Прощание - Паскаль Кивижер

я имею в виду место, нейтральное для обоняния. Не луг, не сад, не кухня.

– Библиотека, может быть?

– Книги не затхлые, госпожа?

– Нет, разве только некоторые.

– А чем покрыты стены, ваше величество?

– Лакированным деревом.

– Лак обновляли давно, госпожа?

– Кажется, несколько веков назад.

– Гобелены, ваше величество?

– Ни единого.

– А что на полу, госпожа?

– Ковры.

– Что ж, их скатаем по случаю. Затем подметем… Да. Да-да. Библиотека подойдет, ваше величество. И я почту за честь, если король удостоит нас своим присутствием.

– К несчастью, мэтр Мерлин, главная особенность короля – его отсутствие.

Парфюмер галантно улыбнулся, чувствуя некоторую неловкость, и поцеловал королеве руку (возможность провести ключевые наблюдения: тип кожи, ее температура, естественный запах). В этот момент и появился Тибо. Мерлин почуял его издали. Спиртное и выгребная яма. Истинная пытка: он скорее спрятал нос в платок.

– Стоит исчезнуть на пару минут, и что я вижу? – пошутил Тибо.

– Тибо! Наконец-то! Куда ты пропал? – воскликнула Эма.

Мерлин был до того выбит из колеи, что не смог даже поприветствовать короля. Еще никогда не встречал он такого буйства ядовитых запахов. Ни один из трактатов о правилах хорошего тона (а он прочел их немало) не давал указаний, как предложить монарху помыться. К счастью, Эма взяла все в свои руки.

– Ты воняешь, дорогой.

Интимный разговор: Мерлин заткнул уши. Платок тут же упал на землю – новое испытание!

– В ванну, король! – продолжала Эма, толкая мужа в сторону дворца. – Мэтр Мерлин, мы вас оставим. Вы на нас не обидитесь?

– Напротив, госпожа.

Парфюмер смотрел, как они удаляются, держась за руки. Его восхищение королевой все росло. Какое самообладание.

Через несколько часов он снова встретился с королевской четой – в библиотеке, как и было условлено. Большое, обитое деревом помещение до того напоминало внутренность судна, что Тибо пожалел, что редко сюда заглядывал. Эма заставила короля отдраить себя как следует, грозясь, что, если он будет так смердеть, она снова тайком куда-нибудь уплывет. Кожа у Тибо была вся в ссадинах, ногти местами содраны, но в остальном внешний вид был безупречен, если не считать повязки величиной с небольшую тыкву, которую наложил ему на запястье Лукас, молясь, чтобы все обошлось растяжением.

Посреди комнаты в окружении нитевидных свечей возвышался загадочный сундучок. Будто святыня. Мэтр Мерлин торжественно открыл его, и все увидели четыре яруса бессчетных крошечных колбочек, каждый из которых вмещал одно семейство запахов (восточные, цветочные, фруктовые, лесные). Он поводил пальцами над своей коллекцией, будто помогая нужной эссенции воспарить над ней, выбрал наконец одну и поводил ею под носом. Он протянул колбочку Эме, не давая в руки, поскольку каждый такой сосуд вмещал плоды многомесячных усердных поисков и старательной возгонки.

– Фиалка, – произнес он.

Крепкий, глубокий, захватывающий запах. Эма была покорена. Тибо стало любопытно, и он склонился над склянкой, вдохнул полной грудью и чуть не рухнул со стула.

– Боже, Мерлин! Да этими малютками человека убить можно!

– Потому, сир, в Гильдии парфюмеров такой строгий отбор.

Мэтр Мерлин взял огромное павлинье перо и миниатюрную записную книжку с тончайшими листами.

– Я бы хотел исследовать ваше субъективное восприятие запахов, сир, госпожа. Вам нужно определить эту эссенцию одним словом.

– Фиалка, – ляпнул Тибо.

Перо павлина не шелохнулось.

– Путешествие, – предположила Эма.

