Пандем - Марина Дяченко

— А где Иванна? — спросила Лерка, несколько поспешно предупреждая первую Дашину жалобу.

Даша безнадежно махнула рукой:

— Уйди и не следи за мной, на то есть Пандем. Я понимаю, теперь вовсе не обязательно быть матерью. Теперь мать живет своей жизнью, а ребенок играет с Пандемом, учится с Пандемом, слушает Пандема и перед Пандемом отчитывается. Я понимаю, очень многим это удобно. Никакой ответственности. Никаких усилий. Твое дело родить, а там — само вырастет. Посмотри на этих ребятишек, у них у самих через пару лет будут дети… Они им будут уделять внимание? Вот ты, Лера, будешь уделять внимание внукам?

Внукам, подумала Валерия и вдруг затосковала. Ни с того ни с сего, среди веселья, да еще перед необходимостью как-то отвечать на Дашины реплики.

— Двоюродным внукам, — поправила она через силу.

— Знаешь, — продолжала тем временем Даша, — эти молодые вообще не знают жизни. Мы-то еще помним время, когда можно было просто идти по улице и вдруг попасть под машину. Вполне. Или пойти сдать анализы и обнаружить рак. А эти выросли, как принцы, ни о чем не заботятся, все за них сделается и так…

— Они учатся, — сказала Лерка, безуспешно давя в себе раздражение. — Шурка сидит за учебой по восемь часов каждый день. И два часа пашет в тренажерном зале.

— Разве это учеба? Я смотрю в Иванкины тетради — не понимаю ничего. Ни задач, ни примеров, ни диктантов. Картиночки, рисуночки, стрелочки. Ни полей в тетрадке, ни оценок в дневнике.

Лерка сжала кулаки. Короткие ногти впились в ладони; Лерке хотелось сказать что-то обидное, может быть, даже ударить эту глупую самоуверенную Дашу, и прав Костя, тысячу раз прав, что сбежал от нее к какой-то девке…

«Что с тобой, Лерка, дружочек?»

Она прекрасно понимала, что Даша не сказала и не сделала ничего, способного породить в душе эту мутную бурю. Вероятно, не в Даше дело?

«Вот такой у тебя милый характерец…»

Даша вдруг поднялась, вглядываясь в мерцающую цветную полутьму:

— Вот, для родственников времени нет… Извини, Лерочка, я сейчас…

И потерялась в ночи где-то на полдороге к большому видеоэкрану, где крутили на радость гостям семейные хроники, где незнакомая девочка лет семи купала в ванне игрушечного котенка.

Лерка перевела дыхание. Ей было стыдно перед Пандемом.

«Пойдем погуляем? Туда, где потише».

Она послушно поднялась и отправилась в парк, где в темноте покачивались опустевшие карусели, поблескивали ручейки в траве и в отдалении звучал водопад.

— У меня скоро будут внуки, Пандем.

«Древний стереотип. Появление внуков как сигнал наступившей старости. Как отмашка финишного флажка; а теперь предъявите обществу жизненные успехи и личное счастье как высшее достижение…»

Лерка улыбнулась:

— Ты так трещишь… Прямо как сорока…

«Стыдно признаться?»

— Отстань, ради бога…

«А вот подожди, пока твои собственные дети подрастут…»

— Не смей меня сватать! — она хлопнула ладонью по стволу темного дерева. Рука заболела.

«Ты такая забавная… Тридцать пять лет, глубокая старость, конец жизни, конец надеждам… Лерка, девочка, не смеши. У тебя впереди еще много интересного».

— Ничего у меня нет впереди… такого особенного.

«Почему ты отталкиваешь человека, который тебе приятен и интересен? Почему ты с таким энтузиазмом его прогоняешь?»

— Густаво? Он мне не нужен. Мне не нужен никто.

«Нужен, Лерка. Очень нужен».

— Не нужен… Если ты, конечно, не влезешь ко мне в голову и не свернешь там какой-нибудь винт…

«Не дождешься…»

— С чего ты взял, что я несчастна?

«Ты?! Ты одна из счастливейших на свете Лерок, а что?»

Она усмехнулась. Опустилась на колени, зачерпнула воды из ручейка, выпила, проливая на блузку. Мокрой ладонью провела по лицу:

— Я всегда люблю то, до чего нельзя дотронуться, до чего никогда не дотянуться… Как я, дура, купилась на Игорька… стыдно вспомнить. Знаешь, я, наверное, просто ленюсь быть счастливой… Только не надо меня сватать, ладно?

— Нет уж… К счастью — пинками…

Валерия вздрогнула и обернулась. Человек стоял в пяти шагах, прислонившись плечом к стволу; в первую минуту она не поняла, кто это. Он подошел неслышно, он стал свидетелем ее последних слов, почему же Пандем не предупредил…

Он стоял не шевелясь. В темноте она не видела его лица.

— Э-э-э… — позвала она неуверенно.

Незнакомец тихонько хмыкнул в ответ.

— Пан?!

