Али-баба и тридцать девять плюс один разбойник - Леонид Резников

по веревке, удерживающей сбившихся в кучку рабов, и те решили, что самое время делать ноги. Один из рабов умудрился незаметно выхватить кинжал из ножен пробегавшего мимо вопящего разбойника, за которым гнался разъяренный верблюд, и быстро разрезал оставшиеся веревки. Пленники прыснули в стороны, стараясь отбежать как можно дальше от каравана и затаиться в ночи.

Паника в караване усилилась. Никто не мог понять, что происходит. Разбойники не нападали, но и не уходили – это было странно, сильно настораживало и попахивало особо изощренным садизмом, когда жертву сначала запугают до полусмерти, а лишь потом лишат жизни, избавив от мук. Кто-то заметил, что рабы бежали, но сейчас было не до них. Ревели верблюды, ржали кони, почувствовав запах корма. Некормленые целый день, они набрасывались на разорванные мешки, вбирая мягкими губами ячмень и пшеницу вперемежку. Толстяк-караванщик вопил об убытках, колотя себя кулаками по лысой голове, и умолял разбойников прикончить его, но тем было не до того. В довершение ко всему кто-то разломал клетки с голубями, и перепуганные птицы принялись метаться меж людей и лошадей, внося свою толику во всеобщую панику и неразбериху.

Факел выбили из рук Махсума, и тот упал на песок. Его тут же затоптали множество ног. Во вновь накрывшей людей непроглядной тьме началась настоящая свалка. Ни крики, ни увещевания главаря не помогали восстановить порядок в разбойничьем войске. Вой, топот, ржание и хрипы невозможно было перекричать.

Махсум, едва не сорвав голос и порядком охрипнув, махнул наконец на все рукой, отошел подальше, уселся на песок и низко повесил голову. Мимо, издевательски чавкая, прошел верблюд, за ним еще один и еще. Слышались людской шепот и неприятные, скребущие душу насмешки. Махсум не шевелился. Ему уже было глубоко на все наплевать.

– Шеф, где вы? Шеф? – прокричал Ахмед где-то совсем рядом.

– Я здесь, – буркнул Махсум, не оборачиваясь.

– Мы взяли рабов, шеф! Взяли!

– Я рад за тебя, Ахмед. Очень рад, – вздохнул Махсум и уставился на восток, туда, где на самом горизонте, едва алея, начинало зарождаться утро нового дня.

Касым проснулся рано. За окном только-только забрезжил рассвет, окрасивший небо в желтовато-оранжевые оттенки. С рассветом проснулись первые птицы, осторожно пробуя голос. В другой комнате всхрапывала и причмокивала во сне губами Айгуль, беспокойно ворочались дети.

Касым повернулся на спину и распахнул глаза. Взгляд его остановился на горелой дыре в потолке. На краю дыры сидела крупная ворона и, вывернув голову вправо, пристально разглядывала Касыма одним глазом.

– Кыш! – сказал Касым, не особо рассчитывая прогнать нахальную птицу.

– Кар! – ответила ворона и, повернув голову, уставилась другим глазом.

– Ну и… шайтан с тобой.

В комнате до сих пор пахло дымом, а стены и пол все еще были влажными от пролитой на них воды. Касым досадливо поморщился, почесал бок и кряхтя поднялся с постели. Ежась от утренней прохлады, он спешно накинул на плечи халат, обулся в разношенные шлепанцы и, широко зевая, поплелся во двор. Ему показалось, что скрипнула калитка на половине Али-бабы. Ну, он ему сейчас задаст, он ему покажет, как будить людей в такую рань! А может, Али-баба уже отправился за мешком золота, как и обещал? Возможно, так оно и есть, и это меняет дело.

Впрочем, вчерашний задор у Касыма уже несколько прошел, и теперь он ощущал горький осадок от всего, что натворил вчера: поругался с Али-бабой на пустом месте, вывел из себя соседа, получив от него горшком по голове, и с дури поджег собственный дом. Касым до сих пор не мог взять в толк, зачем ему вообще понадобилось устраивать пожар. И Касыму едва ли не впервые в жизни стало стыдно. Совсем немножко, правда, но вполне хватило, чтобы усомниться, а нужен ли ему еще один мешок золота, и не дороже ли каких-то монет, пусть и ласкающих слух звоном, а зрение – блеском, нормальные отношения с братом. В смысле, с односторонней выгодой. А вдруг Али-баба возьмет да и переедет куда-нибудь подальше от Касыма, что тогда? Работать самому или нанимать слуг, чтобы ходили на рынок, рубили дрова и готовили лепешки? Так никаких денег не напасешься! А если Али-баба вообще сгинет из-за проклятого золота, что оно обратилось в прах! Ведь явно здесь дело нечисто!

Касым, мучимый сомнениями, решил остановить брата, пока тот не ушел слишком далеко. Но, к его удивлению, Али-баба все еще находился во дворе, когда Касым впопыхах ворвался на его половину.

– Ох, Али-баба, хорошо, что ты здесь! – обрадовался Касым, вразвалочку, на гусиный манер, подбегая к брату.

– Чего тебе, кровосос? – грубо бросил Али-баба вместо приветствия.

– Я кровосос? Ай-яй, как тебе не стыдно! – опешил Касым, но тут же взял себя в руки, изобразив на лице подобие благочестия и смирения. – Послушай, брат, давай не будем ругаться.

– А я с тобой и не ругался, – ответил Али-баба, расседлывая усталого осла и засыпая ему в кормушку остатки зерна вперемешку с сеном. – По-моему, вчера именно ты набросился на меня, будто дикий коршун на хромую куропатку.

– Э-э, знаешь, у меня вчера все пошло наперекосяк.

– Я заметил. Это от жадности.

– Э-э, да. – Касым смущенно повертел петельку на халате. – То есть, нет! Я вовсе не жадный. И знаешь что, мне не нужен мешок золота, вот! – выдал на одном дыхании Касым, и вдруг почувствовал, как полегчало на душе. Он даже широко улыбнулся от умиления за самого себя.

– То есть ты хочешь мне вернуть те полмешка, что забрал у меня вчера?

– Ты что, макового семени объелся?! – Брови Касыма поползли на лоб. – Полмешка – моя честная, законная доля. Я говорю о том мешке, что ты…

И тут взгляд Касыма случайно наткнулся на валявшийся у ног осла еще один крутобокий мешок, точь-в-точь такой, как тот, что вчера Касым утащил к себе. Только этот был полон золота до краев. У Касыма враз перехватило дыхание, а на лбу выступила невольная испарина.

– Что? Как? Когда?

Али-баба проследил за взглядом брата и спокойно задвинул ногой мешок в угол стойла, подальше с глаз долой.

– Ты уже был там и принес еще один мешок? – хрипло проговорил Касым.

– А тебе-то что за дело? Ты сказал, что тебе еще один мешок без надобности.

– Сказал! Но это… это нечестно с твоей стороны! Ты обещал его мне! – Касым ткнул себя кулаком в грудь. – Разве не так?

– Я вижу, ты не хозяин своему слову, брат, – покачал головой Али-баба, скложив руки на груди. – Сначала пообещал мне дом и позабыл. Затем сказал, что мешок тебе не нужен, а