Лихая гастроль - Евгений Сухов

– Об этом и речь, – забрал граф фотографию.

– А сколько же вы с меня возьмете за свои хлопоты?

– Ну что вы?! О чем речь! – всерьез возмутился граф. – Мы с вами, можно сказать, почти родственники, а вы говорите о каких-то деньгах… Как-то уж совсем не по-христиански получается. Да я и не сваха вовсе! Я ведь помогаю вам, потому что вы мне весьма симпатичны.

– Уж прямо и не знаю, – недоверчиво протянул купец. – А только с чего бы вам стараться?

– А может, я с вами просто породниться хочу. Ха-ха-ха! Да и родственницу свою хотелось бы за хорошего человека замуж выдать. Барышня она весьма достойная, да и вы очень подходящий человек. Не знаю, что из этого получится, все-таки она девушка с характером… Но почему-то я уверен, что вы ей понравитесь. Хочется судьбу ее устроить, а потом, она небогатая. Если говорить откровенно, то, кроме громкого титула, у нее за душой ничего нет!

– Вон оно как… И когда же вы с ней переговорите? – не скрывая интереса, спросил Евдоким Филиппович.

– А чего тянуть с хорошим делом? – озорно ответил новый знакомый. – Как только в Москву приедем, так сразу и переговорю. Не век же ей в девках сидеть! Надеюсь, с лестницы не спустит за такую заботу? Ха-ха-ха!

– А может, отметим это дело? – предложил Ануфриев, подняв «белоголовку».

– Почему бы и нет? – приободрился попутчик. – С хорошим человеком как не выпить. Вот только у меня от водки желудок сводит.

– Так как же быть? – озадаченно протянул купец, поставив бутылку с водкой на прежнее место.

– Я бы предпочел коньяк, а еще лучше виски.

– Где же их взять-то?

– В соседнем вагоне имеется шикарный буфет! Я сейчас сделаю заказ, а уж проводник обслужит нас в лучшем виде, – живо произнес новый знакомый.

– Позвольте мне вас угостить, – предложил купец.

– Ну-у, уж если вы так настаиваете…

– Почту за честь. Все-таки вы сами сказали, что мы с вами почти что родственники.

– Если только так… Я бы предпочел непременно шотландский виски. Знаете, это нечто божественное, а к такому напитку хотелось бы и соответствующую закуску.

– Не извольте беспокоиться, закажу все в лучшем виде.

* * *

В Москву приехали утречком. Поезд, громко пыхнув, остановился на перроне, и Евдоким Ануфриев вместе со своим новым знакомым в плотной толпе прибывавших пассажиров вышел из здания Рязанского вокзала.

Евдоким Филиппович так и ахнул от накативших чувств, когда они вышли на привокзальную площадь. В его глазах читалось: «В нашем городе такого не встретишь! Как ни велик Сенной базар, но при желании его и переплюнуть можно, а тут, куда ни глянь, до ближайшего здания полверсты будет, а то и поболее». Все дома каменные, под самое небо. Народа пропасть, не протолкнуться, все куда-то спешат. Трамваи, нагоняя на прохожих страху, звенят; извозчики, надрывая горло, зазывают пассажиров, а автомобили гудят так, что заставляют по сторонам шарахаться пешеходов.

А тут, как назло, его новый знакомый куда-то запропастился. Евдоким усиленно вертел головой, пытаясь отыскать его среди череды снующих пассажиров. В какой-то момент им овладело отчаяние – огромный город пугал, – куда же теперь подаваться-то? «Ничего, разберусь, был бы целковый на извозчика, а уж он отвезет куда надобно!»

Но неожиданно среди потока пешеходов Евдоким рассмотрел узкую спину светлейшего графа, энергично разговаривающего с каким-то босяком.

Подхватив дорожную сумку, купец направился через толпу.

– А вот и вы, милейший, – обрадованно произнес граф Демидов. – А я уже хотел было кликать вас. Думаю, куда же это вы запропастились?

– Так ведь оно…

– Посмотрите, какая интересная вещица у этого господина. Золотые часы, и совершенно за бесценок! – показал он на босяка, державшего в руках часы с огромной желтой цепью.

Евдоким Филиппович взял часы. И вправду – золото! Тяжеленные, и по виду подходят. Такие часы не менее чем триста целковых стоят!

– И почем часы? – по-деловому осведомился Евдоким, показывая незаурядную купеческую хватку.

– Тридцать пять целковых! – заверил босяк.

– Отчего так дорого? – спросил Евдоким, давая понять, что торговаться умеет.

– Потому как мне самому за двадцать пять целковых достались. Должен же я какой-то навар заполучить.

Евдоким невольно покривился: «Говорит, что за двадцать пять целковых купил…. Да у такого босяка, как этот, в кармане никогда не бывало суммы больше, чем гнутый пятак. Украл, поди, вещицу у какого-то залетного ротозея, вот сейчас хочет сплавить по дешевке».

