Треугольник - Яник Городецкий

Там, где деньги — там право, закон и власть. Где нет денег — нет ни права, ни власти, ничего. Там только такие, как Пальма. Это не я придумал, это придумали финикийцы. Они жили очень давно, и ничего с тех пор не изменилось на свете. Раньше я думал, что найдутся такие люди, которые сделают все по-другому. А потом понял, что такие люди как раз и называются коммунисты. Или не коммунисты, а социалисты. Или кто угодно. Как ни назови — все равно.

Эти синеватые бумажки — убийцы. Не счесть, сколько человек они уже погубили. Могли погубить и еще одного.

Одна… две… три. Три тысячи. Четыре тысячи.

Десять… пятнадцать…двадцать пять. Двадцать пять тысяч рублей в одной пачке.

— Юль, двадцать пять, — сказал я. — Теперь пятисотки посчитать, а там их помножить, и все.

— Пятисоток тридцать, — сказал Пальма. — Пятнадцать тысяч. Блин, я столько денег в руках держать боюсь.

Я тоже боюсь. Сперва всегда страшно, когда у тебя в руках — сила. Самая высшая сила, которая может все на свете.

Юлька аккуратно складывала деньги в две кучки: розовую и синюю. Розовая была намного больше. Но все равно денег было много.

— А давайте башню строить, — весело предложила Юлька. — Под потолок упрется.

— Миллион триста, — пересчитал Пальма. — Миллион и еще триста… Ужас какой.

— Хватит?

— С головой.

Значит, мне напрасно показалось, что тут пятьдесят миллионов. Но это, в общем-то, все равно. А Пальма, кажется, даже не верит тому, что случилось. Так и не понял до конца.

— Теперь будем ждать бабушку? Может, позвоним ей? — предложил я. — Чтобы пораньше приехала. Пальма, а как она вообще не побоялась тебя здесь оставить и уехать?

— Как не побоялась. Еще как. Я ее еле уговорил.

— А зачем?

— Вот именно, зачем? Зачем ей тут оставаться? Какая разница, останется она тут или нет? Ничего не изменится.

Это верно. Ничего не изменится. Но я бы остался.

— А давно она уехала?

— В понедельник утром. А потом Юлька тебя привела.

Значит, три дня. Уже скоро вернется.

— Так как насчет позвонить?

— Там нет телефона, Кот.

Точно. Дурень, откуда на даче телефон?

— А мобильник? У бабушки нет мобильника?

— А можно подумать, у нас есть! — обиженно буркнула Юлька. — Какой мобильник, Март?

Замечательно.

— Значит, никак не связаться, что ли?

— Значит, никак, — кивнул Пальма. — Да ладно, подождем. Март, ты не думай, что я собрался умирать завтра.

— Ничего я такого и не думаю, — испугался я.

Я врал. Я действительно боялся, что мы потеряем время. А Пальму это совершенно не заботило. Он был спокойный, как удав. Я не понимал его.

— Знаете что, — сказала Юлька, вертя в руках пачку синих бумажек, — Давайте их сгрузим обратно в рюкзак. А то как-то не по себе на них смотреть.

Мы торопливо сложили деньги в рюкзак. Вот странно — мы их достали, радоваться надо. А радоваться не получается. Неужели потому что я их украл? Или не поэтому?

— А я колесо накачал, — вспомнил Пальма. — Может, покатаемся?

— Ты же говорил, что не будешь больше никогда, — подколола Юлька брата.

— Да вот захотелось. А тебе жалко, да?

— Безумно. Пальма, заметь: ты сам нарываешься.

— Бла-бла-бла.

Юлька потянулась за подушкой. Я успел перехватить подушку первым.

— Хватит уже драться, так мы никогда не покатаемся.

— А мы с тобой, Март, и не покатаемся. Сейчас эта свинья сядет за руль и у него ни в жизнь не допросишься покататься, — предупредила меня Юлька.

— Да нет. Март может кататься. Я ему разрешаю.

Юлька попыталась отобрать у меня подушку. Я сунул ее за спину. Господи, эти двое могут жить мирно?

— Все, — сказал я. — Бой закончен со счетом ноль-ноль. Прошу пожать друг другу руки.

— А реванш? — пошутила Юлька.

— Никаких реваншей, — отрезал я. — Вы меня уже замучили. Мир во всем мире…

Через полчаса мы (наконец-то!) выкатили велосипед на улицу. Я с ужасом понял, насколько Юлька была права. Я свою очередь кататься могу уступить кому угодно. Но эти двое вряд ли окажутся такими же сговорчивыми.

— Ну что, Март, — толкнул меня локтем Пальма. — Будем соблюдать правила приличия? Не ударим в грязь лицом…

Я сперва не понял, о каких правилах приличия он говорит. Но догадался, когда он отдал велосипед Юльке. Она явно не ожидала от брата таких проявлений вежливости в душевном порыве.

