Журнал «Вокруг Света» №09 за 1972 год - Вокруг Света

Так насмешка над теоретизированиями неофита обернулась трагедией. Ирония, оберегающая коллегиальную традиционность взглядов от вторжения инакомыслящего ума, защищающая «честь мундира», переросла в преступление перед наукой и одним из ее подвижников. Земмельвейс в конце концов не выдержал, и после тринадцати лет безуспешной борьбы он сошел с ума и умер в психиатрической клинике.

Итак, на конгрессе дискуссии не получилось: какая уж там дискуссия, когда так смешно?! Но обойти молчанием брошюру Саутуолы уже невозможно.

И что-то похожее на дискуссию все же возникает. Но это была странная дискуссия, где критика открытия принимается за аксиому, а аргументация защитников открытия не удостаивается внимания. Росписи Альтамиры объявлены подделкой, беспочвенной фантазией почти без знакомства с ними, умозрительно. Самое поразительное в этой истории то, что открытие палеолитической живописи не было чем-то принципиально неожиданным в свете других фактов, накопленных первобытной археологией. Через двадцать лет Картальяка упрекнут: «Это же была явная аналогия миниатюрным фигуркам четвертичных зверей, столь хорошо вам известным. Монументальные росписи, подобные кантабрийским, можно было предсказать заранее, теоретически».

(Вспомним — именно сам факт того, что ископаемые люди занимались изобразительной деятельностью, и натолкнул Саутуолу на мысль искать ее следы в Альтамире.)

Но самое поразительное то, что буквально в год открытия Саутуолы во Франции, в гроте Шабо обнаружены были наскальные гравюры. Копии и фотографии рисунков публикуются в местной печати, затем их посылают в «Материалы». Но к ним отнеслись так же, как к сообщению Саутуолы. Может быть, и здесь сыграл свою роль фактор «вторжения дилетанта» в высокую науку? Нет. Первооткрыватели грота Шабо были профессиональные археологи Л. Широн и Олье де Марешан. Причем открыли они изображения в гроте Шабо независимо друг от друга. Может быть, прав был А. Брейль, который спустя двадцать лет сказал, что «нужно винить лишь значение самих фактов, которые требовали менее спорных и гораздо более многочисленных избыточных доказательств. Их продемонстрировали только через двадцать лет»? Но ведь подобные «избыточные доказательства» были задолго до признания Альтамиры. И все же на них внимания не обратили.

С 1895 года в пещере Ла-Мут, во Франции, археолог и медик Ривьер изучают разные наскальные рисунки ископаемых животных в галерее, закупоренной до того «пробкой» культурного слоя с палеолитическими орудиями. Судьба Альтамиры заставила Ривьера быть предельно осторожным. Ривьер прекратил работу, закрыл вход в пещеру и пригласил Мортилье, Картальяка, Пьетта и других авторитетов осмотреть Ла-Мут. Единодушное мнение высоких гостей: древность наскальных рисунков вне сомнений. «Палеолитические», — говорит Пьетта и снова вспоминает Альтамиру, ибо мнение о датировке ее живописи мадленской эпохи у Пьетта не колеблется. «Очень древние», — уклончиво говорит Ривьер, не желающий попасть в положение Саутуолы. Ему не возражают. А через несколько дней возникает слух, что рисунки в глубине Ла-Мут. нарисовал один из помощников Ривьера, Бертумейру. В Париже слушок этот принимают за чистую монету. Ривьер бессилен что-либо поправить: кто же ему поверит? Он старается не появляться в столице. Раскопки в Ла-Мут продолжаются, и вскоре археологи находят каменный палеолитический светильник. Единственное возражение, которое не могли опровергнуть Саутуола и Виланова, было снято этой находкой. Можно было бы поставить точку в споре, если бы спор был. Факты есть, их уже много, они бесспорны. Но лишь для того, кто хочет с ними знакомиться. А таких людей — единицы! Тулузский книготорговец и археолог Рейно обнаружил в гроте Марсула живопись на скале, сравнимую по технике с росписями Альтамиры. Его сообщение не принимается всерьез. Картальяк отказывается осмотреть грот.

Факты были, но они были за пределами официальной науки.

Вскоре археолог Дало в пещере Пэр-но-Пэр в 1896 году после многолетних раскопок увидел на выступе одной из стен рисунок лошади, а вслед за ним и другие рисунки зверей, в том числе мамонта. Этот «зверинец» был хаотически разбросан на площади около 25 квадратных метров по вертикальной известняковой стенке, закрытой ранее культурным слоем древнекаменного века. Возраст рисунков тем самым был доказан неоспоримо. Затем Дало увидел следы красной краски на резной фигуре лошади и решил, что гравюра могла быть когда-то покрашена окисью железа. Дало публикует свои наблюдения и приглашает не только Пьетта и Ривьера, но и самого Мортилье на место раскопок.