– Оно и верно, как же без навара, – легко согласился купец, продолжая разглядывать часы. Пытаясь выявить возможный изъян, поворачивал их со всех сторон.

Однако ни царапин, ни трещин на корпусе и крышке не обнаружил. Сразу видно, что хозяин был бережливый и к часам относился трепетно. Да и механизм в полном порядке.

У Евдокима Филипповича было трое часов: двое серебряных, купленных в прошлом году в лавке, и золотые, доставшиеся от покойного батюшки. Правда, они были пожиже, чем эти: не столь большими, цепь потоньше и покороче, да и отставали в сутки минут на пять. А тут сразу видно – вещь! Один размер чего стоит. За такую цену – почти даром. Так что часы ему были без надобности, но вот против соблазна устоять не сумел.

– Вы бы, барин, не очень-то часиками сверкали, – взмолился босяк, – вещь ценная, как бы фараоны не приметили. Вам-то что, вы человек приезжий! А с меня спрос.

Евдоким Филиппович понимающе кивнул, уверяя в своей благонадежности.

– И где же ты их раздобыл?

– Один беспашпортник нашел, ну а я у него выкупил, – серьезно ответил босяк. И тотчас перекрестился, глядя в глаза Евдокиму. – Вот те крест, ежели не веришь!

Покачав в руке часы, купец весомо изрек:

– Более чем тридцать целковых дать не могу, они мне без надобности.

– Эко, сразу видно, что купец! – одобрительно покачал головой босяк. – Торговаться умеете. Ну да ладно! – махнул он рукой. – Согласен, уж больно деньги нужны.

Отдав босяку тридцать рублей серебром, Евдоким забрал часы (босяк незамедлительно растворился в толпе, как если бы его и не было), еще раз повертел в руках на наличие изъянов и, убедившись, что вещь стоящая, отцепил батюшкины часы и нацепил купленные, поболее раза в полтора.

– Как они идут к вашему обличию, – одобрительно проговорил новый знакомый. – Эдакий вы счастливец, не успели в Москву прибыть, а уже такую ценную вещь отхватили! Видно, вам во всем покровительствует госпожа Фортуна. Так сколько там на ваших золотых?

Щелкнув большущей крышкой, Евдоким Филиппович ответил со значением:

– На моих без пяти минут десять.

– Вот и отлично, молодой человек. Давайте сделаем вот что… Сейчас вы езжайте в «Метрополь», а завтра мы с вами встречаемся часа в два пополудни в гостинице. Я вам расскажу о своей родственнице. Только не забудьте сделать для нее свою фотографию. Важно, чтобы она была качественной и чтобы вы ей понравились. А то ни за что встречаться не пожелает. Ох, уж эти женщины! Они всегда полагаются на первое впечатление, считают, что оно наиболее верное.

– Непременно сделаю, – пообещал Евдоким. – И денег не пожалею!

– И еще вот что, обязательно напишите свою биографию. Кто вы, откуда родом, кто ваши родители… Желательно поподробнее. Можете и стишком каким-нибудь приукрасить, это на ваше усмотрение. Женщины любят подобные вещи, и это будет так трогательно!

– Непременно расстараюсь! – заверил Евдоким Филиппович. – Сделаю все в лучшем виде.

На том и расстались.

Ануфриев пошел в конец площади, где извозчики, по заверению графа, были не в пример дешевле тех, что стояли у самого входа, и, заплатив полтину, скоро прибыл в «Метрополь».

Оформившись в гостинице, Евдоким отправился к фотографу. Пришлось протопать несколько кварталов, прежде чем удалось определиться с фотоателье. Засняться решил у старого мастера с фамилией Оболенский, что должно было указывать на его княжеское происхождение. А в одной из витрин он и вовсе рассмотрел императора в окружении домочадцев. Там, где фотографируют императоров, авось отыщется место и для купца второй гильдии. Евдоким Филиппович заказал к завтрашнему дню портрет, сделав пожелание старому фотографу:

– Вы бы, милейший, запечатлели меня так, чтобы золотая цепь была видна.

– Сделаем непременно, – заверил фотограф, спрятавшись под черную материю.

– Да вот еще, чтобы перстенек с сапфиром вошел.

– Все будет в лучшем виде, – ответил мастер, наводя объектив. Немного поколдовав, фотограф объявил: – Снято!

Предовольный Ануфриев вернулся в гостиницу.

Заказав половому принести в номер чай, Евдоким достал лист бумаги и, макнув перо в чернильницу, принялся за жизнеописание. Почесав перышком за ухом, написал первую фразу: «Княжна, раскрывающийся бутон моего сердца, – подумав малость, добавил: – Ежели бы вы только знали, как давно я жду встречи с вами…»