— Спасибо, — довольно удивленно сказала она. — А может, как-нибудь вместе?

— А как? Ты в седле, Кот на багажнике, а я где?

— А ты пешочком. Да шучу, шучу, — засмеялась Юлька, глядя на оскорбившееся лицо Пальмы. — Ты на раме. Сядешь?

— Давайте лучше я на раме, — предложил я. — Я меньше, ехать легче будет.

Короче, так мы и сделали. Я разместился на раме, а Юлька — на багажнике. Пальма здраво рассудил, что крутить педали будет он, поэтому Юльку пришлось ссадить на багажник. Оказалось, довольно ничего. Мне, правда, было не очень удобно (а вернее — совсем не удобно), а Пальма немножко не справлялся с управлением, но в остальном все было просто отлично. Мы объехали вокруг школы, проехали супермаркет и выехали к магистрали, а оттуда — снова во двор.

Я уже почти что забыл, как это здорово, когда ветер несется прямо навстречу тебе, и ты рассекаешь его, как парусник. Последний раз я катался на велосипеде четыре года назад: я тогда как раз научился кататься на двухколесном. Это был Глебкин велик, его угнали в августе. Хорошо, хоть не в июне, а то бы никогда не научился…

— Здорово, да? — весело спросил Пальма, когда мы сделали второй круг у школы.

Было здорово. Мы смеялись, болтали, и, казалось, ни на секунду не вспоминали о том, что дома в рюкзаке лежит украденный миллион, о том, что один из нас может скоро умереть, а еще один уже умер. Было здорово — только ветер свистел в ушах, не оставляя в голове никаких дурных мыслей и ничего, кроме пьянящего веселья. Мы хохотали, как безумные; а спроси хоть кого из нас, отчего — мы не смогли бы ответить. Нам просто было хорошо. И хотя я согнулся в три погибели, а на стальной раме сидеть было не очень комфортно, и ногой я часто цеплял асфальт — мне было весело. Мне никогда раньше так не было весело, черт возьми!

— Март, а ты знаешь, как правильно говорить — у рыбей нет зубей, у рыбов нет зубов или у рыб нет зуб? — спросила меня Юлька. Я улыбнулся.

— А я тоже знаю загадку, — сказал я, в сотый раз поправляя мешающуюся длинную челку, — Расскажи без материнки, на фиг падают снежинки?

— Это чего, загадка, что ли? — не понял Пальма.

— Ну да. Знаешь ответ?

— Нет. А чего она какая нескладная?

— Как это — нескладная? В рифму.

— А я знаю! — весело крикнула Юлька. Мы как раз проезжали стройку, и было шумно: наверное, работал кран. — Наконец зима пришла!

Мы с ней засмеялись, а Пальма недовольно посмотрел на меня.

— Это чего, ответ?

— Да, — сказал я. — Это ответ. Пальма, ну как до жирафа, честное слово. Давай загадывай.

— Что загадывать?

— Загадку. Твоя очередь.

— А я не знаю больше.

— А ты вспомни.

Пальма сосредоточенно крутил педали, напряженно вглядываясь куда-то в одну точку. Он вспоминал. Кажется, безуспешно.

— Не, не могу.

Я поворочался на раме, пытаясь облегчить страдания затекшей ноги.

— Пальма, не ленись. Давай. Сконцентрируйся. Ты сможешь, Пальма…

— Мы в тебя верим, — подхватила Юлька. — Давай, Пальма!

Мальчишка устало покачал головой.

— Ну ладно. Красная головка торчит на грядке.

Мне тут же пришла в голову мысль, что это может быть морковка. Но с другой стороны, должен же быть какой-то подвох, верно? Я посмотрел на Юльку.

— Знаешь?

Она пожала плечами.

— Давай подсказку! — потребовал я.

— Никаких подсказок. Это загадка без подсказки.

— Тогда сдаемся.

— Ну подумайте, это очень простая загадка!

— Да не знаем мы, что это такое, — Юлька толкнула Пальму кулаком в спину. — Раскалывайся, Тольятти.

— Красноголовый грядкоторчатель! — засмеялся мальчик. Я не выдержал и прыснул тоже. Мы ехали и ржали, как ненормальные, а недовольные люди со скучными лицами, мимо которых мы с хохотом проносились, строго поджимали губы. Спорю на что угодно, они завидовали нам. У нас было то, что не купить ни за какие деньги. Деньги — это бумажки. А у нас было нечто куда дороже них. У нас было детство. То самое детство, когда можно, никого не стесняясь, ехать на велосипеде, растопырив ноги и громко заливаясь смехом. И нам завидовали.

И я тоже буду завидовать… если стану взрослым.

— А пускай Март сядет в седло! — предложила Юлька. Я даже похолодел сначала от этой мысли.

— Ты что говоришь такое, Юлька… Как я сяду?! Как это?

— А что? Прикольно, — подхватил Пальма. — Садись! Во все обалдеют!

— Я вас не увезу, — попытался отпереться я.