера! Красив и внешне, и внутренне. И главное, он уже пострадал. Господи, как хорошо страдать за будущее человеческое счастье!

— Далее открывается простым поворотом рукоятки. Сколько здесь? — Викентьев взвесил в руке пачку, чутьем определил, что тысячи две.

— Две пятьсот.

— Отлично. У меня есть несколько новых мыслей, как все сделать компактнее и разрушительнее. Этого должно хватить с лихвой, — и Викентьев запер сейф. — Чтобы запереть, достаточно просто повернуть рукоятку и сбить последнюю цифру. Теперь к делу.

Они вернулись в лабораторию. Викентьев откинул крышку ящика, осторожно достал черный вороненый цилиндр, поставил на стол. Лелявский протянул к нему руку, но был мгновенно остановлен окриком Викентьева.

— Вы что, не в своем уме? — Викентьев сознательно был резок и груб. — Вы же не знаете, что с ней делать!

— Как что? Взять и бросить!

— Как взять? Как бросить? Когда? Вот смотрите, верх я пометил краской. Бомба должна всегда находиться пятном кверху. В этом положении она безопасна даже для младенца. За пять минут, повторяю, не позже и не раньше чем за пять минут до акта вы или ваш метальщик переворачиваете ее и держите в перевернутом состоянии. Тем самым вы ставите бомбу на боевой взвод. И в этом положении она готова к броску и взрыву от малейшего удара!

Лелявский сглотнул набежавшую слюну и с восторгом уставился на маленький, но увесистый черный цилиндр. Вот она, сбывшаяся мечта мятущихся душ! Так все просто: перевернул — и готово. Теперь только жди, когда министр проедет мимо тебя. А назавтра — революция, свежий ветер перемен и новая счастливая жизнь для всех без исключения…

— Смотрите сюда! вот сюда! — Требовательный голос «Красавчика» оторвал «Дядю» от мечтаний. — Вот эта — для испытаний. Лично проверите за городом. Она вполовину менее мощная. А эти две для акта. Двух любому хватит за глаза и за уши.

Оба усмехнулись невольному каламбуру.

— А что с ними делать, если акт не состоялся?

Лелявский озвучил эту нелепую мысль прежде, чем понял ее нелепость. Как это акт может не состояться?

— Хороший вопрос. При отказе от акта или окончательной неявке объекта вы должны, сохраняя осторожность, утопить бомбу в близлежащем водоеме. Лучше всего нанять лодочника, вывезти на середину Невы и аккуратно опустить в воду. И все.

— Жалко бомбу терять. — Лелявский наклонился над сундучком и любовно оглядел цилиндры. — Можно потрогать?

— Разумеется. Конечно, потерять бомбу жалко. Но еще горше терять товарищей. — Викентьев внимательно следил за рукой Лелявского, трогающей бомбы. — Я могу ее разрядить, но шансы довезти ее ко мне без ударов невелики. А это означает взрыв и напрасные жертвы. Понимаете меня?

Лелявский чувствовал, что «Красавчик» предвидит все и по своему видению будущих проблем намного опережает его самого. Было досадно терять ранее нажитое первенство, и он, чтобы подчеркнуть свое значение, рассказал «Красавчику» о том, кому и как он продал морфий.

В первые секунды после упоминания адреса аптеки Викентьев еле сдержался от гнева — по следу этого лощеного болвана выйдут на него! — но потом поразмыслил и понял, что успеет завершить все дела до того, как поймут, кто, кому и где продал морфий.

А после рассказа в лицах, как аптекарь вначале попытался обмануть, а потом покорно отдал все деньги, Викентьев искренне расхохотался, обнял Лелявского и расцеловал за доставленное удовольствие.

— Он не знал, чем все это для него обернется! — торжествующе заключил «Красавчик». — Не медлите с испытанием, «Дядя»! Завтра же утром поезжайте куда‑нибудь подальше и взорвите испытательный образец. Если спросят, что был за шум, — скажите, взорвали от греха подальше остатки новогодней пиротехники. Вот вам пара петард. Поверят. Люди любят верить в понятное, примитивное и объяснимое!

Осторожно закрыв сундучок, он вручил его Лелявскому и проводил того до извозчика. Затем подождал, пока пролетка скроется за поворотом, и вернулся в лабораторию. Из графинчика налил рюмку водки, махом опрокинул в рот и заел корочкой хлеба. Посмотрел в зеркало.

— Господи, какой болван… — сказал он отражению, имея в виду Лелявского.

И отражение согласно кивнуло головой.

* * *

Мгновенно узнал об ограблении и Топаз. Вне себя от унижения и бешенства, он приехал на дачу, надавал пощечин ни в чем не повинным Тузу и Чухне, выгнал их в город и велел без адреса Викентьева не возвращаться.