Лерка выпрямилась. Шагнула вперед, остановилась в нерешительности. Боялась, что он не позволит приблизиться к себе. Исчезнет.

— Пан… Ну… ты даешь.

Он оттолкнулся от ствола. Двинулся ей навстречу; она стояла, будто пришитая к траве, к земле, к опавшим листьям.

— Счастливейшая из Лерок… Глупейшая из Лерок. Это лесть?

Она зажмурилась:

— Ты знаешь, Пан… Собственно, зачем говорить. Знаешь.

* * *

— Я обнаружил, что у Пандема есть кнут, — сказал Алекс. — Причем такой эффективный, что я всерьез подумываю: не бросить ли мне к чертям всю мою бодягу и не заняться ли разведением бабочек, свободно и творчески.

«Пандем?»

«Да?»

«Что он имеет в виду?»

«Не беги впереди лошади. Тебе человек рассказывает — выслушай».

— Посоветовался? — усмехнулся Алекс.

Он выглядел изможденным, но оттого ничуть не менее упрямым. Ким вспомнил, как на Алекса, тогда молоденького, тогда курсанта-первокурсника, бросались девушки. И как Александра, всегда обретавшаяся где-нибудь поблизости, сшибала и срезала их, как умелый ковбой, художник кнута, срезает муху в полете: вжик… вжик… вжик…

Итак, кнут.

— И что же тебя напугало до такой степени, что ты подумал о свободных и творческих бабочках?

— Сны, — сказал Алекс. — Он хозяйничает в моих снах, я чуть было не рехнулся, потому что он виртуоз. Он знает, чем меня взять.

«Пандем?»

«Задавай ему любые вопросы».

— То есть, — медленно начал Ким, — он наказывает тебя за твои программы? Что, есть прямая связь между программой — и кошмаром?

— Нет, — сказал Алекс, помолчав. — Он делает вид, что мои программы не волнуют его нисколько. Так это или не так… хрен теперь узнаешь. Наверное, он все-таки врет: пусть булавочным уколом, но я его достал.

— А почему…

— Он, с понтом дела, пытался переубедить меня. Хуже всего. Переубедить. Если бы просто дать по голове… Нет. Был сюжет про бандитов… Ты, наверное, помнишь, это было громкое дело, взяли банду, убивавшую таксистов, было много шума, но дали пожизненное, в том числе главарю… потому что уже тогда были козлы навроде Пандема, только из людей. Вот этот зверь отсидел годика два, пришел Пандем и его выпустил на фиг, живи, ешь яблочки, все такое. Понимаешь?

— Да, — сказал Ким.

— Врешь, ни хрена не понимаешь. Кажется, я достал Пандема этим сюжетом. Он сказал: «Хочешь эксперимент?» В ту же ночь… Если бы я хоть понимал, что сплю! Я во сне был этим самым убийцей… Ч-черт. Это ад кромешный, я с тех пор трясусь при одном виде постели… А я все-таки не совсем трус, если ты заметил. Вот так… И тогда я сразу понял, куда делись все эти агрессивные, жадные, злые дяди и тети и каким образом твой друг Пан научил человечество жить в мире и не лезть в чужой карман. Если ты напрямую спросишь его — он, конечно, не признается. Расскажет о том, что он собеседник, милый друг и прочая.

— Не понял, — сказал Ким после паузы. — Что именно тебе снилось? Детали?

Алекса передернуло:

— Мне снилось, что я — тот самый отморозок. Теперь. Что я живу. Иду по улице. Вокруг меня люди…

— И что?

— Ничего. Я — то есть он — живу, когда надо бы сдохнуть. Просто выключить свет. Люди смотрят на меня. Обходят стороной. Люди все знают, но на это плевать, потому что я сам про себя все знаю. Понимаешь? Ад внутри. А снаружи — яблочки, хрум-хрум…

— То есть внятно объяснить ты не можешь, — сказал Ким.

Алекс махнул рукой:

— Не прикидывайся, тебе все понятно… С одной стороны, милосерднее было бы того убийцу прикончить. С другой стороны… Пандему так легко управлять нами! Кем угодно! Даже мной. Потому что я не могу не спать, а он хозяин в моих снах. Одного сознания, что это может повториться… Что все мы ходим под этим молотом… Суперкошмар, индивидуально заточенный под мою — или твою — психику. Суперкошмар-сводящий-с-ума. И ты, и наши дети, и внуки… И Виталька, и Ромка, и будущие дети Шурки с Викой… А?

— Это все, что ты хотел мне сказать?

— Да в общем-то все, — Алекс махнул рукой. — Раньше мне казалось, что ты тоже мужик. Тоже взрослый, упертый, мужик, одним словом. Когда ты лег под Пандема — я огорчился, честное слово…

Ким, почти не размахиваясь, ткнул его костяшками пальцев в челюсть. Алекс поперхнулся и сел, спиной ударившись о ствол; Ким шагнул к нему, чтобы бить дальше — и понял, что мышцы не слушаются. Онемели.