Мэтр Мерлин задумчиво повторил: «путешествие» и записал слово в блокнот. Пышное перо обмахнуло его лоб. Они исследовали субъективное восприятие еще больше часа, опробовав несколько дюжин колбочек. Опьянев от эссенций, Тибо держался за стол, чтобы не качаться, а Эма сияла от счастья. Мэтр Мерлин еще никогда не имел дела с такой одаренной клиенткой.

– Человек невежественный считает, – поведал он едва слышно, – что духи – всего лишь приятно пахнущая жидкость. Серьезная ошибка, ваши величества. Тогда впору обставить себя горшочками с рагу.

– А-а… – протянул Тибо, чувствуя, что он в числе таких невежд.

– Вот именно, сир. Люди более сведущие подбирают запах под конкретный тип кожи. Но этого недостаточно. Отнюдь.

– А-а… – глупо повторил Тибо.

– Нет и нет, сир. Поскольку сама по себе кожа – не просто поверхность: в ней проявляется внутренняя жизнь. Строение души, перемены настроений, сокровенные порывы, пороки и добродетели и…

Теория эта вдруг вернула Тибо на землю. Чтобы не прерывать парфюмера, он поднял руку, как в школе.

– Ваше величество? – прервался Мерлин.

– Я хотел спросить, какого рода женщинам предназначена ваша «Нежная голубка». Скажем, не рыжеволосым, случайно?

Парфюмер поправил жабо. Такое точное попадание от обладателя столь грубого нюха его глубоко поразило.

– Действительно, сир, рыжеволосым. На брюнетке «Нежная голубка» становится слишком острой, на блондинке приторной. А на рыжеволосой, особенно если женщина чувственна и вспыльчива, «Нежная голубка», напротив, раскрывается идеально взвешенным букетом. И чем ярче проявляется характер, тем полнее раскрытие аромата. У жестокой женщины оно достигает своего апогея.

– Спасибо, мэтр Мерлин. Большое спасибо, – улыбнулся Тибо с видимым удовлетворением.

– Но зачем называть духи для жестоких женщин «Нежная голубка»? – удивилась Эма.

– Прекрасный вопрос от прекраснейшей королевы, – польстил ей парфюмер, понизив голос до едва слышного шепота. – Позвольте доверить вам самую сокровенную тайну моего ремесла: тот, кто покупает духи, стремится приобрести то, чего ему больше всего недостает. Это желание я и запечатлеваю в двух словах. Жестокой женщине я продаю нежность. Скромной женщине – дерзость. Скажем, «Пылающее пламя» или «Роковое кружево».

– У меня нет слов, – признался Тибо. – А что вы запечатлеете в названии духов для королевы?

– Ваше величество! – оскорбился парфюмер. – Я бы не стал раскрывать вам свой секрет, если бы знал, что его используют в отношении королевы! Нет, нет и нет. К тому же, насколько я могу осмелиться судить, личность королевы не отмечена никаким недостатком, что, следует признать, огромная редкость. Аромат этот станет чем-то, не имеющим подобия, чем-то… вроде картины без названия. В крайнем случае – какой-нибудь номер.

– Номер?! – воскликнула Эма, прожившая большую часть жизни как рабыня «номер двести шестьдесят восьмой» и с тех пор ненавидевшая цифры.

– Вы предпочитаете картину без названия, я помечу, – успокоил ее парфюмер, что-то записав в блокнот.

– Вы уже выбрали нужные эссенции? – спросил Тибо.

– Пока обдумываю, сир. Но точно не оранжерейных цветов. Исключительно дикорастущие образцы, и среди них – редкий вид иглистой розы, которая подолгу может сносить самые суровые условия, но едва ее польют – расцветать снова. Для дистилляции – свежая родниковая вода или собранная утром роса. Беглый аромат миндального дерева в цвету, и – почему нет? – крапивная нотка.

Тибо рассмеялся. Это был точный ботанический портрет его возлюбленной. В приступе оптимизма он вдруг увидел королевство ему под стать: крепкое и тонкое, простое и изощренное и, главное, – способное внезапно