Чебурашка - Дмитрий Ромов

поменьше.

На самом деле, продавать — это умение, а я в этом деле был всегда пнём пень. Не моё это, честно говоря. Но и дистрибуторов подходящих я пока не вижу. Можно было бы подтянуть Миху Зайцева, но он уехал на сборы или в спортивный лагерь.

Можно попробовать через Катиного брата, он барыга, конечно, но и жук, тот ещё, срубит комиссию, мама не горюй. Надо пока просто прицениться и попробовать. А брюки получились просто атас, настоящая фирм а.

Катька у Антохи нашла пачку целлофановых пакетов. Он занимается гандболом и секция получила что-то импортное — форму, наверное, не суть. Этот прирождённый жулик снял со всей партии целлофановые упаковки.

Названий там никаких нет, но на нескольких языках написано, что содержание хлопка составляет сто процентов. И ещё куча цифр и упоминаний патентов или чего-то в этом духе. В общем, выглядит достаточно «фирменно», чтобы быть проданным за рубль. По рублю за пакет с родной сестры. Настоящий человек будущего, таких там ждут с распростёртыми объятьями…

В общем, мы выходим из автобуса и двигаем к площадке, огороженной сеткой-рабицей. Встраиваемся в поток и плывём по течению вместе с остальными пассажирами автобуса.

— Кать, за меня держись, не потеряйся.

Она кивает. Толпа вдруг застопоривается и я, пока мы стоим, притягиваю её за шею и шепчу в самое ухо:

— Сумку из рук не выпускай, следи внимательно, поняла?

Она послушно кивает и её светлые волосы разлетаются, попадают мне в рот и в нос.

— Ай!

Я чихаю. Она смеётся, закладывая непослушные пряди за ухо. Я мотаю головой и тоже смеюсь.

— Привет… — раздаётся рядом девичий голос.

Я оборачиваюсь и вижу… Вику. Блин! Ну, нахрен! Ну, почему! Ну почему надо появиться именно тогда, когда я обнимаю Катьку и шепчу ей на ушко! Неловкий момент, бляха! Ну, ладно, что теперь, не буду же я смущаться, оправдываться, отпрыгивать в сторону и всё такое. Я нет, а Катя смущается и даже краснеет, замечая, с каким недоумением Вика её рассматривает.

— Привет, — улыбаюсь я. — Знакомьтесь. Это Катя, а это Вика… о… товарищ сержант…

— Не на службе, — недовольно бросает, вырастающий за спиной дочери Хаблюк.

Сегодня он в обтягивающей брюшко рубашке «поло», в джинсах и белых кроссовках. Упакованный с ног до головы. Стиляга.

— Здравствуйте, Иван Денисович, — лучезарно улыбаюсь я, но узнать, что он ответит не успеваю, потому что людской поток начинает двигаться и нас тут же уносит вперёд, а Хаблюки остаются на обочине.

Поначалу мы проходим, осматривая товары. Здесь далеко не только фирм а, тут куча всякого барахла, старья, самошитого и всякого такого. Я замечаю тётку с тряпичной сумкой на плече. Из сумки свешивается штанина, светлая, как у нас, только ткань потоньше, как армейская «стекляшка».

Иду к ней, но меня опережает ушлый парняга с бегающими шкодливыми глазами.

— Почём отдаёшь, мать, — нагло спрашивает он. — Размерчик мой?

— Твой, — соглашается тётка. — Сто семьдесят. Франция.

— Чё за фирма?

— Пьер Карден.

— Померить можно?

— Нет.

— А как брать-то? Вон там, у будки, а? Пошли померим, куда я денусь-то? Ты глянь, там же бежать некуда!

— Нет, не пойду. Так бери.

— А за сто пятьдесят отдашь?

— Сто семьдесят.

Кент отваливает.

— Кать, иди вон там у сетки постой, неподалёку от будки, — говорю я Катюхе. — Я здесь покручусь.

Я остаюсь неподалёку от «Кардена» за сто семьдесят и слежу за теми, кто интересуется. К ней подходят, спрашивают, отходят. Через некоторое время появляется парнишка чуть выше меня. На вид чистый ботаник.

— З-здрасьте, — чуть заикается он. — П-по чём б-брюки?

— Сто семьдесят, — отвечает хозяйка штанов. — Размер твой, сто семьдесят.

— П-померять…

— Нет, так бери!

— У м-меня, ток-ка сто п… п… п-писят… — говорит парнишка.

Тётка отворачивается и начинает говорить с другим претендентом. Парнишка остаётся стоять на месте и крутить головой.

— Братуха, — подхожу я к нему. — Смотри, на мне штаны, штатовские, «Джексоны». За сто пятьдесят отдам.

— П-померять… — опять начинает он.

— Да где тут мерить? — усмехаюсь я.

— В-вон т-там все мерят…

— Да мы с тобой одинаковые. Видишь размер? Штаны вообще огонь.

— П-померять бы…

Да мать твою за ногу.

— Ну, пошли, померишь. Боишься, что хозяйство не влезет?

Мы проталкиваемся к почерневшей от времени фанерной будке. Вокруг никого нет, но за ней имеется углубление, защищённое от посторонних взглядов. Я бросаю взгляд в сторону, отыскивая Катю. Она стоит спокойно, наблюдая за мной. Хорошо.

Мы заходим за будку и я достаю из сумки «фирменный» целлофановый пакет. Вскрываю его и начинаю доставать «Джексоны».

— Да ладно-ладно, не доставай, — усмехается «ботан» безо всякого заикания. — Я верю. Верю. Так возьму. Давай.

Под ложечкой начинает неприятно ныть и сосать…

— Полторы сотни и они твои, — как ни в чём ни бывало пожимаю я плечами, понимая, что хорошенько влетел.

— Дорого, брат, — раздаётся слева от меня.

Это тот самый наглый чувак, который приценивался к «Кардену» перед «ботаном». Твою же за ногу. Опытный прожжённый и наученный жизнью доктор Айболит, попал, как последний лох!

Подходит ещё один кент в широкой водительской кепке. У него перебитый нос и кривая ухмылка через всю рожу.

— Давай штаны-то, чё замер, командир! — говорит он и подмигивает…

11. Что ты вьешься, черный ворон?

— Чего-то вы попутали, пацаны, — уверенно говорю я и начинаю убирать «Джексоны» в сумку. — Конкретно попутали.

Ботан тут же хватается за целлофановый пакет и дёргает его у меня из рук. Ага, щас прям, размечтался. Я тяну на себя. Зря что ли меня физрук хвалил? Троих, конечно, я не одолею, но и дёшево не дамся. Сейчас, главное, джинсы не отдать. Делаю рывок и целлофан выскальзывает из клешней фальшивого заики.

Я прижимаю пакет к правому боку и чуть отворачиваюсь от наседающих кидал, закрывая собой. Наглый, стоящий слева от меня, пробивает мне в плечо. Но не сильно, пока как бы только примеряясь и демонстрируя серьёзность намерений.

Он подёргивается и приплясывает, как на шарнирах. Будто блатной боксёр на понтах.

— Ты чё борзый такой, мы тебя щас завалим, нах, — доверительно сообщает он и подаётся назад, делая короткий замах.

Только я не даю ему