Мортилье сомневается. Недоумевает. Ощупывает пальцами глубоко врезанные в известняк линии контуров звериных фигур. Из грота изъята почти вся земля, но дневного света недостаточно, чтобы видеть гравюры. Искусственное освещение позволяет видеть пятна краски. «Это значит, — говорит Мортилье, — что первоначально гравюры, чтобы быть видимыми, должны были быть подчеркнуты краской». Так, значит, в принципе красочные росписи на скальных поверхностях, воссоздающие фигуры животных в темной глубине пещер, могли быть в палеолите? И живопись Альтамиры можно изучить в этом аспекте? Нет, говорит Мортилье, «точная дата рисунков Альтамиры не может быть определена». Факт признан, принципиальное значение его — нет. Проблема наскального искусства в палеолите остается. Альтамира по-прежнему загадочна. Ривьер молчит о своих находках в Ла-Мут. Молчанием окружена живопись Марсула. Нет, судьба Альтамиры решилась не накоплением фактов.

В 1902 году на конгрессе французских антропологов в Монтабане профессор Люсьен Капитан и его молодые соавторы Анри Брейль и Дени Пейрони докладывали об открытых ими в 1901 году двух огромных пещерах — Комбарель и Фон-де-Гом — с наскальными изображениями. В Комбарель найдены только гравированные фигуры зверей — 14 мамонтов, 3 северных оленей, 2 бизонов, 90 животных других видов, — размерами до одного метра. В Фон-де-Гом — и гравировки, и многоцветные росписи: двухметровые зубры, мамонты, северные олени — всего 75 изображений. Некоторые фигуры покрыты прозрачной броней древних кальцитовых натеков... Аудитория оживляется, настраивается на юмористическую волну. Эли Массена шутит: кальки сняты хорошо, но ведь авторы подлинников — не ископаемые люди, а местные крестьяне, пастухи; они-то и рисовали свой скот от нечего делать.

...Конечно же, докладчики ссылались на предшественников. Был прецедент признания палеолитического возраста наскальных рисунков в Пэр-но-Пэр. Были наблюдения и находки в пещерах Ла-Мут, Марсула, Шабо. Была Альта-мира... Но эти ссылки лишь усиливали юмористическое настроение развеселившихся слушателей.

И неизвестно, чем окончилась бы очередная попытка обратить внимание ученых на новый феномен. Но вдруг поднялся Картальяк и со всей серьезностью и строгостью возразил своему другу Массена, призывая его и всех слушателей не совершать роковой ошибки, которую сам он совершает вот уже 20 лет и о которой теперь глубоко сожалеет. Смех оборвался. И в наступившей тишине Картальяк продолжал, что в ближайшем номере журнала «Антропология» будет опубликовано его раскаяние, а сейчас необходимо идти к самим пещерам и осмотреть те изображения, о которых было доложено.

В день закрытия конгресса, 14 августа 1902 года, его участники направились в Комбарель, затем в Фон-де-Гом, оттуда в Ла-Мут — и смогли убедиться, что все сообщенное о наскальных изображениях соответствует действительности. У выхода из Ла-Мут участники экскурсии сфотографировались, этот групповой снимок стал свидетельством исторического момента — признания наскальных рисунков и росписей ледниковой эпохи, включая живопись Альтамиры. Значит, не факты, не энтузиазм одиночек, не простой «перевес сил» подготовили оправдательный вердикт в «деле об Альтамире»? Формально решающую роль сыграло выступление Каргальяка, одного человека, причем выступление не доказательное, а чисто эмоциональное.

Но только лишь формально.

Во время своего выступления Картальяк сказал: «В дни нашей молодости мы думали, что все знаем». Лидерам археологии палеолита в Париже казалось, что найден единый принцип трактовки древнейшей истории человечества: эволюционное учение, торжествовавшее в то время в естествознании. И если бы даже состоялось тогда, двадцать лет назад, то действительно научное обсуждение, на которое скромно надеялся Саутуола, — открытие его все равно не могло бы получить полного признания. Все добытое из земли, из культурных слоев палеолита (и миниатюрная художественная пластика, и «малое» анималистическое искусство на первобытных стойбищах) вписывалось в низшую ступень эволюции человека, техники, искусства.

Именно поэтому гравировки на камнях, оленьих рогах, кости, статуэтки, вырезанные из мамонтовой кости, — все эти изделия искусства древнекаменного века даже как бы подтверждали идею о постепенном осваивании человеком палеолита художественных навыков... И вдруг рядом с грубыми, приблизительными поделками — высочайшего класса реалистическая монументальная живопись. Она не вписывалась в привычную теорию. Она казалась чужеродным элементом.