Наследницы - Элизабет Адлер

— Роузи, — позвал Джек, слегка толкнув ее в бок. — А почему бы нам не пожениться?

Роузи моментально проснулась.

— Ты действительно этого хочешь?

Ее глаза округлились от изумления, и при свете начинавшегося дня она, лежа в постели голой, выглядела очень хорошенькой.

— Действительно, — ответил Джек. — Я все обдумал и пришел к выводу, что это будет хорошо для нас обоих.

— О, охх… Джек! — воскликнула Роузи, сплетая на нем руки, а затем и ноги. — Где мы проведем наш медовый месяц?

Перед рассветом Джек снова разбудил Роузи.

— Собирайся. Давай убираться отсюда, — сказал он, игриво шлепнув ее.

Он привез ее в самый лучший магазин в Сан-Антонио и сказал, чтобы она выбрала себе платье. Здесь Роузи была в своей стихии и, окруженная продавщицами, перемерила все платья. Наконец она остановилась на девичьем шелковом платье персикового цвета с узкой юбкой в оборочках. Каждая оборочка была обшита атласной ленточкой. Она купила подходящие по цвету к платью атласные туфли и шляпку-колокол с огромной кистью цветов персика сбоку.

Затем Джек отвез ее в ювелирный магазин, где она, прежде чем принять решение, перемерила несколько бриллиантовых колец, остановившись на одном — с единственным круглым бриллиантом, который был в два раза больше маленького рубина и бриллиантов в кольце, подаренном ей Дэвидом. Она еще купила и золотое обручальное кольцо. Роузи сама расплатилась за свои покупки.

— Я верну тебе деньги, как только мы приедем в Чикаго. Там находится мой банк, — сказал ей Джек.

Затем он повез ее на красном «додже» в городскую управу, где они получили лицензию.

В тот же день Джек и Роузи поженились и немедленно отправились в свадебное путешествие в Чикаго, где у Джека были дела. Чикаго был одним из любимых городов Роузи.

Глава 14

Прошло шесть месяцев, прежде чем Ханичайл снова увидела свою мать. Она ехала по проселочной дороге на обычной для нее скорости, только на сей раз не гудела. Ханичайл заметила большую вмятину в ее красном «додже» и сломанную подножку. Сердце девочки наполнилось неожиданной нежностью, когда она заметила, что мать, выйдя из машины, хромает.

— Мамочка, мамочка, ты ушиблась! — закричала Ханичайл, бросаясь к матери.

— Как видишь, — с горечью ответила Роузи. Ханичайл в ужасе смотрела на гипс на колене матери и на ее покрытое синяками лицо. Она протянула к ней руку.

— Я помогу тебе, мамочка. Ты можешь опереться на меня.

Роузи разразилась визгливым смехом, в котором не было ничего веселого.

— Спасибо, детка, — сказала она. — У меня есть на кого опереться.

На веранде появилась Элиза. Она стояла подбоченившись, разглядывая помятую машину, затем перевела взгляд на Роузи.

— Кто-то поколотил тебя? — спросила она наконец.

— Так оно и есть, Элиза, — сквозь слезы ответила Роузи. — Можешь в этом не сомневаться.

Она выглядела такой несчастной и подавленной, что сердце Элизы сжалось.

— Может, она на этот раз покончит с распутством, — сказала Элиза Ханичайл, готовя на кухне кофе. — Возможно, она решила исправиться.

— Ты хочешь сказать, что на сей раз она останется дома, Элиза? — спросила Ханичайл, замирая от страха.

Одно дело — раскаивающаяся Роузи со сломанной коленкой, но кто знает, на сколько ее хватит. Она может вернуться к прежней жизни, а Ханичайл этого уже не вынесет. Ей хотелось, чтобы все оставалось по-прежнему, так, как было сейчас.

Сидя на веранде, Роузи молча потягивала кофе, глядя куда-то вдаль. Ханичайл, устроившись на верхней ступеньке и обхватив руками колени, наблюдала за ней. Фишер, лохматый черный щенок, которого Том подобрал где-то на дороге, лежал, свернувшись калачиком, рядом с ней и, высунув язык, тяжело дышал, изнемогая от жары.

— Надо очень постараться, чтобы найти такую безобразную собаку, — раздраженно заметила Роузи, продолжая глядеть вдаль. — Где ты ее выискала?

— Ее дал мне Том. — Ханичайл погладила щенка по голове, и тот, встрепенувшись, лизнул ее.

— Верни ее ему обратно. Эта собака ни на что не годится. — Роузи сделала еще глоток кофе. — Кофе отвратительный, — сказала она Элизе.

— Такой же, как и ты, — огрызнулась Элиза.

Роузи разразилась слезами. Она уже больше не могла сдерживать себя, и вся история сорвалась с ее дрожавших губ: она рассказала, каким джентльменом был Джек Делении, каким преуспевающим — как он сам говорил — он был. Как он добивался ее и как она вышла за него замуж.

— Ты вышла замуж?! — удивленно воскликнула Элиза. — За этого городского хлыща? Разве я не говорила тебе в тот раз, что он все осматривал с таким видом, словно уже считал себя здесь хозяином. Удивляюсь, что этот негодяй сразу не поселился здесь.

— Жаль, что он этого не сделал, — с горечью заметила Роузи.

Удивленные голубые глаза Ханичайл неотрывно смотрели на мать, когда та рассказывала, как они с Джеком поженились в Сан-Антонио и каким чудесным было их путешествие в Чикаго. Они снимали огромный номер в отеле «Дрейк», обедали в лучших ресторанах, посещали все шоу и бары, где танцевали все ночи напролет, какие знаменитости и гангстеры там были — все в вечерних туалетах и драгоценностях. Джек даже познакомил ее с Аль Капоне. Такого в ее жизни никогда не было.

При всех этих воспоминаниях на лице Роузи появилось тоскующее выражение.

— Это было самое чудесное время в моей жизни, — сказала Роузи со вздохом, думая о том, как все могло бы быть и дальше. Но ее голос ожесточился, когда дело дошло до правды: — Когда к концу месяца скопились счета, Джек сказал мне, что он временно стеснен в деньгах, и попросил меня оплатить счета, пообещав, что в скором времени все вернет. — Роузи беспомощно развела руками. — Этот парень жил как принц: лучшие костюмы, самые большие номера в лучших отелях, самая дорогая выпивка. Джек покупал все самое лучшее. Как тут можно было ему не поверить? Но, само собой разумеется, за все платила я. И платила везде: в Сент-Луисе и Индианаполисе. В Цинциннати, Огайо, Питсбурге и Пенсильвании. Он дал мне передышку только в Нью-Джерси, сказав, что на него внезапно свалились деньги: какой-то платеж или долг. — Она помолчала, с тоской вспоминая прошлое. — В тот вечер он отнесся ко мне как к королеве, самой настоящей королеве. Он купил мне новое вечернее платье с пелериной, которая развевалась, когда я танцевала, и все смотрели на меня, восхищались мной.

Ханичайл представила мать в красном платье с пелериной, ниспадающей с плеч. Она представила себе мужчин, глазевших на нее, и еще ближе придвинулась к щенку, словно ища у него защиты.